Туман в ее глазах рассеялся. Тело, только что скованное страхом, обмякло, и она откинулась без сил на спинку кресла. Джорджия не могла отдышаться. Джуд прикоснулся к ее лицу, убирая прилипшие к щекам волосы, и поразился тому, какая она горячая.
— Пить, — прошептала она.
Он дотянулся до заднего сиденья, порылся в пакете с продуктами, что они купили на заправке, нашел бутылку с водой. Джорджия открутила пробку и выпила треть бутылки несколькими большими глотками.
— А вдруг сестра Анны не поможет нам? — спросила она. — Вдруг даже она не знает, как его прогнать? Мы убьем ее?
— Тебе лучше поспать. Отдохни. Все равно придется ждать до утра.
— Я не хочу никого убивать, Джуд. Я не хочу потратить на убийство мои последние земные часы на земле.
— Ты еще долго будешь жить на земле, — возразил Джуд. О себе он намеренно не упомянул.
— Я не хочу, чтобы ты убивал. Не хочу, чтобы ты становился убийцей. Кроме того, если мы убьем ее, за нами будут гоняться уже два призрака. Мне кажется, нам и одного хватает с избытком.
— Хочешь включить радио?
— Джуд, обещай мне, что не убьешь ее. Обещай!
Он включил радио. На коротких волнах ему попались «Фу файтерс». Дэвид Грол[36] пел, что он держится, еще держится. Джуд убавил звук до еле слышного бормотания.
— Мэрибет, — начал он. Она поежилась.
— Что с тобой?
— Мне нравится, когда ты называешь меня моим настоящим именем. Не зови меня больше Джорджией, хорошо?
— Хорошо.
— Как бы мне хотелось, чтобы мы встретились не в стрип-клубе. Чтобы ты увидел меня в первый раз не тогда, когда я раздевалась перед пьяной толпой, а раньше. Когда я еще не сделала всего того, чего теперь стыжусь.
— Ты знаешь, что люди платят большие деньги за слегка обшарпанную мебель? Как же они называются? Вещи, побывавшие в переделках? Вещь, у которой есть прошлое, гораздо интереснее, чем сошедший с конвейера новехонький безликий товар без единой царапинки.
— Точно, это про меня, — кивнула Джорджия. — Побывавшая в переделках. — Она снова дрожала.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — ответила Джорджия, но голос ее тоже дрожал.
Сквозь шорох эфирных помех радио что-то тихо напевало. Джуд успокаивался, в голове становилось яснее, а его мышцы, инстинктивно сжавшиеся в узлы, расслаблялись. На несколько мгновений его перестало волновать, что их ждет впереди и что придется сделать уже утром. Вдруг потеряло значение и то, что осталось позади, — долгие дни в дороге, призрак Крэддока Макдермотта с его пикапом и черными штрихами вместо глаз. На несколько мгновений Джуд почувствовал себя просто на Юге, в своем «мустанге». Он откинулся в кресле и слушал «Аэросмит».
Потом Мэрибет все испортила.
— Если я умру, — сказала она, — а ты останешься жив, я постараюсь остановить его. С той стороны.
— О чем ты говоришь? Ты не умрешь.
— Я знаю. Я говорю на всякий случай. Если что-то пойдет не так, как нам хочется, я найду Анну, и мы вместе постараемся остановить Крэддока.
— Ты не умрешь. Мне наплевать на то, что сказала доска «Ойя», и на то, что показала нам в зеркале Анна.
Он решил так несколько часов назад, еще в пути. Мэрибет в задумчивости свела брови.
— Когда она заговорила с нами, в комнате стало холодно. Я вся дрожала. Я не чувствовала своих рук на стрелке. А когда ты задавал Анне вопросы, я почему-то знала, что она ответит. Что она хочет сказать. Я не слышала ее голоса, ничего такого. Просто знала. Тогда мне все казалось понятным, а теперь нет. Я не могу вспомнить, чего она хотела от меня и что значит — стать дверью для нее. Хотя… Думаю, она имела в виду, что если Крэддок сумел вернуться, то вернется и она. Если ей помочь. А помочь ей должна я. Вот только — и это я поняла абсолютно точно — для этого мне придется умереть.
— Тебе не придется умирать. Если от меня хоть что-то зависит, ты не умрешь.
Мэрибет улыбнулась. Это была печальная улыбка.
— От тебя в данном случае ничего не зависит.
Джуд не сразу сообразил, как ей ответить. Ему уже приходило в голову, каким способом можно обеспечить безопасность Мэрибет, но сообщать ей об этом способе он пока не собирался. Он подумал: если умрет он сам, то Крэддок уберется восвояси и Мэрибет будет спасена. Исходил он из того, что Крэддоку нужна только жизнь Джуда. Поскольку он жив, Крэддок остается в этом мире. В конце концов, ведь Джуд купил его, Джуд заплатил за его Костюм. Вот уже почти неделю Крэддок пытается погубить его. Отбивая его атаки, Джуд не имел времени подумать не окажется ли цена за жизнь слишком высокой? Не лучше ли отдать призраку то, чего он хочет. А вдруг Джуд опять проиграет? Может быть, чем дольше он будет сопротивляться, тем больше потеряет? Например, погубит вместе с собой и Мэрибет. Ведь мертвые тянут живых вниз.
Мэрибет смотрела на него ласковыми влажными глазами, сияющими в темноте. Он провел рукой по ее волосам. Она так молода и так прекрасна. Лихорадка не отпускала ее, лоб был влажным и горячим. Мысль, что девушка умрет раньше его, казалась не просто невыносимой — она была непристойна.
Он потянулся к ней, взял ее ладони в свои. Лоб ее горел, но руки оставались холодны как лед. Он подвинул их к свету, к лучу уличного фонаря. Увиденное в очередной раз шокировало его. Теперь не только правая, а обе ее кисти побелели и сморщились, но правая выглядела хуже. Подушечка большого пальца превратилась в большой блестящий гнойник, ноготь исчез, отвалился. По обеим ладоням бежали красные линии распространяющейся инфекции — по тонким венам вверх, через запястья, расползаясь по коже алыми полосками.
— Что с тобой происходит? — спросил он, хотя, конечно, знал ответ. На коже Мэрибет проступала история смерти Анны.
— Она стала частью меня. Я будто несу ее внутри себя. И началось это, по-моему, несколько дней назад.
Как ни странно, такое предположение не удивило Джуда. Подсознательно он догадывался об этом. Какое-то седьмое чувство давно нашептывало ему, что Мэрибет и Анна сливаются воедино, становятся одним человеком. Он слышал это в произношении Мэрибет, так похожем на лаконичный и тягучий говор Анны. Он видел это в том, как Мэрибет играла своими волосами — так когда-то делала Анна.
Мэрибет продолжала:
— Она хочет, чтобы я помогла ей вернуться в наш мир, и она остановит его. Я — ее дверь, она так сказала.
— Мэрибет, — начал было Джуд, но не нашел, что сказать.
Она закрыла глаза и улыбнулась.
— Да, это мое имя. Не поминай его всуе. А вообще-то, нет, я передумала. Говори его так часто, как хочется. Мне нравится, как оно звучит в твоих устах. Мне нравится, что ты произносишь мое полное имя, а не короткое «Мэри».
— Мэрибет, — повторил он и отпустил ее руки, поцеловал в лоб над левой бровью. — Мэрибет. — Он поцеловал ее левую скулу. Она вздрогнула, на этот раз от удовольствия. — Мэрибет. — Он поцеловал ее в губы.
— Да, это я. Это то, что я есть. Это то, чем я хочу быть. Мэри. Бет. Ты словно получаешь двух девушек по цене одной. Эй, слушай — а ведь у тебя сейчас действительно могут быть две девушки. Если Анна внутри меня. — Она открыла глаза и нашла его взгляд. — Когда ты любишь меня, возможно, ты любишь и ее. Повезло тебе, а, Джуд? Такая выгодная сделка!
— Ты лучшая сделка на свете! — проговорил он.
— Так не забывай об этом, — сказала она, целуя его в ответ.
Он открыл дверь и выпустил собак на улицу, и на время Джуд и Мэрибет остались в салоне «мустанга» вдвоем. А овчарки устроились на цементном полу гаража.
Он проснулся с бьющимся сердцем. Собаки лаяли, и его первой мыслью было: «Это призрак. Призрак вернулся».
Ночью они снова забрали собак в машину, и те привычно улеглись на заднем сиденье. Сейчас же Бон и Ангус стояли бок о бок, уткнувшись мордами в заднее стекло, и смотрели на неказистого желтого Лабрадора. Лабрадор же (сучка) выгнул спину и поднял хвост, пронзительно тявкая на «мустанг». Овчарки следили за ним с живым интересом, время от времени отвечая громким и резким «рр-гав», от которого в замкнутом пространстве салона у Джуда заломило в ушах. На пассажирском сиденье заерзала Мэрибет, явно проснувшаяся, но не желавшая признаваться в этом даже себе.
Джуд яростно приказал псам заткнуться к чертовой матери. Те не послушались.
Джуд приподнялся, и в глаза ему ударило солнце — медная дыра, пробитая в небе, яркий и безжалостный прожектор, направленный прямо в лицо. С недовольным стоном Джуд попытался прикрыть глаза рукой, но вдруг солнца не стало: его загородила голова человека, остановившегося перед капотом машины.
Джуд сощурился, разглядывая молодого мужчину с кожаным поясом для инструментов. Тот был краснокожим в буквальном смысле слова: от постоянного пребывания на солнце его шея загорела до темно-карминного цвета. Он хмуро глядел на Джуда. Джуд махнул ему рукой, спокойно кивнул и завел «мустанг». Электронное табло зажглось и сообщило Джуду, что сейчас семь утра.
Плотник отошел в сторону, и Джуд выкатил автомобиль из гаража, объехав припаркованный пикап рабочего. Желтый Лабрадор самозабвенно облаивал «мустанг» до самой улицы и отстал, лишь когда Джуд прибавил газу. Машина неторопливо проехала мимо дома Прайсов. Мусор еще не вынесли.
Джуд решил, что у них есть время, и выехал из квартала новостроек. В городском сквере он выгулял Ангуса, потом Бон, завернул в закусочную и купил чаю с пончиками. Мэрибет тем временем перебинтовала правую руку марлей из оскудевшей аптечки. Левую кисть, где пока не было заметных ран и язв, она не стала перевязывать. Джуд залил на заправке бензин, и чуть отъехав в сторону, они позавтракали. Собакам отдали пончики без начинки.
Потом они вернулись к дому Джессики. Джуд припарковался на углу, в сотне ярдов от дома Прайсов, на другой стороне улицы. Выбирая место для остановки, они старались держаться подальше от участка с недостроенным гаражом. Джуд не хотел, чтобы их снова заметил плотник, так напугавший его с утра.