Открыть. Закрыть. Открыть. Закрыть. Скорость моих щелчков возрастала в соответствии с учащенным сердцебиением.
— Сэр, — голос Кэролайн прорвался сквозь шум в моих ушах. — Каков ваш вердикт?
Я прогнал нежелательные воспоминания, затаившиеся в уголках моего сознания. Комната снова вернулась в фокус, демонстрируя тревожные и многообещающие взгляды на лицах моей команды.
Некоторое время спустя, кто-то вытащил презентацию, хотя я неоднократно говорил, что ненавижу слайды. Правая часть была заполнена успокаивающей смесью диаграмм и цифр, но левая содержала несколько длинных пунктов.
Предложения поплыли передо мной. Они выглядели неправильно; я был уверен, что мой мозг добавил одни слова и стер другие. Затылок стал горячим, а сердце билось с таким бешеным ритмом, что казалось, будто оно пытается пробить мне грудную клетку и одним махом выбить слова с экрана.
— Что я говорил о формате презентации? — я едва слышал себя из-за шума. Он становился все громче с каждой секундой, и лишь болезненное сжатие зажигалки не давало мне сбиться с толку. — Ничего. Только ключевые пункты.
Я выкрикнул эти слова, и в комнате воцарилась смертельная тишина.
— П-простите, сэр, — аналитик, который представлял слайды, побледнел. — Моя ассистентка...
— Мне плевать на твою ассистентку, — я вел себя как мудак, но у меня не было времени сожалеть об этом. Не тогда, когда мой желудок скручивало, и пробиралась за висок.
Открыть. Закрыть. Открыть. Закрыть.
Вместо этого я повернул голову и сосредоточился на графиках. Переключение фокуса в сочетании со щелчками зажигалки успокоил меня настолько, что я снова ясно мыслил.
Комиссия по ценным бумагам и биржам. Падение акций. Что делать с нашей позицией.
Я никак не мог полностью избавиться от ощущения, что однажды облажаюсь так по-королевски, что разрушу все, что у меня есть, но это будет не сегодня.
Я знал, что делать, и когда изложил свою стратегию удержания позиций, я вытеснил все остальные голоса из головы, включая тот, который говорил мне, что я забываю что-то чертовски важное.
ГЛАВА 3
Он не пришел.
Я сидела в гостиной, моя кожа была ледяной, когда я смотрела, как проходят считанные минуты. Было уже восемь вечера. Мы должны были выехать в Вашингтон два часа назад, но я не видела и не слышала от Доминика ничего с тех пор, как он уехал на работу этим утром. Мои звонки переходили на голосовую почту, и я отказалась звонить в его офис, как какая-то случайная знакомая, просящая уделить минуту времени великого Доминика Дэвенпорта.
Я была его женой, черт возьми. Я не должна преследовать или догадываться о его местонахождении. С другой стороны, не нужно быть гением, чтобы догадаться, чем Доминик сейчас занимается.
Работает. Всегда работает. Даже и в нашу десятилетнюю годовщину. Даже после того, как я попыталась подчеркнуть, насколько важна эта поездка.
Наконец-то у меня появилась веская причина плакать, но слез не было. Я просто почувствовала... онемение. Часть меня ожидала, что он забудет или отложит, и разве это не самое печальное?
— Миссис Дэвенпорт! — наша домработница, Камила, вошла в комнату, держа в руках свежевыстиранное белье. Она вернулась из отпуска прошлой ночью и провела день, наводя порядок в пентхаусе. — Я думала, Вы уже ушли.
— Нет, — мой голос звучал странно и пусто. — В конце концов, я не думаю, что поеду куда-нибудь в эти выходные.
— Почему... — она оторвалась, ее орлиные глаза пристально смотрели на багаж рядом с диваном и на мою руку на коленях, стиснутую побелевшими костяшками пальцев. Ее круглое, строгое лицо смягчилось смесью сочувствия и жалости. — Ах. В таком случае я приготовлю для ужин. Мокека (прим. бразильское рагу из морепродуктов). Ваше любимое блюдо, хм?
По иронии судьбы, рагу из рыбы было тем, что готовила мне моя бывшая домработница из детства, когда у меня было разбито сердце из-за парня. Я не была голодна, но и сил спорить у меня не было.
— Спасибо, Камила.
Пока она скрылась на кухне, я пыталась разобраться в хаосе, творящемся в моем мозгу.
Отменить все наши бронирования или подождать? Доминик просто опаздывает или вообще не собирается в поездку? Хочу ли я вообще отправиться в это путешествие сейчас, даже если он все же поедет?
Мы с Домиником должны были провести выходные в Вашингтоне, где мы встретились и поженились. Я все спланировала — ужин в семейном ресторане, где у нас было первое свидание, номер в уютном отеле, и никаких телефонов или работы. Это не было изысканно, но это было интимно и непринужденно, и это должно было стать нашим путешествием. Поскольку наши отношения с каждым днем становились все хуже и хуже, я надеялась, что это снова нас сблизит. Заставит влюбиться так, как раньше, целую вечность назад.
Но я поняла, что это невозможно, потому что ни один из нас не был тем человеком, которым мы были раньше. Доминик не был тем парнем, который сделал сотню вырезок из бумаги, делая оригами из моих любимых цветов на мой день рождения, а я не была той девушкой, которая плыла по жизни со звездами и мечтами в ее глазах.
— У меня пока нет денег, чтобы купить тебе все цветы, которых ты заслуживаешь, — сказал он, звуча так торжественно и официально, что я не могла не улыбнуться от контраста между его тоном и баночкой с разноцветными бумажными цветами в его руках. — Поэтому вместо этого я сделал их.
У меня перехватило дыхание.
— Дом...
Там, должно быть, были сотни цветов. Я не хотела думать о том, сколько времени он потратил на их изготовление.
— С днем рождения, amor (прим. любовь моя), — его губы задержались на моих в долгом, сладком поцелуе. — Однажды я куплю тебе тысячу настоящих роз. Обещаю.
Это обещание он сдержал, но с тех пор нарушил еще тысячу других.
Соленая капля наконец скатилась по моей щеке и вывела меня из оцепенения.
Я поднялась, с каждым шагом дыша все глубже, и быстро подошла к ближайшей ванной комнате. Камила и персонал были слишком заняты, чтобы заметить мой тихий срыв, но я не могла смириться с мыслью о том, что буду плакать одна в гостиной, окруженная багажом, который никуда не денется, и надеждами, которые были разбиты слишком много раз, чтобы можно было их починить.
Да, так бессмысленно.
Что заставило меня думать, что сегодняшний вечер будет другим? Наша годовщина, вероятно, значила для Доминика столько же, сколько случайный ужин в пятницу вечером.
Тупая боль обострилась до остроты ножей, когда я заперла за собой дверь ванной комнаты. Мое отражение смотрело на меня из зеркала. Каштановые волосы, голубые глаза, загорелая кожа. Я выглядела так же, как и всегда, но я едва узнала себя. Это было похоже на то, как если бы я увидела незнакомку в своем лице.
Где была та девушка, которая оттолкнула мамины мечты о модельной карьере и настояла на том, чтобы вместо этого пойти в колледж? Которая жила с безграничной радостью и безудержным оптимизмом, и которая когда-то бросила парня за то, что он забыл о ее дне рождения? Эта девушка никогда бы не сидела сложа руки, в ожидании мужчины. У нее были цели и мечты, но где-то по пути они отошли на второй план, уступив место амбициям ее мужа.
Если бы я угождала ему, если бы организовала правильные ужины с нужными людьми, если бы налаживала связи, я бы была бы ему полезна. Годами помогая Доминику осуществлять его мечты, я не просто жила, а служила определенной цели.
Алессандра Феррейра ушла, ее заменила Алессандра Дэвенпорт. Жена, хозяйка, светская львица. Кто-то, кого можно было определить только благодаря ее браку с Домиником Дэвенпортом. Все, что я делала в течении последних десяти лет, было ради него, а он даже не потрудился позвонить и сказать, что опоздает на нашу чертову десятилетнюю годовщину.
Плотину прорвало.
Одинокая слеза превратилась в две, затем в три, затем в целый поток, когда я опустилась на пол и заплакала. Каждое разбитое сердце, каждое разочарование, каждый кусочек грусти и обиды, которые я таила в себе, вылились рекой горя, переплетенной с гневом. За эти годы я столько накопила в себе, что боялась утонуть в волнах собственных эмоций.
Холодная, твердая плитка неприятно коснулась задней части моих бедер. Впервые за целую вечность я позволила себе чувствовать, и вместе с этим пришла ослепительная ясность.
Я так больше не могу.
Я не могу провести остаток своих дней, занимаясь делами и притворяясь счастливой. Мне нужно вернуть контроль над своей жизнью, даже если это означало разрушить то, что я имею сейчас.
Я была пустой и хрупкой, миллионом разбитых осколков, которые было слишком больно собирать.
Мои рыдания в конце концов замедлились, а затем совсем стихли, и, прежде чем я успела усомниться в себе, я приподнялась с пола и вернулась обратно в холл. В пентхаусе круглый год поддерживалась идеальная температура в семьдесят три градуса (прим. 23 оС), но по моему телу пробежала легкая дрожь, когда я взяла из спальни то, что мне было нужно. Остальные мои самые необходимые вещи уже были упакованы и ждали в гостиной.
На данном этапе я не позволяла себе думать, чтобы не струсить.
Когда я потянула за ручку чемодана, мне бросился в глаза знакомый блеск. Я уставилась на свое обручальное кольцо и новая боль пронзила мою грудь, когда оно сверкнуло, словно умоляя меня передумать.
Я колебалась на долю секунды, прежде чем сжала челюсть, сняла кольцо с пальца и положила его рядом с нашей с Домиником свадебной фотографией на каминной полке.
Тогда я наконец сделала то, что должна была сделать давным-давно.
Я ушла.
ГЛАВА 4
— А́ле! — мой голос эхом разнесся по пентхаусу. — Я дома.
Тишина.
Я нахмурил брови. Алессандра обычно оставалась в гостиной, пока не наступало время ложиться спать, а для неё это было слишком рано. Мое экстренное рабочее совещание перешло во второе экстренное заседание после того, как несколько инвесторов позвонили, паникуя из-за падения акций. Однако было всего лишь половина девятого. Алессандра должна была быть здесь, если только снова не ушла ушла куда-нибудь со своими друзьями.