«Нет больше рыцаря Марка, и попусту молитесь вы»!
И тогда встал у меня на пути священник.
«Опомнись, рыцарь, – сказал он мне. – Разве мало крови пролил ты нынче? Опомнись и опусти меч, потому что нет и не было в этом замке рыцаря по имени Марк».
И я едва сдержал руку, потому что меч леди Алины, словно по волшебству, сам тянулся поразить священника.
«Довольно выдумывать, – ответил я ему, – немедля ты поплатишься за свою ложь, а леди Алина сегодня же войдет хозяйкой в этот замок». Тут же подхватил я святого отца, посадил его на конский круп у себя за спиною и помчался к лесу, где поджидала меня леди Алина.
Едва остановился мой конь на опушке, как выбежала из-за деревьев леди Алина, и была она веселее и краше прежнего.
«Рыцарь мой! – воскликнула она. – На всей земле нет бойца, равного тебе!» Но оборвался ее нежный голос, ибо увидела она священника, а святой отец спустился с коня и стоял рядом со мною, держась за стремя. И вот уже не нежный голос, а страшный рев вырвался из груди леди Алины. Священник же поднял свой крест и приблизился к ней, молясь. И тогда страшно исказилось прелестное лицо, и легкие белые руки обернулись корявыми лапами, и ударил гром, и колокол в замке отозвался ему, и не стало леди Алины, лишь едкий дым на том месте, где стояла она.
«Велик твой грех, рыцарь, – молвил священник. – Но велика и беда твоя, ведь это сам дьявол владел тобою, и хоть неведомо мне, для чего заставил он тебя пролить невинную кровь, но знай, что тяжелой будет твоя расплата».
Тогда я оставил седло и молил святого отца отпустить мне тяжкий грех. Он же приблизился ко мне и велел обнажить клинок. И стоило мне сделать это, он коснулся меча леди Алины крестом. И лопнула сталь, и пламя блеснуло, а я рухнул как подкошенный. И вот – я здесь.
Долго молчали рыцари, дослушав до конца рассказ сэра Гавейна.
– Будь я проклят, – сказал наконец сэр Кэй, – будь я проклят, если и все мы не попались в лапы дьяволу, как сэр Гавейн. И как видно, нашего любителя птичек сэра Галахада и отца его, великолепного сэра Ланселота, ждет та же судьба.
Но тут заговорил сэр Динадан, и был его голос тих и печален.
– Братья-рыцари, – сказал он, – был ли из нас хоть один, кто забыл о своей славе, отправляясь в путь?
И все рыцари, кто был там, подивились такому вопросу, а сэр Кэй сказал, усмехаясь:
– О чем же еще и думать рыцарю, как не о славе, ведь всякому определил Господь свое. Смешно было бы, начни о славе мечтать землепашец, а благородный рыцарь заботиться о пропитании. Такому рыцарю лучше бы сидеть дома за прялкой.
– Оттого-то и попались мы все в дьявольские ловушки, – проговорил Динадан Соломенный. – На корку сыра подманивают мышь, зерно рассыпают в ловушке для перепелов. И только благородных рыцарей ловят на славу. Ах, благородные сэры, видно, не щит и латы – лучшая защита рыцарю, и путь к славе – не самый верный путь в его жизни. Разве не славы хотели вы, благородный Гавейн, когда проливали невинную кровь? А вы, сэр Кэй, разве не славу увидели вы в сверкании королевской короны?
И многим рыцарям весьма не понравилось сказанное сэром Динаданом. И иные бранили его, а иные смеялись над его словами.
Как встретились Ланселот с Галахадом и про бой у страшной топи
Скачет Ланселот, не щадя коня, минует деревни, проскакивает перекрестки, и нет, кажется, конца дорогам, что опутали землю. Кто ни встретится ему, всех спрашивает рыцарь о сыне своем – Галахаде. Но словно сквозь землю провалился сэр Галахад, никто не видел юного рыцаря, никто не слышал о нем. И все дальше скачет сэр Ланселот, забыв об отдыхе и пище. Однако настал час, когда изнемог его конь и остановился. Очнулся рыцарь, расседлал коня, а сам уселся на камень у края огромного болота. Но не долго просидел он так. Громкий голос раздался над топью:
– Защищайся, если в силах еще держать меч!
Поднял Ланселот голову и видит: прямо на него по гиблой топи, словно по твердой земле, скачет рыцарь в черных доспехах. И плащ, что вьется у него за плечами, черен, как ноябрьская ночь, и конь его как грозовая туча, когда мчится она с ветром над землей и сыплет светлые стрелы-молнии. Неслыханно грозен был скачущий по болоту всадник, однако сэр Ланселот и не подумал взяться за меч.
– Придержите коня, сэр! – воскликнул он. – Сдается мне, что ни в поединке, ни на пиру не виделись мы с вами. Так, может, хоть вы ответите, не встречался ли вам юный рыцарь, собою прекрасный и в добрых доспехах, но без щита.
И тогда рыцарь, скачущий по топи, сдержал своего жеребца, и черный плащ опустился на его плечи, как опускается на землю тьма после захода солнца. И расхохотался болотный всадник в ответ на слова Ланселота.
– Многих рыцарей видел я под копытами своего жеребца, и молодых и старых разил я мечом. Что же до рыцаря без щита, то, помнится, Галахадом звали его, и славно бился он, клянусь жизнью, да только не суждено ему было устоять под моими ударами.
И едва не разорвалось сердце Ланселота от горя.
– О Галахад, сын мой, некому было встать рядом с тобой в последней схватке, некому было перевязать твои раны.
А черный всадник сказал Ланселоту:
– Что ж, рыцарь, чем больнее сжимает печаль ваше сердце, тем сильнее будет ваша ярость. Сдается мне, что и конь ваш уже отдохнул.
Но и тут не взялся Ланселот за оружие.
– Не знаю я, какие темные силы пустили тебя гулять по свету мне на горе. Быть может, эта топь породила тебя? Или из гущи осеннего тумана вынес тебя твой конь? Знаю только, что не мог ты в честном бою одолеть рыцаря Галахада.
– Так в чем же дело?! – воскликнул на это черный рыцарь. – Разве горе лишило тебя сил и не удержать тебе копья?
И тогда Ланселот поднял с земли два камня и ударил их друг о друга, так что разлетелись они на мелкие осколки.
– Гляди, кровожадный наглец! Еще мне хватит сил, чтобы схватиться с тобой. Да только к чему это? Не встанет с земли мой сын Галахад, даже если всю ее залить твоей холодной кровью.
– Ну что ж, – проговорил болотный всадник и опустил свое копье и закрепил его в седельном упоре, – недостоин жить тот рыцарь, что прощает врага.
И с этими словами он пришпорил своего коня и помчался на Ланселота. Сэру же Ланселоту почудилось, что черное тяжелое облако накрыло его, а страшный удар поднял его в воздух. И словно великая ночь без звука и света окружила рыцаря.
Но прошло время, и зазвучал голос:
– Сэр Ланселот, отзовитесь, если живы.
И сэр Ланселот раскрыл глаза, и весь Божий свет, яркий и прекрасный, засверкал перед ним. Почувствовал он, как чьи-то могучие руки помогают ему встать, обернулся, и – о диво! – сын его, сэр Галахад, стоял перед ним, и кони их паслись рядом, и та же топь тянулась до горизонта. Спешит Ланселот оглядеть Галахада – не видно на рыцаре ран, целы его доспехи. И сам Ланселот невредим, точно и не было того страшного удара, и не скакал на него всадник, вышедший из болота.
– Хвала Господу! – произнес Ланселот, и он рассказал сэру Галахаду о черном рыцаре, что явился из топи и похвалялся своей победой над Галахадом. – Оттого и радуется мое сердце, что сын мой Галахад жив и что привела его судьба к этой топи.
– Дивные приключения ожидают нас, отец, – молвил рыцарь Галахад, – ведь не встречался мне этот рыцарь ни в замке, ни в поле, и откуда он знает меня, неведомо мне. Да и вы, сэр, чудным образом явились мне у этих болот: огромный клуб черного тумана увидел я на этом месте, и ваш голос звучал оттуда, словно звал меня. Одно теперь запомню я твердо: только вместе доберемся мы до Святого Грааля.
И стояли они рядом – такие могучие и прекрасные, будто досталась им вся сила и доблесть рыцарей Круглого стола.
Но вот снова поднялись Ланселот с Галахадом в седла и бок о бок, уперев свои ясеневые копья в стремена, скачут по дороге между топей, и спрашивает у Галахада Ланселот:
– Видно, известен тебе путь к Святому Граалю, сын? Недаром же ты твердой рукой направляешь коня и, не раздумывая, выбираешь дорогу на перекрестках и развилках.
И тогда рассказал сэр Галахад отцу, что с тех пор, как двинулся он в путь, легкий ветерок дует ему навстречу, и так чудесен аромат, который несет он с собой, что кажется, во всем Божьем мире нет ничего лучше той страны, откуда летит он.
– Ни дорог, ни тропинок не выбираю я, но иду по ветру, точно по берегу чистого ручья, и нет, кажется, такой силы, что остановила бы меня.
Долго после этого молчали рыцари, и вправо и влево поворачивался в седле сэр Ланселот и подставлял лицо всякому ветру, откуда бы тот ни налетал. Даже шлем снял рыцарь, да только не почувствовал он аромата, о котором толковал Галахад. Но не легла ему на сердце черная досада, и дружно стучали копытами по пустынной дороге рыцарские кони.
Только вдруг далеким эхом отозвался стук лошадиных копыт. Проехали рыцари еще немного, и показались у горизонта всадники.
– Сын мой Галахад, – проговорил Ланселот, – опустим забрала да проверим, легко ли вынимаются из ножен наши клинки, ибо кто знает, что за люди поспешают нам навстречу. – И они перетянули свои щиты из-за спины на грудь и опустили забрала.
Все ближе и ближе стучат по дороге конские копыта, видно уже, как пропылились плащи на неизвестных рыцарях. И тут поднял сэр Ланселот забрало, вгляделся в рыцаря, что скакал впереди, и воскликнул так, что гул прокатился над топью:
– Осади коня, подлый наемник! Или думаешь, не узнать мне тебя за железной решеткой? Славный нынче для меня день, потому что пришло время свершиться суду Господню, и либо выпущу я в эту топь твою подлую кровь, сэр Брюс Безжалостный, либо сам останусь лежать на этой дороге. – И с этими словами закрепил сэр Ланселот свое копье в упоре и так ударил Брюса Безжалостного, что вылетел тот из седла и, словно жук в блестящем панцире, покатился по дороге.
– Будь ты проклят, сэр Ланселот Озерный! – раздалось вдруг из-за спин рыцарей. – Снова ты, рыцарь, встал на моем пути. Так пеняй же на себя! – И хоть кипели в этом голосе небывалая ярость и злоба, узнал его рыцарь Ланселот.