{2174}, в середине сентября Людовик XVIII сообщил об этом принцу Конде{2175}. Однако в конечном счете французы, даже зная, что лучшего ожидать не приходилось, счастливы не были. Офицеры Конде оказались недовольны условиями жизни, перлюстрацией писем на родину и тяготами русской службы{2176}. Дальнейшая история корпуса оказалась печальной: использовав его в боях с французами во второй половине 1799 г., Павел I отдал армию Конде на содержание Англии, а вскоре после Люневильского мира между Австрией и Францией в июне 1801 г. она была распущена.
Так, с лёгкостью пойдя на приглашение в свои владения Людовика XVIII и корпуса Конде, Павел I с той же лёгкостью от них избавился. Свидетельствует ли это о том, что император не испытывал к королю никакой личной симпатии, дав тому приют и содержание лишь по политическим соображениям? Несомненно. Изначально Павел I, не до конца адекватно оценивая возможность России влиять на европейские дела, видел себя миротворцем и полагал, что в его силах добиться всеобщего блага: и для России, и для Франции, и для Пруссии, и для имперских государств, и для Бурбонов. К 1799 г. все эти планы рассыпались как карточный домик. И хотя российский император не отказывался от признания Людовика XVIII законным королём и титуловал его по всем правилам дипломатического протокола как «пресветлейшего, превосходительнейшего и державнейшего Государя, нашего Любезнейшего брата и друга» {2177}, это не помешало ему, когда возникла такая необходимость, отказать «брату и другу от дома».
Между тем положение власти во Франции оставалось неустойчивым. Переворот 18 фрюктидора позволил республиканцам достичь тактических целей, но не решил ни одной из стоявших перед Директорией проблем.
В историографии бытует утверждение о том, что «правительство вынуждено было вести борьбу на два фронта: против монархистов, включая их непримиримое крыло - роялистов, и против остатков партии монтаньяров-якобинцев, не смирившихся с поражением 9 термидора. Не располагая достаточной опорой в стране, Директория сплошь и рядом прибегала к государственным переворотам как к средству сохранения власти. Причём она не стеснялась в борьбе с монархистами звать на помощь якобинцев и наоборот. Такая политика тактических союзов то с одной, то с другой из крайних партий в зависимости от того, кто считался главным врагом в данное время, получила название “политика качелей”» {2178}.
Эта точка зрения, во многом верная по форме, опирается как на знаменитый лозунг того времени: «Ни короля, ни анархии», так и на выражение «политика качелей», активно употреблявшееся ещё историками XIX в.{2179} И всё же она нуждается в уточнении: при Директории монархисты и якобинцы отнюдь не были равнозначными силами. Ещё в 1971 г. в монографии, посвящённой антиякобинскому перевороту 1798 г., Сюратто писал: «Остаётся только выяснить и осознать, соответствовала ли эта ситуация настоящему заговору (это не так) или настоящей опасности (это отнюдь не так) или же, на худой конец, были ли Директория и её сторонники искренними, думая так или заставляя так думать? Выборы VI года не были, как пишут, “в основе своей проякобинскими”, а опасность была лишь краткосрочной»{2180}. Тридцать лет спустя, в специальном исследовании, посвящённом неоякобинизму, Б. Гэно пришёл к выводу о том, что неоякобинизм, хотя и эволюционировал в сторону парламентской партии в современном смысле слова, так и не породил никакой теории, способной стать республиканской альтернативой{2181}. Он оставался течением, конгломератом личных связей, пользующимся определённой поддержкой на местах. Неоякобинцы стремились к «обновлению» и «демократизации» республиканских институтов, не имели чёткой стратегии, разрывались между ностальгией по «прекрасным денькам 1792 года» и стремлением объявить «отечество в опасности»{2182}.
Таким образом, реально в стране соперничали всего две основные политические силы, и роялисты не теряли надежды на завоевание власти. Казалось, что самое разумное для них - идти прежним путём: готовить при английском финансировании восстание внутри страны. В конце 1797 г. Уикхэм сообщал, что Ж.-Ф. Вовильер (Vauvilliers){2183} и К. Журдан (Jourdan){2184} призывают Англию продолжать «активное, хотя и тайное участие во французских делах», имея дело с «партией умеренных». Два других столпа их плана: всеобщее восстание в южных департаментах Франции, если ведущиеся Директорией войны потребуют реквизиций, и подготовка к удару в Париже, по поводу которого, отмечает Уикхэм, «депутаты сказали, что у них есть разработанный план, который они готовы представить британскому правительству»{2185}. Время очень быстро показало, что эти проекты нуждаются в корректировке.
В феврале 1798 г. Уикхэма сменил Джеймс Тэлбот (Talbot) - молодой родственник лорда Гренвиля, которого тот хотел пристроить в английское посольство в Швейцарии. Ему пришлось гораздо сложнее, чем предшественнику: с самого начала года на территории швейцарских кантонов начали возникать дружественные Франции «республики-сёстры». Тэлботу предстояло действовать в подполье, лишённому дипломатического прикрытия. Перед отъездом из Лондона
Гренвиль дал ему следующие инструкции: если французы нападут на Швейцарию, Тэлбот должен будет способствовать подготовке восстания в южных и восточных провинциях Франции. Если же этого не произойдёт, и Швейцарии с Францией удастся договориться, основной упор ему нужно будет сделать на подготовке победы роялистов на выборах в 1798 г.
Для начала Тэлбот восстановил швейцарский канал финансирования французских эмигрантов, причём деньги шли преимущественно через А. д’Андрё в Швабское агентство; сразу по приезде Тэлбот передал ему £20 000. Однако быстро выяснилось, что от ставки на новые выборы придётся отказаться. При первой же встрече англичанина с членами Швабского агентства они поставили его в известность, что после принятия 12 плювиоза VI года (31 января 1798 г.) закона о том, что полномочия вновь избранных депутатов будет утверждать нынешняя легислатура, шансов использовать предстоящие выборы больше не осталось{2186}. Приходилось надеяться лишь на внутреннюю слабость режима.
18 февраля 1798 г. де Преси направил д’Аварэ письмо{2187}, в котором говорилось:
Со всей определённостью внутри Директории существуют разногласия, и они неминуемо приведут к новому взрыву. Его ожидают в Париже вот уже восемь дней, и, по слухам, за ним будут стоять Баррас и Бонапарт. Они сблизились, но это не может быть искренне. Никто точно не знает, каковы проекты стоящих за ними группировок, но все с уверенностью сходятся на том, что произойдёт изменение в форме государственного устройства. Роспуск Советов, уменьшение членов Директории до трёх или до одного, Бонапарт в качестве генералиссимуса, ограничения или роспуск первичных собраний - вот основные меры, которые, как все предполагают, и не без оснований, будут приняты.
Как мы теперь знаем, значительная часть этих планов будет реализована только после переворота 18 брюмера; тем любопытнее, что они сформировались уже тогда.
В том же письме де Преси представлял королю нового верного сторонника - Пьера-Поля Руайе-Коллара (1763-1845). Ротюрье, адвокат Парижского парламента, он вначале принял Революцию, но после переворота 31 мая - 2 июня вынужден был скрываться. В 1797 г. он был избран депутатом Совета Пятисот, изгнан после переворота 18 фрюктидора и предложил свои услуги королю{2188}.
Де Преси передавал монарху слова Руайе-Коллара о том, что пока что роялистская партия слишком слаба, необходимо выжидать.
В эти же месяцы окружение короля занялось поисками «своего» полководца, которого можно было бы противопоставить Бонапарту. Самой подходящей кандидатурой казался генерал Л.-А. Бертье{2189}: его мать, Мари-Франсуаза много лет назад занимала должность камеристки (femme de chambre) графа Прованского, а сам Луи- Александр, хотя и был одним из руководителей Национальной гвардии, зарекомендовал себя в первые годы Революции искренним роялистом{2190}.
К Бертье было решено отправить графа д’Отфора (Hautefort), служившего до Революции в Доме графа Прованского и бывшего одним из его доверенных лиц. Д’Отфор был уполномочен сделать Бертье выгодное предложение, которое следовало держать в тайне, пока (и если) вверенные генералу войска не будут брошены против роялистов восточных провинций. По неизвестным причинам д’Отфору так и не удалось вступить с Бертье в контакт{2191}.
В инструкциях д’Отфору{2192} говорилось:
Цель миссии г-на** - завоевать на сторону Короля генерала Бертье или, при невозможности, другого значимого генерала. Г-н Бертье по своим талантам, образованию, отстранённости от революционных преступлений имеет много возможностей быть полезным, и Король не испытает тяжёлых чувств, принимая его услуги. Местоположение его армии также делает его подходящим более, нежели любого иного, для того великого дела, которым г-н ** предложит ему заняться. Движение в Юра, Лионнэ и средиземноморских провинциях предоставит ему предлог для того, чтобы выступить с лучшей частью его армии