Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1799 гг. — страница 123 из 150

{2372}.

Судя по всему, проблема созыва Генеральных штатов представлялась монарху исключительно важной, что заставило его заказать Курвуазье подготовку специальной аналитической записки по данному вопросу. Тот подтвердил мысли короля, изложенные ещё в письме к Конде: традиция «общих собраний» восходит ещё к франкам, а затем сохранялась при Меровингах, Каролингах и Капетингах - таким образом, подобные собрания стали «важнейшей частью конституции Королевства»{2373}. С другой стороны, с формальной точки зрения «в области законодательства одобрение Генеральных штатов и свободная верификация парламентами совершенно не являются необходимыми; иными словами, законодательная власть Короля столь же абсолютна, сколь и административная»{2374}.

Кроме формальных соображений, были ещё и практические:

Но каким образом он [король] может приобрести знание ситуации на местах, без которого Его Величество окажется не способен принять ни одно мудрое решение? Кто станет гарантом всеобщего согласия, без которого Его Величество не сможет создать ничего прочного? В обычное время правительству требуется лишь ряд незначительных установлений и не самых важных законов. Их действие не привлекает внимания публики; то, что они предписывают, исполняют не задумываясь и не оказывая никакого сопротивления. Однако в то время, когда всеобщее внимание будет приковано ко всем актам королевской власти, в тот момент, когда речь пойдёт об изменении важнейших составных частей Старого порядка в церковной, гражданской и военной сферах, кто не признает, сколь сильно придется опасаться осуждения общества, сколь желанно будет всеобщее одобрение, сколь трудно будет исполнить то, чего пожелает Король, если это пойдет вразрез с мнением Нации [...] Иными словами, лишь Генеральные штаты смогут заставить общество не выражать своё осуждение, снискать всеобщее одобрение действиям правительства, объединить одобрение Нации с волей Короля, выразить всеобщее мнение по поводу установлений, которые необходимо принять, и обеспечить верность народа принятым уложениям{2375}.

По мнению Курвуазье, Генеральные штаты окажутся «крайне важны» во многих отношениях: при модификации налоговой и финансовой системы, для «разоблачения злоупотреблений и выявления способов их исправить»{2376} (особенно на местах), для того, «чтобы узнать состояние сельского хозяйства, торговли, населения по всей Франции»{2377}, при принятии решений об административном делении королевства, о сохранении или отмене системы продажи должностей, компенсации собственникам.

Не обходили вниманием и другой вопрос: не опасно ли собирать сейчас Генеральные штаты, не станут ли они угрозой королевской власти? Курвуазье выдвигает тезис о том, что новые Генеральные штаты «будут столь же мудры, сколь были безумны штаты 1789 года»{2378}. Он напоминает, что существует два исторических примера: это Генеральные штаты в Компьене, созванные регентом Карлом и позволившие спасти королевство, потушив Жакерию, и Генеральные штаты в Блуа, созванные Генрихом III в разгар религиозных войн, - подстегнувшие Лигу и едва не погубившие Францию. От чего же такая разница, и чего следует ожидать от нового созыва Генеральных штатов? Ответ очевиден: штаты в Компьене состояли из верных депутатов, поскольку сторонники Жакерии были заперты в Париже и лишь в малой степени подчинили себе Шампань. В Блуа же, напротив, собрались ослепленные фанатизмом лигисты, которые были по всей Франции. В качестве доказательства приводится пример Карла II Английского, созвавшего парламент из верных ему роялистов, и этот парламент принимал угодные королю законы. Таким образом, главное - не сам выборный орган, а из кого он состоит; Ныне же, полагал Курвуазье, в Штаты изберут исключительно роялистов. Конечно, для достижения этого эффекта следует пообещать созвать Генеральные штаты заранее - как только Король появится на границах и опубликует первые ордонансы, направленные на восстановление порядка.

Однако не вызовет ли это брожение вместо восстановления спокойствия? Если и вызовет, оно будет только полезно. С одной стороны, французы пробудятся от апатии -

самого опасного состояния, в котором только Король может опасаться их найти. С другой стороны, это брожение будет таким же, какое наблюдается на корабле, когда после долгой бури перед ним открывается вход в гавань: доверие, надежды, радость возвращаются к жизни, приносят с собой рвение и повсюду воцаряется счастливое волнение{2379}.

В документах, созданных Людовиком XVIII и его окружением, можно заметить определённое противоречие. Следуя традициям революционной риторики, король был готов заявить о том, что Генеральные штаты станут голосом нации, но в частной переписке недвусмысленно давал понять, что не собирается к мнению этой нации прислушиваться по той простой причине, что этого мнения, с его точки зрения, не существует. «Я думаю, - писал он, - что большинство и даже подавляющее большинство этой нации всегда представляло собой и тем более представляет ныне инертную массу, которой управляет меньшинство - сплоченное, искусное, деятельное. Если бы это было не так, нам оказалось бы слишком стыдно называться французами». Большинство, отмечал он, выражает свое одобрение либо словами, либо молчанием - именно так и обстояло дело на всем протяжении Революции. В частности, Людовик XVIII приводил в пример Конституцию 1795 года, принятую спустя всего пару лет после одобренной народом Конституции 1793 года. А поскольку основная масса населения весьма инертна, кто может быть уверен, например, в том, что она поддерживала или поддерживает Революцию? {2380}

Вместе с тем Людовик XVIII прекрасно отдавал себе отчёт в том, что от этой «инертной массы» во многом зависит, как примет его Франция и как пройдет его царствование.

Мудрое правительство должно знать желания народа и идти им навстречу, когда они разумны, однако всегда действовать proprio motu{2381}; в этом и состоит способ снискать себе любовь и уважение - единственные движущие силы, которые должен использовать государь, желающий придерживаться золотой середины между слабостью и тиранией.

В то же время, памятуя о своем брате, согласившемся стать королем французов и принести присягу нации, Людовик специально подчеркивал, что считает себя королем исключительно милостью божьей{2382}.

Все эти рассуждения вкупе с проектами подготовленных от имени Людовика XVIII заявлений наводят на мысли о том, что созыв Генеральных штатов должен был послужить своеобразной демонстрацией стремления монарха к компромиссу между Старым порядком и новомодным парламентаризмом. Именно по этой причине полномочия будущих Генеральных штатов и способ их созыва оставались столь неоформленными: ведь данный компромисс непосредственно зависел от того, при каких условиях произойдет реставрация монархии.

Был он также и компромиссом между желаниями конституционных монархистов и консерваторами в окружении короля. Архиепископ Бордо и маркиз де Жокур выступали за созыв Генеральных штатов (хотя прелат и предлагал отсрочить это событие{2383}); Малуэ не терял надежды на созыв парламента. В своём проекте он призывал Людовика XVIII не отказываться от представительной формы правления, однако вместо того, чтобы сохранить её в нынешнем виде или вернуться к практике созыва Генеральных штатов, предлагалось создать совершенно новый орган - выборные Провинциальные собрания с правом совещательного голоса, избирающие депутатов Всеобщего собрания, уже действующего в масштабах всей страны{2384}. Вместе с тем графу д’Аварэ и предложение созвать Штаты казалось чрезвычайно рискованным. Конечно, король может объявить, писал он, что

соберет Генеральные штаты, чтобы вместе с ними решить, что будет полезным сохранить от различных форм правления, существовавших с начала революции. Однако, на мой взгляд, это ясное и простое заявление будет иметь два нежелательных последствия. С одной стороны, оно поставит Короля в слишком большую зависимость от Генеральных штатов, чей скорый созыв он, помимо всего прочего, будет вынужден назначить, а с другой - оно вызовет и слишком много опасений истинных роялистов, и слишком много надежд у новаторов всех сортов{2385}.

Сам же Людовик XVIII рассматривал Штаты как опасный при неправильном и неосторожном использовании, но необходимый инструмент, способный обеспечить ему поддержку населения. При других обстоятельствах он предпочёл бы к нему не прибегать, однако скрепя сердце осознавал, - здесь он был, на мой взгляд, вполне искренен, - что Старому порядку во Франции никогда уже не возродиться.

Восстановление сословий и сеньориальных прав. В инструкции графу де Мустье, данной в начале 1796 г., король напоминал о тех пассажах из Веронской декларации, которые касались восстановления сословий. Особое внимание подданных агенты должны были обратить на то, что ни одно сословие не приобретает уникальных политических или юридических прав, не получает никаких преференций при назначении на должности, не обретает неподсудность тем или иным законам. Вместе с тем

это разделение на сословия чрезвычайно необходимо для поддержания гармонии и соподчинения. Оно устанавливает ту благотворную иерархию, которая связывает Монарха с последним из его подданных, и поощряет то благотворное соперничество между всеми классами и индивидуумами, которое ставит законное препятствие на пути деспотизма и анархии. Лишь при этих двух формах деградации общества все ранги смешаны, тогда как их различие несёт с собой одни только преимущества при условии, что оно не покушается на политическое или гражданское равенство.