По всей видимости, эти мысли не отпускали короля и позднее. В 1798 г. он даже заказал специальное исследование на тему о том, кого следует считать законным государем Наварры{1814}. В нём говорилось, что, в отличие от французской короны, никакой закон не запрещает женщинам наследовать корону Наварры. Президент Эно (Henault){1815} писал {1816}, что салический закон впервые был применен в связи со смертью Людовика Сварливого, сына Филиппа Красивого, наследницей которого осталась только дочь - Жанна. Францию она не получила, но ей досталась Наварра, которой правил её муж. Ныне, по мнению автора этой записки, сложилась совершенно аналогичная ситуация, когда единственной наследницей Людовика XVI осталась Мария-Тереза. В теории этому можно было противопоставить французский закон о том, что домен неотчуждаем, а также ордонанс Мулена 1566 г., объявлявший, что любой домен, которым владеют короли Франции, становится частью королевского домена и, соответственно, становится неотчуждаемым после 10 лет владения{1817}.
Другой аргумент, впрочем, довольно уязвимый: акт Генриха IV от 1607 г. о присоединении Наварры к Франции, но на это можно логично возразить, что Наварра, королевство со своими основными законами и обычаями, никогда не была частью Франции, а из того, что ее короной владели короли другой страны, совершенно не следует, что она должна подчиняться законам этой страны. Если же король решит изменить основные законы Наварры, он в силу этого перестанет быть её королем. Более того, в 1590 г. был зарегистрирован эдикт Генриха IV о том, что свои владения он хочет иметь отдельно от коронных и только после рождения в 1601 г. сына, он в 1607 г. заявил об объединении двух королевств. После его смерти в 1617 г. штаты Беарна оспорили этот эдикт и в конце концов при участии Людовика XIII в 1620 г. было решено, что Наварра станет частью Франции, но сохранит свои права и свободы.
Весь этот ход рассуждений приводит к тому, что Мария-Тереза имела полное право потребовать корону Наварры, о чём автор этого мемуара прямо и пишет. Но поскольку от него требовалось доказать обратное, он прибегает к ссылкам на С. фон Пуфендорфа и права человека, чтобы продемонстрировать, что, во-первых, не обязательно одни и те же законы должны распространяться на все части страны, во-вторых, эдикт 1620 г. якобы сохраняет за Наваррой только гражданские права, которые не имеют отношения к короне и ее наследованию, а в-третьих, если союз между двумя государствами постоянный и образована одобренная обоими конфедерация, возникает единое право наследования. Все эти резоны выглядят довольно шаткими; у Людовика XVIII явно были основания не отдавать принцессу Габсбургам.
Однако престол что Франции, что Наварры ещё только предстояло завоевать. Архивные материалы показывают: несмотря на то что надежды, связанные с планами реставрации в 1795 г., не сбылись, Людовик XVIII не терял оптимизма. Лорд Макартни резюмировал свои беседы с королём следующим образом:
Он понимает, что нынешние правители Франции не смогут продержаться много месяцев, но он не ожидает, что его восстановление [на троне] будет немедленным следствием их падения. Он думает, что, возможно, до того, как такое событие произойдёт, в Париже будут опробованы и другие формы правления, однако он кажется полностью убеждённым, что в принципе общественное мнение во Франции, по крайней мере три четверти людей, настроены в его пользу{1818}.
Макартни также сообщал, что Людовик XVIII переслал лорду Гренвилю многочисленные документы, доказывающие, что это не фантазии и что действительно в ряде провинций существуют хорошо организованные (и частично вооружённые) силы роялистов, ждущие его приказа. Именно эти силы должны были стать основой, на которой будет произведена реставрация монархии. Как выразился сам король, «зубы дракона посеяны».
Большое письмо Екатерине II, написанное 9 января 1796 г. {1819}, свидетельствует о том, что, как и в 1795 г., Людовик XVIII по-прежнему считал актуальными планы нанести удары по Франции одновременно с двух сторон при поддержке роялистов изнутри. От императрицы требовалось убедить Венский и Сент-Джеймский дворы, что юго- востоку Франции должна помочь Австрия через Конде, а западу - снаряжением и деньгами - Англия. Предполагалось, что она же переправит туда графа д’Артуа с 10 000 человек. Король также ожидал, что Российская империя направит ему на помощь 30 000 солдат, которых она могла по своему усмотрению перебросить на запад, на юго-восток или разделить на две части. Людовика XVIII также чрезвычайно тревожило, что Австрия не готова принимать во внимание эти проекты и жонглирует армией Конде как хочет, чтобы ясно дать понять, в чьих руках находятся войска эмигрантов:
Новое расположение войск тем более меня тревожит, что оно задерживает, по крайней мере на время тот взрыв, который готовился в провинциях Франш-Конте, Лионнэ, Форез, Белэ и Виварэ{1820}, тогда как, с другой стороны, английская экспедиция на французские берега полностью провалилась по вине неудачнейшего стечения обстоятельств и в особенности вследствие кошмарного мира с Испанией {1821}.
Короля также беспокоило, что державы коалиции хотят, по его мнению, восстановить Конституцию 1791 г., думая вернуть Францию в то положение, в котором она была до того, как Людовик XVI потерял трон. Но они не понимают, убеждал он императрицу, что причина всех бед - именно в этой самой Конституции: «Они хотели бы восстановить ту чудовищную конструкцию, которая может привести лишь к анархии».
Одной из главных и самых сложных задач, стоявших перед Людовиком XVIII, стала необходимость скоординировать деятельность эмигрантов и роялистов внутри страны, наладить между ними постоянную связь. Это позволило бы монарху трезво оценивать силы контрреволюционного движения, организовывать поддержку войскам коалиции, получать актуальную информацию о происходящем во Франции. До того никакой единой системы не существовало: шуаны и вандейцы чаще вели переписку с англичанами{1822}, нежели с принцами из династии Бурбонов, на востоке многие видные контрреволюционеры ориентировались на Уикхэма, через которого шло финансирование, агенты в столице давали информацию всякому, кто готов был за нее платить.
Особое внимание уделялось, разумеется, Парижу. Годшо полагает{1823}, что уже в 1789 г. испанское правительство смогло организовать там небольшую шпионскую сеть, во главе которой стояли Лемэтр и Жан Кристоф Сандрие (Sandrier), более известный по названию своего владения недалеко от Санса как шевалье де Помель (des Pommelles) {1824}. Впоследствии испанцы поделились этой сетью с графом д’Антрэгом, который добавил к ней многих своих агентов.
Де Помель происходил из не очень знатной семьи, аноблированной лишь в XVIII в. Профессиональный военный, участник Семилетней войны и Войны за независимость США, к 1790 г. он дослужился до полковника (mestre de camp), вынужден был оставить военную службу и приобрёл определённую известность, написав несколько мемуаров, посвящённых демографии и набору в армию {1825}.
Биографию Лемэтра рассказывают по-разному. Согласно одной версии, Пьер-Жак Лемэтр (1750-1795) был адвокатом в парламенте Руана, затем генеральным секретарём финансового совета. Оказавшись в 1790 г. в эмиграции, он предложил свои услуги принцам в организации переписки с верными людьми, остававшимися на территории Франции. К 1794 г. он обосновался в Базеле, а в 1795 г. отправился в Париж, где и был арестован{1826}. По другой версии, Лемэтр был парижским адвокатом, которого после 10 августа 1792 г. несколько раз арестовывали, но неизменно освобождали, благодаря вмешательству его соседа, Тальена{1827}.
Так или иначе, постепенно в Париже сложилась активно действующая под патронажем д’Антрэга роялистская организация, получившая название Парижское агентство или «Мануфактура». Она поставляла за границу сведения о том, что происходило во Франции, и якобы имела информаторов даже внутри Комитета общественного спасения. О том, был ли это кто-то из его членов, близких к ним депутатов Конвента или простых служащих, историки спорят до сих пор. Постепенно к Парижскому агентству присоединились и другие роялисты: Бротье (Brotier), Дювернь дю Пресль (Duverne du Presle), Бертело де ля Вилёрнуа (Berthelot de la Villeheurnois), Сурда (Sourdat) и Проли (Proli). Их постоянным корреспондентом в Лондоне был ещё один секретный агент графа Прованского - Дютейль (Duteil){1828}.
Аббат Андре Шарль Бротье (1751-1798) до революции был профессором математики в Военной школе, известным эллинистом, ботаником, издателем книг Аристофана, Плутарха и Ларошфуко. После свержения монархии он уехал подальше от Парижа и вернулся в столицу лишь в III году республики{1829}.
Тома Лоран Мадлен Дювернь дю Пресль (1763-1844) при Старом порядке служил морским офицером. В 1791 г. он эмигрировал, побывал в Швейцарии, Германии и Англии, но вернулся во Францию. Играя роль одного из посредников между принцами и Бретанью, в конце 1795 г. он вступил в контакт с Бротье и начал работать на агентство. После 18 фрюктидора он будет приговорён к смерти, но сумеет бежать в США и вернётся во Францию уже при Наполеоне.