Шарль-Оноре Вертело де ля Вилёрнуа (1750-1799) - бывший рекетмейстер, после 18 фрюктидора он будет депортирован в Гвиану, где и умрёт. Франсуа-Николя Сурда (1745-1807) - юрист, генерал- лейтенант полиции в Труа. В 1792 г. переехал в Париж и обратился к Конвенту с просьбой назначить его защитником на процессе Людовика XVI {1830}. Наилучшим конспиратором оказался Проли: о нём до сих пор мало что известно.
Л. Фош-Борель (Fauche-Borel){1831} рассказывал в мемуарах ещё одну версию складывания Парижского агентства. Согласно его воспоминаниям, оно было сформировано сразу после свержения Робеспьера, первоначальным ядром его были Бротье, де Помель и Лемэтр, затем к ним присоединились де ля Вилёрнуа и Дювернь дю Пресль, и только после этого в ноябре 1794 г. агентство было поставлено под патронаж графа д’Антрэга, а руководить им стал Бротье{1832}. По словам Фош-Бореля, их функции
поначалу ограничивались сбором и передачей информации о ситуации внутри Франции [...] По их излюбленному выражению парижские агенты представляли собой око и стража контрреволюционного движения{1833}.
12 октября 1795 г. Лемэтр был арестован. Именно его бумаги, представленные Конвенту Изабо как переписка секретаря короля, дали новый импульс к поиску роялистов в стенах Ассамблеи; речь об этом уже шла ранее. Поскольку в них встречалось имя Бротье, аббата также арестовали. Однако если Бротье удалось убедить власти в своей невиновности, и он был выпущен на свободу, Лемэтра приговорили к смерти и казнили. Агентство просуществовало до 1797 г., когда Бротье вновь был заключён под стражу.
Вообще, роялистские тайные агенты во Франции - это отдельный сюжет, в данном случае интересный преимущественно в свете тех усилий, которые предпринимали Людовик XVIII и его окружение, чтобы создать из отдельных авантюристов и идейных роялистов эффективно действующую «разведывательную службу» {1834}. Однако мне представляется немаловажным отметить несколько моментов. Прежде всего, любые роялистские разведывательные структуры были очень зыбкими и часто меняли свой облик. Существование, скажем, Парижского агентства отнюдь не означало, что в него были объединены все шпионы, которые находились в Париже: в столице то и дело оказывались агенты, действовавшие преимущественно в других регионах, эмигранты, которым давались конкретные задания, роялисты, стремящиеся по своей инициативе информировать принцев или - до 1795 г. - попытаться помочь находившимся в заточении членам королевской семьи. К тому же «Мануфактура» информировала короля, а граф д’Артуа также имел в Париже несколько человек, которые снабжали его сведениями напрямую {1835}.
Кроме того, как в Париже, так и по всей стране действовали десятки тайных агентов, многие из которых находились на содержании у Великобритании. Среди них попадались очень любопытные и довольно влиятельные фигуры, такие, например, как Жан-Батист Досонвиль (Dossonville) (1753-1833), в начале своей карьеры бывший мировым судьёй, потом замеченный министром Дома короля и пристроенный к полицейской службе. С началом Революции он не утратил своего поста, неоднократно сидел в тюрьме при различных режимах, но при этом умудрился стать столь известным и незаменимым в полицейских кругах, что в 1795 г. ему предлагали занять должность министра полиции. Досонвиль был замешан во множестве громких дел революционной эпохи, включая расстрел на Марсовом поле в 1791 г. и арест кружка Бабёфа. При Терроре по приказу руководителей Комитета общей безопасности он фабриковал дела на фальшивых контрреволюционеров и одновременно за деньги помогал аристократам избежать гильотины. При этом с 1792 г. он состоял на жаловании у английской разведки и оказывал услуги принцам{1836}.
Кроме Парижа, объектами непрестанных забот Людовика XVIII оставались Бретань и Вандея. О настроениях в этих регионах рассказывалось в пространном мемуаре {1837}, полученном в Вероне в конце зимы 1796 г. Граф Жан-Рене де Бозерель дю Плесси (1745-1805) подписал его как прокурор-синдик Штатов Бретани, однако в годы Революции он играл совсем другую роль: посредника между шуанами и принцами. Эмигрировав в Англию, граф вернулся на родину в ходе высадки на Кибероне, во время которой он потерял сына, взятого в плен и расстрелянного республиканскими войсками. Самому же ему удалось спастись и вновь оказаться за границей.
Граф де Бозерель докладывал королю, что полгода путешествовал по Франции, разговаривал с людьми, в том числе и со многими роялистами. «От имени роялистов Бретани, Анжу, Мэна и Нормандии» он заявлял королю, что никакого мира, никакого договора с Республикой быть не может. Страну раздирают различные клики, власть нестабильна, лишена внутреннего согласия. К тому же «те самые люди, которые царствовали при Терроре, по-прежнему поддерживают свою власть при помощи Террора. Стреляя в парижан, они как раз и обеспечивают продолжение своей узурпации» власти. И всё же ресурсы республиканцев исчерпаны, и народ в большинстве своём стремится к восстановлению трона.
Бретань и Вандея казались королю тем более перспективными, что мятежников готовы были финансировать англичане, к тому же близость регионов к английским берегам делала их удобным местом для высадки десанта. Провал Киберонской экспедиции в этих расчётах ничего не изменил, хотя он показал, что без чёткой координации усилий лидеров вандейского восстания успех едва ли возможен. Ранее король уже пытался решить эту проблему, назначив главным военачальником в Вандее Шаретта, однако это привело лишь к конфликтам, утвердить свой авторитет генералу не удалось. Тем не менее Людовик XVIII не отказался от его поддержки. В послании короля от 3 сентября говорилось:
Вы можете без труда представить себе то горе, с которым я узнал о роковых событиях при Кибероне и их ужасных последствиях. Моё сердце разорвано, но моя храбрость не сломлена: она как была с вами до этого жестокого дня, так с вами и остаётся{1838}.
После поражения при Кибероне и неудачной высадки графа д’Артуа на остров Ю Людовик XVIII в октябре 1795 г. отправил во Францию маркиза де Ла Ферроньера (La Ferronnière) - уроженца Пуату бывшего до Революции приближённым графа д'Артуа и лейтенантом Швейцарской сотни (Cent Suisses), а затем эмигрировавшего вслед за принцем и ставшего офицером в армии Конде. В его задачу входило заставить Шаретта и Стоффле договориться между собой, а также установить прямой канал связи между Вандеей, Бретанью и армией Конде. Людовик XVIII сделал выводы и из недовольства вождей восстания возвышением Шаретта: де Ла Ферроньер вёз с собой патенты генерала-лейтенанта не только для него, но и для Стоффле {1839}. Однако примирить лидеров мятежников маркизу не удалось.
Весной 1796 г. Людовик XVIII предпринял новые усилия, чтобы объединить находившихся внутри страны роялистов и установить прочные связи между ними и королевским двором. Для этого граф де Мустье, осуществлявший связь между вандейцами и английским правительством, был назначен генеральным комиссаром (commissaire général) короля в Бретани и прилегающих к ней провинциях. В связи с этим де Мустье были даны очень подробные инструкции{1840}, к которым мы ещё вернёмся.
Предполагалось, что в обязанности де Мустье будет входить и подготовка высадки на побережье принца крови, которая виделась абсолютно необходимой. Ж. Кадудаль (Саdoudal){1841} призывал графа д’Артуа:
Сегодня в окружающих нас провинциях силы роялистов превосходят республиканцев. Но интриги, честолюбие, зависть заставляют нас терпеть поражения. Месье, я полагаю, что ваше присутствие здесь абсолютно необходимо, я полагаю, что только оно может принести нам мир, над которым мы давно уже работаем. Господин де Пюизе абсолютно утратил наше доверие. Невозможно, чтобы он по-прежнему стоял во главе нашей армии, которая приходит от него в ужас {1842}.
О том же писали Месье и другие роялистские генералы. Двое из них, побывав в Бретани, Анжу и Мэне, докладывали:
Раздоры между Шареттом и Стоффле - это, к сожалению, чистая правда. Природа их такова, что не позволяет надеяться на сближение. Но оба они добрые роялисты, и если один не хочет служить под началом другого, присутствие В. К. В. [Вашего Королевского Высочества. - Д. Б.] устранит все трудности{1843}.
Тем не менее организовать высадку графа д’Артуа так и не удалось. Данные де Мустье инструкции оказались так, по сути, и не востребованными. Вандейцы терпели одно поражение за другим - во многом из-за внутренних распрей и несогласованности усилий. Шаретт выступил ещё в июне 1795 г., тогда как Стоффле вступать в войну не хотел и тянул время{1844}. Он начал боевые действия лишь 24 января 1796 г., впрочем, чрезвычайно неудачно: вместо планируемых 10 000, смог собрать всего 400 человек, был разбит, попал в плен и в феврале расстрелян{1845}. В марте аналогичная судьба постигла Шаретта. Вторая вандейская война окончилась победой республиканских войск.
Потеря столь важного региона была для роялистов более чем болезненной. Людовик XVIII, находившийся тогда при армии Конде, отслужил по Шаретту торжественную поминальную службу