.
Возглавлял его уже знакомый нам граф де Марешаль-Везэ, происходивший из знатного и древнего рода во Франш-Конте. Юрист, пожизненный президент парламента Безансона, человек богатый и влиятельный, он эмигрировал в 1791 г., чтобы присоединиться к принцам. Оказавшись за границей, он восстановил связь с Курвуазье, бывшим некогда профессором в Безансоне и поддерживавшим с де Везэ дружеские отношения{1872}. В мае 1794 г. де Везэ прибыл к графу Прованскому в Верону но затем удалился от двора и служил посредником между Людовиком и роялистами Франш-Конте. В августе 1795 г. были даже планы назначить его хранителем печати, но граф отказался, заявив, что не готов занимать высокий пост {1873}.
7 февраля 1796 г. король писал де Везэ:
Абсолютно необходимо на данный момент всё приостановить, опасность, что кто-то начнёт действовать слишком велика [...] Все не доведённые до конца действия лишь бессмысленно проливали кровь моих подданных, и с тех пор я прихожу от них в ужас. Таким образом, необходимо согласовать деятельность во Франш-Конте, возглавить которую я доверил вам, с деятельностью в Лионнэ и Брессе, руководить которой я поручил гг. Имберу и де Преси. Лишь шагая в ногу, согласовывая операции и время их осуществления, мы сможем добиться настоящего успеха{1874}.
Позднее к агентству присоединились ещё двое{1875}. Одним был аббат Жан-Франсуа д’Андре (André), так же известный как де Ла Map (de La Marre). Доде, ярый республиканец, с презрением относившийся к роялистам, хотя и посвятил им не одну книгу, не жалел для него добрых слов: «Савойский священник, в расцвете сил, активный, предприимчивый, на протяжении четырёх лет{1876} исполнявший самые трудные поручения, он постоянно находился в дороге, чтобы доставлять в Париж и Лондон приказы короля и присматривать за их исполнением. Всегда готовый к приключениям, к тому, чтобы подвергнуть себя худшим из опасностей, он был достаточно искусен, чтобы их избегать, достаточно умён, чтобы распознать под любой личиной тех, кто усердствовал ради своих интересов или напоказ, достаточно смел, чтобы таких людей выявлять, слишком прозорлив, чтобы не понимать неэффективность заговоров и локальных восстаний и чтобы не предпочитать им пропаганду и убеждение»{1877}. По словам Доде, с начала 1797 г. он пользовался полным доверием короля и д’Аварэ.
Другой, Антуан-Балтазар-Жозеф д’Андре (1759-1825){1878} - юрист, депутат от дворянства Экса в Генеральных штатах, один из наиболее часто выступавших ораторов Собрания, член пяти комитетов (среди которых был и конституционный), трижды избирался председателем Собрания, был членом Клуба фейянов{1879}. В 1792 г. эмигрировал в Лондон, затем переехал в Швейцарию, где, видимо, Уикхэму и пришло в голову его использовать. Для консервативных роялистов то, что король с ним сотрудничал, было и не понятно, и неприятно. Один из них напишет впоследствии, что д’Андре «стоил Людовику XVIII немало денег, давал ему множество обещаний, рассказывал ещё больше сказок и вынашивал дорогостоящие иллюзии» {1880}.
С первых же дней создания агентства перед де Везэ была поставлена задача добиться полного взаимопонимания с Уикхэмом (тот попрежнему оставался главным источником финансирования всех операций) и одновременно взять работу в свои руки. Ваши задачи состоят в том, писал король де Везэ,
чтобы вы сами и все подчинённые вам агенты, каких вы только сможете использовать, создавая по отношению к г-ну Уикхэму видимость полного доверия и к нему самому, и к его правительству, тем не менее сообщали ему лишь те вещи, которые вы сочтёте необходимыми, чтобы он знал{1881}.
Схожая тактика была выбрана и в отношении принца Конде{1882}. Любопытно при этом, что создание новой структуры, по сути, лишало принца возможности влиять на происходившее во Франции, что вызвало его большое недовольство. Когда ещё в январе он получил от де Преси извещение, что Франш-Конте переходит под его начало, то сразу же выразил королю протест, мотивируя его тем, что в ходе подготовки, как он выразился, «взрыва» не сможет отдавать необходимые распоряжения в этой провинции. Особое возмущение Конде вызвали слова де Преси о том, что, согласно его инструкциям, не предполагается вернуться к тому положению вещей, которое существовало до Революции{1883}. Все эти жалобы, впрочем, не повлияли на намерения Людовика XVIII.
Де Везэ также разрешалось совершить заём до 100 000 ливров под залог королевских доменов, но деньги по нему должны были выплачиваться исключительно с момента реставрации монархии{1884}. Чтобы добиться согласованности действий роялистского подполья, де Везэ были отправлены инструкции, предписывающие ему работать в тесном контакте с Уикхэмом и постоянно поддерживать переписку с Имбером-Коломе и де Преси {1885}. Оба они вместе с де Везэ получили и текст, отправленный и графу де Мустье, с подробными разъяснениями о том, как именно им следует толковать французам Веронскую декларацию и каким образом изменилась с тех пор позиция короля{1886}. В нём говорилось:
Агенты Его Величества рассматривают в качестве своей первой и самой важной задачи необходимость ознакомить французов со всеми чувствами, которыми проникнуто сердце Его Величества. С этой целью они постараются опровергнуть всевозможную клевету, которую распространяют негодяи о нём самом и о якобы вынашиваемых им вероломных планах согласиться на потерю части Франции ради того, чтобы воцариться в оставшейся [...] Они станут придавать большое значение тому, чтобы полностью поверили в умеренность Короля.
При этом толкование Веронской декларации дозволялось не публично и не в печати, а исключительно в частных разговорах и частной переписке с роялистами.
К этому документу мы обратимся позднее - там, где пойдёт речь об эволюции политических взглядов Людовика XVIII. Замечу лишь, что эта инструкция удивительным образом практически не привлекла внимания исследователей, за исключением опубликовавшего её Дюгона, который написал: «Одновременно с планом военных действий во Франции{1887}, в Вероне готовили текст конституции, которая будет провозглашена по возвращении короля» {1888}. Судя по всему историк ошибался: никаких сведений о том, что в Вероне были озабочены подготовкой нового основного закона страны мне обнаружить не удалось. Тем не менее понятно, почему он пришёл к такому выводу: инструкция далеко выходила за рамки простого объяснения Веронской декларации или подачи её в «правильном ключе». Скорее, она обозначала, до какого рубежа монарх готов дойти в своём стремлении к компромиссу с Республикой, уже обозначенному в Веронской декларации. Никак не дезавуируя её, Людовик XVIII показывал, что готов согласиться на довольно обширный комплекс «прав человека», на то, чтобы решение по налоговым вопросом принималось нацией, на отмену привилегий сословий, несменяемость судей и на многое другое. Как видно из отправленного 16 марта письма де Ла Вогийона, адресованного де Везэ, планировалось принятие и новой декларации, в которой можно было бы «самым конкретным образом высказаться в отношении законодательной власти» {1889}.
Между тем пребывание короля в Вероне подошло к концу. Министр иностранных дел Франции Ш. Делакруа обратился к венецианскому послу в Париже Алвизу Кверини с требованием выслать Людовика XVIII ещё в конце 1795 г. Посол поставил в известность Сенат Венецианской республики, но получил ответ, что республика никогда ещё никому не отказывала в гостеприимстве, к тому же ранее Комитет общественного спасения был вполне доволен, что «претендент» находится именно в Венеции. Однако после вторжения французов в Ломбардию весной 1796 г. ситуация изменилась{1890}.
9 апреля 1796 г. в Венеции было получено новое послание от Кверини, и на сей раз после долгого заседания Сенат потребовал, чтобы Людовик XVIII покинул территорию страны как можно быстрее, в течение нескольких дней. 13 апреля это решение было передано королю. Желание венецианцев угодить французам, докладывал в Лондон Макартни, объяснялось не только страхом перед революционными армиями, но и тем, что значительная часть французской средиземноморской торговли велась под венецианским флагом. Кроме того, захваченные на Кибероне бумаги продемонстрировали Директории, что все нити тянутся в Верону, а полученные Мордвиновым инструкции вовсеуслышанье объявить о признании нового монарха заставили Сенат вдвойне опасаться дипломатического скандала{1891}. В тот же день лорд Макартни заявил, что Лондон отзывает его, планируя заменить другим дипломатом, чего, впрочем, так и не произошло {1892}.
Королю предстояло искать новое убежище, но где? Прекрасно понимая, что переговоры потребуют времени, Людовик XVIII решил воплотить давнюю идею принца Конде и отправиться к его армии, не дожидаясь разрешения австрийцев (и не сомневаясь, что оно не будет дано). Это позволяло сделать вид, что он прибыл к войскам лишь временно, но одновременно попытаться воспользоваться всеми возможными плодами своей эскапады.