— Держите! — бросила я им конец веревки, петля из которой охватывала шею Мышака, и пошла за вещами. В общем, до старосты я добралась уставшая, запыхавшаяся и не очень-то добрая.
— Странствующая? Ах да! Доброе утро, — Староста умиротворенно сидел на пороге мельницы и задумчиво перебирал в руках кольчугу, в которую только что добавили сотню серебряных колец. По всему было видно, что сегодня он не спал, да и вряд ли ел. В дополнение к новому костюму мельника — ну да, кольчуга полагалась ему — был еще немалых размеров топор. Не знаю, кто как, но я торговаться с таким мельником точно не рискнула бы. Мы посидели недолго рядом, обсудили шипастый шлем, который закажут гномам уже на следующей ярмарке, и долго решали, хватит ли мельнику длинного бахтерца на шлеме или придется делать высокий стальной ошейник. Заговорив о серебре, я ненавязчиво перевела беседу на золото. С попытки пятой староста понял намек.
— Да-да, спасибо вам! — В солнечных лучах приятно заблестели добытые из кошелька монеты. Староста особо на них и не глядел — в это время на крышу мельницы как раз затаскивали небольшую катапульту, — Интересно, через пруд достанет? — задумчиво пробормотал староста, и я поспешила попрощаться.
Осталось прихватить по дороге Воротника.
— Куда это вы, госпожа Странствующая? — поинтересовался общительный дозорный.
Пришлось опечалить его известием, что на ужине я не буду, да и вообще-то уезжаю. С расстройства он чуть было не поднял тревогу, но тут его слегка отвлек громкий плеск на пруду и множество криков. Выслушала целый ворох пожеланий доброго пути, ответила, махнула напоследок рукой, въехала в лес и облегченно вздохнула.
А тем временем в другом месте вершились совсем другие дела.
— Выстрижете шерсть здесь, здесь и здесь! — приказывал неприятный меняющийся голос, и черные ножницы в черных руках щелкали над тушками махаганцев, выложенных на алтаре пригородного храма.
Черная рука подхватила один выстриженный клок и уволокла под капюшон.
— Его слюна, его чудная молодая слюна. Чудесный запах, — пропел сам себе Черный Повар. — Ты был здесь, нежный молодой дракончик, ты хватал их своими молодыми зубками! Шерсть вымочить в котле и выкинуть!
Зловещие черные фигуры вскочили на зловещих вороных коней и с места рванули во весь опор. Целый день черному отряду предстояло в черных душных плащах мчать под теплыми лучами летнего солнца. Нелегко всегда быть черным, а иногда и просто мучительно. Но деваться поставщикам было некуда. Черный Повар взял след.
Рано я вздохнула, ох рано!
Мышак заметил все раньше меня. Он фыркал, упирался, мотал головой, взбрыкивал, в общем, всем видом показывал, что что-то учуял. Любой уважающий себя герой оценил бы предостережение коня, завел с ним задушевную беседу о здоровье, планах на будущее и погоде и напоследок спросил бы совета. Но я точно не годилась в герои. Мышак получил ладонью по крупу, каблуками по бокам, я натянула поводья, и мы медленно, боком, пошли по дороге. Я раскачивалась, хлопала Мышака с разных сторон, подергивала поводья, шипела и чмокала то в правое, то в левое ухо, в общем, была очень занята. Так что когда рыжий валун за кустами вдруг с шелестом прошелся по листьям хвостом, я чуть не свалилась с лошади.
Это был Рыжий. Здоровенный бык с черной полосой по хребту смирно стоял, раздувая ноздри. Рядом красовался Рогач. На меня с Мышаком они не обратили ни малейшего внимания, да и вообще выглядели как-то озадаченно. У их ног поскуливали пастушьи собаки. И вся эта компания глядела куда-то в лес, откуда доносились нестройные крики, мычание, звуки рожка и какой-то треск.
— Воротник! — сообразила я. Бороться с Мышаком было некогда. Я соскользнула на землю, бросила поводья на ближнюю ветку и ринулась через лес пешком.
— Зорька! Звездочка! Искра! Белянка! Ко мне! Тппруль… — После неуверенного перечисления кличек пастух несильно дул в рожок. Кнут он вообще на всякий случай спрятал за спину. Мычащая масса с рогами колыхалась и накатывала на березу у края поляны. Коровы карабкались одна на другую, поднимались на задних ногах, поддевали, подталкивали соседок вверх с безостановочным упорством. Был ли кто-нибудь на дереве, разглядеть не удавалось. Рядом скакали обрадованные общей суматохой телята.
— Да что же это такое! — Пастух чуть не плакал, береза дрожала и кренилась, — Покалечатся ведь! — стонал пастух, но вперед не лез.
Выглядело все это и правда страшновато.
Второго пастуха вообще не было видно.
— Кинулись! Зорька! Белянка! Учуяли что-то! Напролом! Клык и Хват скулят, следом не пошли, — Из обрывочных фраз пастуха никак не складывалась цельная картина, но я и сама кое о чем догадывалась.
Береза с треском накренилась и застряла верхушкой в ветвях соседних деревьев. Стадо торжествующе замычало и двинулось вперед.
— Куда! — Я схватила за хвост самую ближнюю корову и чуть не получила в грудь копытом.
— Осторожно! — Пастух схватил меня поперек тела и потащил назад.
— Пусти! Пусти! — пыталась отбиваться я, но лучше всего получалось просто дрыгать ногами.
— Затопчут, — Пастух разжал руки на другом краю поляны, и я чувствительно хлопнулась о землю.
Мы оба тяжело дышали. Коровы продолжали штурмовать дрогнувшую березу, доставалось и соседним деревьям. Особенно упорно буренки хотели взбежать по наклоненному стволу, но съезжали через пару-тройку шагов.
— Порчу кто-то навел? — вслух размышлял пастух. — Вроде и не злые они… а подходить страшно. И Клык с Хватом не пошли… Что же делать?
Мои вещи остались при Мышаке.
— Дай свою жалейку! — сказала я пастуху и, когда тот непонимающе захлопал глазами, сама выдернула простенькую дудку у него из-за пояса и зашагала к обезумевшим буренкам.
В этот раз пастух меня не останавливал.
Коровы до сих пор не придумали ничего новенького и продолжали пытаться втоптать березу в землю. Я выбрала место шагах в пяти от основного движения, вдохнула и заиграла на дудке. Тихая, успокаивающая песня разлилась по поляне. Получилось же совсем недавно с Вечерним Народцем!
Но сейчас у меня была совершенно другая публика. Пальцы устали бегать по дырочкам, а коровы не обращали ни малейшего внимания на мои умиротворяющие мелодии. Сейчас они атаковали березу с другой стороны, пытаясь уронить ее на поляну, и дерево уже угрожающе покачивалось.
— Да что же это такое! — Я отбросила дудку, ринулась вперед, схватила самую ближнюю корову за рог, уперлась изо всех сил. Если корова и заметила меня, то не подала вида. Мои ноги забороздили по земле, а я практически повисла на голове буренки, — Да стой же ты! Стой! Одро! — крикнула я прямо в окаймленный ресницами неспокойный коричневый глаз.
И корова остановилась. От неожиданности я разжала руки и плюхнулась наземь. Не самое лучшее место для отдыха, когда рядом гуляет взад-вперед множество тяжеловесных созданий. Внизу топот коров просто оглушал, сотрясал все тело. Я поспешила встать. Буренки продолжали свое деловитое движение. Все, кроме одной, которой я приказала остановиться. Она замерла на месте, только вздымались и опадали с каждым вдохом бока.
— За мной! — Я кричала, заманивала, толкала сзади, но все было без толку, пока я не крикнула несколько раз «За мной!» прямо в ее глаза. Тогда корова совершенно спокойно последовала за мной к пастуху, который глядел на все происходящее круглыми глазами и медленно пятился.
— Держи ее! — Пастух неуверенно схватил корову за шею, я повернулась и зашагала к стаду.
— Помогите! — Жалобный голос заставил меня повернуться.
Корова целеустремленно топала за мной, пастух держался и волочился рядом. Совсем как я недавно.
— Стой! Стой! Одро! — снова пришло на память незнакомое слово, и корова тут же стала. Теперь я отвела ее подальше, остановила и бросила пастуху: «Жди здесь!» И он, и корова послушно замерли. — За мной! — Следующая корова поддалась почти сразу. Главным оказалось поймать ее взгляд, и вскоре пастух получил еще одну корову под опеку.
Поймать взгляд. Очень скоро я вообще обходилась без слов и уводила по две коровы зараз. Взгляд-нить, взгляд-стена — я это ясно чувствовала.
— За мной, — приказала я трем оставшимся у березы коровам. И они пошли.
Возле утихомиренных буренок уже хлопотали и первый, и второй пастух, и приведенный ведун. Они вовсю окуривали коров какими-то дымящимися корешками, чертили мелом круги на боках и что-то бормотали.
— Все! — Я еще успела увидеть, как прыгнула с березы и скрылась в лесу зеленая фигурка.
— Их с места не сдвинуть, госпожа Странствующая! Стоят, даже головой не ведут! — раздался за спиной голос ведуна.
И тут меня отпустило. Из тела будто вынули железные стержни, накатила мелкая дрожь. Каждую из коров связывала со мной невидимая нить, но ощутила я это только сейчас, когда нити рвались одна за другой.
— Пошли! Госпожа Странствующая! Ожили! Пошли! — последнее, что я услышала, падая в обморок.
Глава двенадцатая О МОСТАХ, РЕЧАХ И СТРАХАХ
Мечта общительного дозорного так и не сбылась — на ужин я все-таки не осталась. Отлежавшись у старосты на печи, я потребовала оседлать и привести Мышака, которого снова поставили в его любимый хлев, и решительно распрощалась с гостеприимным селом. Прошла через очередные пожелания и восхваления, приняла короткое восхищение занятого коровами ведуна, погрелась в искренней благодарности женщин за спасенных кормилиц и сумела пережить горькое разочарование мальчишек — ведь в этот раз никого не убили.
— Воротник! Воротник! Воротник! Воротник! — Я долго ходила и звала возле памятной поляны, прежде чем дракончик осторожно высунул голову из кустов в двух шагах от меня. Мышак встретил его мирным фырканьем. — А ну весь вылезай! — скомандовала я Воротнику, спешилась и внимательно его осмотрела от носа до кончика хвоста. Ран и переломов вроде не было. — Ничего не болит?
Воротник отмолчался.
— В путь!
Дракончик жался рядом и был непривычно тих. Не кинулся он к протопавшему кабаньему выводку, равнодушно прошел мимо огромного зубра и даже не повернул голову в сторону мелькнувшей на дереве здоровой рыси. Что же от него хотят коровы? Почему они себя так ведут? На порчу и правда непохоже. А он чего их боится? Опять спросить? Я украдкой глянула на Воротника. Зеленая спина мотыляла крыльями в такт равномерным шагам. Расчетливо, целеустремленно,