Он резко рассмеялся.
— Блин, надо бы отдать трон Кору. И поделом ему.
Бэт покачала головой. — Все, что я хочу — чтобы ты был счастлив. — Ну, не совсем правда. — Не стану лгать. Я люблю тебя, но все равно…
Блин, она понимала, как он чувствовал себя, не в силах подобрать слова.
Но он смог заговорить.
— Я с трудом могу объяснить это. — Она сжала кулак возле сердца. — Словно в центре груди у меня пустота. Она не связана с тобой или моими чувствами к тебе. Она внутри меня… понимаешь, словно щелкнули выключателем? Я хотела бы выражаться точнее, но это сложно описать. Я даже не знала, в чем дело… пока в одну из ночей Зи не отвез Бэллу в свою квартиру на Манхэттене, и я не осталась нянчить Наллу. Я сидела в их комнатах, Налла заснула на моих коленях, а я все смотрела на вещи в их комнате. Пеленальный стол, колыбелька… салфетки и бутылочки. И я просто подумала… что хочу этого. Всего. «Дайпер Джини», резиновых уточек, не спать допоздна. Какашки и запах детских шампуней, плач и воркованье, розовый цвет-клише и бледно-голубой… любой, неважно. И я долго размышляла. Правда. Странно, что я подумала… это просто настроение, период, окрашенные в розовый цвет фантазии, которых я вскоре лишусь.
— Когда ты… — Он прокашлялся. — Как давно это продолжается?
— Почти год.
— Черт…
— Как я уже говорила, я давно это чувствую. И я надеялась, что ты передумаешь. Я знала, что ребенок не в числе твоих приоритетов. — Она пыталась вести себя как дипломат. — Я думала… ну, сейчас озвучивая свои мысли, я понимаю, что никогда серьезно не говорила с тобой об этом. Просто не было времени.
— Прости. Знаю, я уже извинялся, но… черт возьми.
— Все нормально. — Она закрыла глаза. — Я понимаю твои мотивы. Я же каждую ночь вижу, что ты хочешь находиться где угодно, но не на троне.
Еще одна длинная пауза.
— Кое-что еще, — сказал он спустя какое-то время.
— Что?
— Я думаю, что у тебя будет жажда. Скоро.
Ее подбородок отвис, а на задворках разума что-то замаячило.
— Я… откуда ты знаешь?
Перепады настроения. Поглощение шоколада. Прибавление в весе…
— Черт, — выдохнула она. — Я… ой, блин.
Ииииии, вот и подвели итог, подумал Роф, откидываясь на спинку кресла возле стола.
Джордж у его ног вытянулся на ковре, его огромная квадратная голова лежала на ботинке Рофа в качестве подпорки.
— Я не знаю наверняка, — сказал он, потирая виски. — Но будучи твоим мужчиной, я тут же попаду под действие твоих гормонов, когда те начнут бушевать… моя кровь уже стала горячее, эмоции стали сильнее, терпение на пределе. Например, сейчас, когда тебя нет дома, я чувствую себя больше в своей тарелке, чем за последние две недели. Но во время того спора я буквально с катушек слетел.
— Две недели… примерно тогда я начала проводить время с Лейлой. И да, тогда ты, правда, переборщил.
— Сейчас… — он поднял палец, словно акцентируя свои слова, хоть Бэт и не было рядом, — это не извиняет моего поведения. Просто контекст. Я могу с тобой вполне адекватно разговаривать по телефону, привести свои доводы. Но когда ты рядом? Опять же, это не объясняет мое поведение, и это не твоя вина, но я гадаю, не виновата ли отчасти жажда?
Он наклонился в бок и положил руку на пса, и Джордж поднял голову, вынюхивая, даже лизнул его. Поглаживая его надутую грудь, Роф вытягивал шерстку, а потом приглаживал к лапам пса.
— Боже, Роф, когда я только что проснулась без тебя…
— Это ужасно. Я знаю. Я чувствую тоже самое… или даже хуже. Я не знал, вдруг я запорол все настолько, что пути назад нет.
— Нет же. — Послышался шорох, будто она меняла положение на кровати. — Кажется, я знала, что мы с тобой работали в параллельных режимах в последнее время. Я просто не понимала, сколько времени мы упустили… и всего остального. Поездка на Манхэттен, когда мы сбежали вместе, смогли поговорить. Такого давно не было.
— Честно говоря, это еще одна причина, почему я не хочу ребенка. В настоящий момент у меня едва получается поддерживать контакт с тобой. Мне нечего предложить ребенку.
— Неправда. Ты стал бы замечательным отцом.
— В параллельной вселенной, может быть.
— Так, как мы поступим? — спросила она спустя мгновение.
Роф потер глаза. Блин, его мучило адское похмелье.
— Не знаю. Правда, не знаю.
Они высказались так, как должны были в самом начале. Благоразумно. Спокойно.
На самом деле, проблемы с этим были у него, а не у Бэт.
— Мне так жаль, — сказал он снова. — Мы не далеко продвинулись, по стольким направлениям. Но я не могу ничего… блин, мне чертовски надоело чувствовать себя импотентом.
— Ты не импотент, — сказала она сухо. — Это мы давно доказали.
В ответ он мог лишь стиснуть зубы.
— Когда ты возвращаешься домой?
— Сейчас. Думаю, сяду за руль… уверена, здесь найдется машина.
— Подожди до темноты.
— Роф, мы уже проходили через это. Я прекрасно переношу солнечный свет. К тому же, сейчас почти пол пятого. Осталось совсем чуть-чуть.
Когда он представил ее под ярким дневным светом, его желудок замутило… и он вспомнил, как Пэйн назвала его скрытым шовинистом. По сравнению с беспокойством о своей шеллан, было намного легче накладывать свое вето. Проблема в том, что это причиняло Бэт.
Он серьезно не мог запереть ее в золотой клетке, только чтобы не сходить с ума из-за ее безопасности.
И, может, эта проблема с беременностью для него — просто более глубокий оттенок трусости…
— Хорошо, — услышал он себя. — Все нормально. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю… Роф, подожди. Прежде чем положить трубку.
— Ага? — Когда повисло молчание, он нахмурился. — Бэт? Что такое?
— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.
— Что угодно.
Она заговорила не сразу. И когда закончила, он закрыл глаза, откинув назад голову.
— Роф? ты слышал меня?
Каждое слово. К несчастью.
И он собирался выдать что-то в духе «ни за что на свете», но потом вспомнил, как проснулся без нее.
— Хорошо, — выдавил он. — Конечно. Я сделаю это.
Глава 26
Стоя перед зеркалом гардеробной, Сэкстон защипнул концы бабочки пальцами и затянул узел. Он отпустил узорчатый шелк, и аксессуар сохранил форму и симметрию как хорошо тренированный щенок.
Отступая назад, он поправил только что постриженные волосы и накинул кашемировое зимнее пальто от Марка Джейкобса. Дернул сначала один рукав, потом второй; затем вытянул руки так, чтобы из-под его пиджака показались запонки.
Эти запонки были без фамильного герба.
Те он больше не носил.
Нет, В&А из сороковых, сапфиры с бриллиантами, в платиновой оправе.
— Я уже использовал одеколон? — Он окинул взглядом флаконы Гуччи, Прада и Шанель, выстроенные вряд на зеркальном подносе с медными ручками. — Чего молчите?
Понюхал запястье. О да, «Эгоист», причем запах свежий.
Развернувшись, Сэкстон прошел по кремовому мрамору, обильно испещренному прожилками, и вышел в свою абсолютно белую спальню. Проходя мимо кровати, он испытал желание снова заправить ее, но это говорили нервы.
— Проверю еще раз.
Взбив подушки и вернув покрывало в то же положение, в каком оно было до того, как он ушел одеваться, Сэкстон посмотрел на старые, винтажные часы «Картье» у изголовья кровати.
Откладывать больше нельзя.
И все равно он окинул взглядом белую кровать и белые кресла. Оценил белые мохеровые ковровые дорожки. Подошел к камину и убедился, что картина Джексона Поллока висит идеально прямо.
Это не его старый дом, Викторианский, в котором Блэй когда-то провел день. Это другое место, одноэтажный дом Фрэнка Ллойда Райта, он купил его сразу же, как предложение поступило на рынок… разве могло быть иначе? Ведь их осталось так мало.
Конечно, он внес некоторые еле заметные изменения и расширил подвал, но вампиры давно работали в человеческой среде с их надоедливыми инспекторами по строительству.
Повторно глянув на часы «Петек Филипп» на запястье, он задумался, зачем осуществляет это ужасающее паломничество. В который раз.
Какой-то кошмарный День Сурка. Но, по крайней мере, это случалось с не слишком часто.
Поднимаясь по лестнице, Сэкстон смутно осознавал, что опять поправляет бабочку. Закрыв дверь, он вышел в кухню, отделанную в стиле сороковых, с полностью функционирующей репродукцией бытовой техники из «Я люблю Люси».
Каждый раз проходя по дому, уставленному мебелью «Джетсонс», без каких-либо намеков на рюши и оборки, он словно попадал в послевоенную Америку… и это успокаивало его. Он любил прошлое. Любил отпечатки различных эпох. С удовольствием жил в местах, настолько аутентичных, насколько это было возможно.
И, похоже, он не скоро вернется в викторианский особняк. Ведь их с Блэем отношения начались именно там.
Когда Сэкстон вышел через парадную дверь, от одной мысли о мужчине у него заныло в груди… и он замер, концентрируясь на ощущении, воспоминаниях, которые пришли с чувством, на изменении кровяного давления и направлении мысли.
Когда они расстались — что произошло по его инициативе — он много читал о горе. Стадии. Процесс. Что забавно… и странно, но лучшим источником стал маленький буклет о потере домашнего питомца. Там был опросник в стиле: чему научила вас ваша собака?; чего вам больше всего не хватает после смерти кота?; также предлагалось вспомнить самые любимые мгновения с вашим какаду.
Сэкстон ни за что не сознался бы в этом, но он ответил на каждый вопрос о Блэе в своем дневнике… и это помогло. Но он по-прежнему спал один, и, несмотря на наличие секса, вместо того, чтобы перевернуть чистый лист, он испытывал все большую боль.
Но все равно было лучше, чем раньше. По крайней мере, он хотя бы отчасти вернулся к нормальной жизни: первые пару ночей он ходил как зомби. Сейчас рана затянулась, он начал есть и спать. Но периодически срывался… например, каждый раз, как видел Блэя и Куина вместе.