Король эльфов — страница 47 из 48

В Англии Черчилль остался у власти. «Италии нет и в помине, Германии тоже». Первая предала интересы держав Оси. В конечном итоге, США и Великобритания делят мир на сферы влияния. Благодаря американской помощи Китай быстро сделался вполне индустриальной страной. Аналогичную миссию Британия осуществляет в Индии, Бирме и в Африке. Советский Союз оттеснен на задворки и поделен на части, формально независимые, но находящиеся под покровительством США и Британии. Объясняется это технологической отсталостью России, хотя, возможно, Дик имел в виду не только это. В целом картина, нарисованная Абендсеном, весьма привлекательна. Тем более странно, что даже в этом «прекрасном новом мире» разгорается война между двумя супердержавами, США и Великобританией, причем, побеждает последняя. По мнению эсэсовского диверсанта Джо, прочитавшего эту запрещенную в Европе и восточных штатах книгу, причина столь безрадостного финала кроется в повсеместной утрате духовности, в исключительной ставке на капитал.

О «Саранче» Абендсена в романе Дика высказываются почти все герои. Скандальная книга явно в моде. Ее с каким-то мазохистским наслаждением читает даже немецкий консул в Сан-Франциско — штандартенфюрер СС Гуго Рейсс, ужасаясь описанию «трупа Берлина», суда (кто бы мог подумать!) над Гитлером, Геббельсом (не успели покончить самоубийством) и Герингом.

Ближе всех к истине оказывается блистательный японский интеллектуал Пол Казоура, отметивший, что в книге Абендсена «есть альтернативное настоящее». Что же тогда остается тому истинному «настоящему», первой реальности романа Дика, объятой холодным ужасом тоталитаризма?

Как всегда, разгадка напряженной фабулы — в конце. Неутомимая Джулиана проникает в «Высокий Замок», оказавшийся фикцией. Ей удается вызвать Абендсена на откровенность. И что же? Роман написал вовсе не Абендсен, а все тот же древний китайский Оракул — «Книга Перемен». Шаг за шагом выстраивалось великолепное здание второй реальности, на каждый сюжетный поворот следовал запрос и принималось предсказание, которое оставалось лишь обработать и в качестве очередного кирпичика вложить в стену книги.

Но зачем это понадобилось Оракулу, что Он хотел сказать людям? Джулиана задает последний вопрос Книге. Выпадает гексаграмма Чжун-фу — «Внутренняя правда»! Значит, роман Абендсена не выдумка, но подлинная реальность, хотя и субъективная, поскольку скрывается внутри человека, воплощая в себе его искренние устремления.

Но только ли субъективная? Филип Дик не договаривает до конца. Джулиана убеждена: роман, продиктованный Оракулом, есть правда, по-видимому, даже не «внутренняя»! Германия и Япония не победили в войне, потому что не могли победить, согласно опыту тысячелетий, сконцентрированному в «Книге Перемен». Мир, в котором живут и действуют герои романа Дика, мир, выписанный как реальный, оказывается кошмарным сном. Альтернативный мир, спрятанный в сознании каждого героя, внедренный туда книгой Абендсена, материализуется, превращаясь в объективную реальность. Что ж, по воззрениям буддизма, материя есть сгущенное сознание, и, напротив, сознание есть разреженная материя. Значит, возможен переход из одного состояния в другое.

Скорее всего мы не очень ошибемся, если предположим, что в Абендсене Филип Дик отчасти изобразил себя. В нем накопилось слишком много вопросов и гнева, как признался он сам в предисловии к сборнику своих рассказов, выпущенному в 1980 году, то есть за два года до смерти. Страдания людей и животных почти свели его с ума. Он протестовал против Вьетнамской войны и, не колеблясь, выкинул свою повестку. Во время разгула «маккартизма», как раз в начале 1950-х гг., за ним была установлена слежка: ФБР подозревало его в связях с коммунистами, что в какой-то степени было правдой, так как среди друзей Дика было несколько членов компартии США. Как следствие, возникла злость, а также искреннее отвращение к объективной реальности. Именно поэтому Дик ушел в литературу и стал писать о людях, которых любил, помещая их в выдуманный мир, поскольку существующий не соответствовал его нормам.

В романе «Человек в Высоком Замке» писатель поступил несколько иначе. Для начала он выдумал страшный мир, в котором господствуют тоталитарные структуры. Выдумал, чтобы затем разрушить его, но не с помощью писательского произвола, а пользуясь высшей Мудростью, отвергающей возможность сколько-нибудь длительного существования тоталитаризма как системы, абсолютно враждебной и природе вообще, и человеческой природе в частности. К этому выводу автор постепенно подводит читателя, показывая неестественную сущность нацизма.

В основании последнего — прежде всего безумие с характерной целенаправленной жестокостью. Покорение Европы, Азии, Африки, а затем и планет — есть бессмыслица, равно как и осушение Средиземного моря.

В романе Бэйнс, он же капитан абвера Вегенер, человек с антигитлеровскими убеждениями, очень точно характеризует нацистов: «Они мыслят космическими категориями и никак иначе. Слова: человек, ребенок — пустой звук. Только абстракции: раса, страна». И далее: «Для них не существует «здесь» и «сейчас» — их глаза устремлены сквозь пространство и время в лежащую впереди бездну». Потому что «им хочется быть движущей силой природы», ведь они «считают себя подобными Богу». Важное замечание: «считают», но не являются таковыми. Но в том-то и суть, что для тоталитарной системы важнее всего первое, полагаемое за действительность, то есть ирреальное, идеальное. И весь остальной мир тоже должен перестроиться в соответствии с этим утверждением.

Ну кому из нас хочется стать пластилиновым человеком, слепленным руками пятилетнего малыша, и жить в пластилиновом мире, который может быть и очень красивым, но который, несомненно, будет перекраиваться вслед за мечтой, влекущей мальчугана к цели, известной ему одному? Самое чудовищное, что для правящей в тоталитарном обществе касты, чей коллективный разум не слишком отличен от младенческого, вселенная представляется таким же пластилиновым миром, с которым так приятно и удобно экспериментировать: подправлять, обрубать, снимать, раскатывать, расправлять. Зло — неотъемлемая часть первой реальности Филипа Дика. «Оно везде, — говорит разум мистера Тагоми, — разъедает мозг, тело, сердце и впитывается в асфальт».

Но, как мы уже видели, такая система обречена. Тоталитаризм не в состоянии развиваться, он способен лишь уничтожать, но тем самым и отрицать самое себя. В романе новый владыка Германии, пришедший на смену умершему Борману, замышляет ядерный удар по Японии, которая тоже является частью бесчеловечной системы. Все закономерно: монстр, выродок начинает пожирать собственные органы. В каком-то смысле книга Дика — это смертный приговор тоталитаризму.

Итак, бесчеловечный общественный строй лишен автором права на существование. А другой, альтернативный мир, созданный по подсказке Оракула и ставший объектитвной реальностью, так ли уж хорош, чтобы претендовать на роль своего рода утопии? Сомнительно, хотя вроде бы развитие второго мира вполне отвечает гуманистическим основам. Но не забудем, что и здесь все заканчивается войной. Неужели нет иного выхода, который, правда, в таком случае вступил бы в противоречие с указаниями «живой книги»? А впрочем, так ли уж необходимо слепо идти за Оракулом? Вспомним золотое правило астрологии: «Звезды склоняют, но не обязывают». Иначе зачем вообще нужно это странное животное — человек?

Третья реальность Дика сугубо условна, едва намечена, но даже по немногочисленным точным зарисовкам мы легко узнаем наш мир. В романе он сконцентрирован в ювелирных поделках «свободных американских художников» Фринка и Мак-Карти, решивших вступить на путь творчества. Фринку, который, конечно, тоже советуется с «Книгой Перемен», выпадает редчайшая гексаграмма, по каковой, с одной стороны, его ожидает «расцвет», «счастье», «развитие», а с другой — смертельная опасность и близкий роковой час. Тем самым выбор для человека глубоко порядочного, ориентированного на гуманистические ценности, достаточно ясно определен. Ничего больше не нужно, только: «...Работать. Творить. Ничего не боясь. До самого конца... Пока мы все не погибнем, все человечество». И тем не менее шанс остается. Зыбкий, неустойчивый, но все же крохотное оконце в нормальный мир, где, при многих отрицательных моментах, по-видимому, удастся избежать тотальной катастрофы и выбраться на принципиально иной путь развития.

Как всегда, наиболее проницательными оказываются японцы. В серебряной безделушке, лишенной, по мнению Пола Казоуры, какой бы то ни было исторической ценности, есть нечто другое, возможно, более важное — абсолютное совершенство. При долгом созерцании ее человек входит в состояние предельной умиротворенности. Это ли не цель и для всех нас, живущих в искусственно созданной обстановке нестабильности здесь и сейчас, в 1990 году?

После длительной сосредоточенности на чудесном серебряном треугольнике мистеру Тагоми удается ненадолго попасть в третью реальность. В коротких зарисовках даже те из нас, кто никогда не бывали в Америке, с легкостью узнают общеизвестные ее приметы. Для Тагоми все это немного отдает кошмаром — «серые дома, запах гари, усталые помятые лица, машины, как огромные чудовищные звери», и — о, ужас! — никто из посетителей закусочной даже не двинулся, когда внутрь вошел японец! Благодаря своему короткому путешествию, Тагоми многое понял. Именно в его уста автор вкладывает приговор германскому тоталитаризму: «Ваша нация дошла до крайней степени подлости». Следовательно, закономерный итог — гексаграмма «Бездна». Кстати, тот же Тагоми выручает из беды еврея Фринка, арестованного японскими властями и предназначенного для передачи германским властям, а далее — для передачи в какую-нибудь очередную душегубку: тоталитаризм удивительно предан своим привычкам, которые могут менять формы (концентрационные лагеря, психиатрические лечебницы), но ни в коем случае не содержание. Значит, Фринк будет продолжать творить. Значит, еще не все потеряно. И мы, живущие через тридцать лет после публикации романа, с большей или меньшей степенью уверенности можем подтвердить этот вывод, чтобы сохранить в себе хотя бы надежду.