тебе помочь. Мы, норманны, к твоему сведению, почитаем святого Михаила как своего покровителя. То, что я сказал – святая правда, клянусь дорожным посохом Роллона Нормандского! И знай, приятель, нет клятвы для норманна страшнее этой, а для меня вдвойне, потому как Роллон – мой прадед.
– А что ты делаешь в Париже? У тебя здесь знакомые?
– Да, родственники, я приехал их навестить.
– Кто же?
– Король.
У монаха отвисла челюсть:
– Король Гуго – твой родственник?
– Ну да, черт возьми, почему это тебя удивляет? Разве Ричард Нормандский, союзник Франции, не может иметь своим родственником короля?
– Да нет, конечно, отчего же… – пробормотал Рено. – Только боюсь я, граф, не очень-то будет рад король твоему приезду.
– Вот так так! – удивленно вскричал Можер. – Это почему же?
Монах хитро улыбнулся:
– Да ведь наш король, он же бывший герцог, – спокойный, мирный человек, а ты, как я погляжу, таков, что не усидишь на месте и способен доставить своему родичу немало хлопот.
– Что ж, поглядим, – усмехнулся Можер, – и попытаемся разбудить этот город, если он уснул.
– Вот хотя бы нынешний случай, – продолжал монах, – ведь, бесспорно, епископ побежит к королю жаловаться на тебя.
– Пусть жалуется, – беспечно махнул рукой нормандец. – Если, как ты говоришь, они между собой не в ладах, то король, полагаю, будет рад вставить шпильку его преосвященству. Клянусь рукоятью своего меча, это его позабавит.
– Что конечно же не защитит бедного монаха, – печально изрек собеседник. – Ведь они найдут меня, и тогда уж мне не сносить головы. Видишь, граф, как все обернулось: не вступись ты – обошлось бы лишь наказанием, а теперь… с тебя как дождь с утки, а меня повесят.
– Черт возьми, – нахмурился нормандец, – выходит, я же оказался виноват? Неплохо! Как это у вас там, в священной книге: «Делай добро ближнему и добром к тебе вернется»? Вот только про ближнего ничего не сказано. Ну да не беда! – Можер хлопнул монаха по колену. – Коли я уж взялся за тебя, приятель, то доведу свои благодеяния до конца. Пойдешь со мной во дворец!
– Я? Но зачем? – растерянно пролепетал Рено.
– Да ты знаешь, сколько там баб! Тебе и не снилось! Впрочем, – Можер почесал в затылке, – ты ведь святоша, а значит, давал обет не касаться женщин…
– Верно, – улыбнулся Рено, – было такое, духовный сан запрещает это.
– Тогда будешь священником, станешь исповедовать грешников… и грешниц. Но не расслабляйся, работы будет немало, вот только доберусь до этого дворца. А жить будешь в моих покоях, король об этом позаботится. Ну а заупрямится, поможет мать, она как раз гостит у него. Так что, как тебе мое предложение, святой отец, подходит?
Монах, нарочито громко вздохнув, развел руками:
– Разве у меня есть выбор?
– Ну, вот и отлично! А теперь скажи, откуда у тебя такие рассуждения о дьяволе, кровосмешении и прочей чепухе? Признаюсь, я и сам не очень-то верю во все эти басни о сотворении мира, придуманные неизвестно кем и для чего. Но ведь ты – монах! Имеешь ли ты право выступать против слова божьего, которому сам же был обучен для того, чтобы проповедовать его среди паствы?
Монах помолчал некоторое время, видимо, собираясь с мыслями, навеваемыми далекими воспоминаниями. Потом заговорил:
– Поначалу я и подумать не мог, чтобы восстать против незыблемых догм христианства, против Господа Бога, преисполненного отеческой заботы и любви к людям. Да и кто из смертных, а тем более духовенства, смеет не подчиняться законам Божьим, не любить и не почитать мать нашу Церковь – колыбель христианства, взращенного текстами священных книг! Они написаны пророками и апостолами, просвещенными Духом Святым, и одобрены самим Господом, чьи деяния и помыслы никто не смеет ни осуждать, ни отменять. Они, как сказано в главе десятой откровения Иоанна Златоуста, стихе восьмом и в послании апостола Петра и откровении Иоанна Богослова…
Можер, давно уже скорчивший гримасу отвращения, в конце концов не выдержал:
– Говори яснее, монах, мы не в церкви! Или думаешь, нашел во мне благодарного слушателя, готового, раскрыв рот, внимать твоим словоизлияниям? Я пригласил тебя для беседы и вовсе не намерен выслушивать разглагольствования о божественности мироздания и об основах религии. Давай короче, не то, клянусь своими подвязками, мне придется пожалеть, что я немного не рассчитал с викарием.
Монах опустил голову и ответил со смирением:
– Прости, граф, я и в самом деле забылся… Так слушай же. Нас учили, что слово Божье – закон, и надлежит во всем ему следовать и внимать благоговейно тому, что писано в священных книгах. Но вдумался ли кто из людей – как написана Библия, кем и, главное, о чем? Поставив перед собой такой вопрос, я стал размышлять о сущности религии. Что ответил бы любой человек, если бы его спросили, отчего, например, идут дожди или непрерывно дуют ветры? Он сказал бы: «Не знаю». Но у него работает мысль, и в конце концов он узнает причину. Верующий же ответит на такой вопрос: «Это от Бога. Или от дьявола». Почему? Потому что мозг его спит, одурманенный религией. Но пусть докажет он существование дьявола или Бога! Этого не сможет сделать никто, а раз так, то и верить в это незачем. Так я подумал, но решил все же поискать ответ в Священном Писании: вдруг оно опровергнет мои доводы?
И вот однажды, в монастыре – после обеда и молитв у меня было свободное время – я решил выяснить, так ли безгрешен библейский текст, как учили нас его воспринимать. Я стал читать Библию более вдумчиво, мысля, рассуждая, сопоставляя одно с другим. Едва я приступил к своей работе, как пришел поначалу в смятение, его сменило возмущение, наконец, перейдя к Новому Завету, мною овладел ужас! Я увидел, что Библия соткана из благочестивых анекдотов. Эти скандальные истории созданы на основе древних фантазий неграмотных, недалеких умом евреев, продиктованных им, как уверяют богословы, Духом Святым. Истории эти – всего лишь сборище взаимно противоречивых, вызывающих просто насмешку над ними легенд и сказаний древнего еврейского народа. И тогда я подумал, чему же учат священники, если Бог в этой Библии показан тираном, одобряющим убийства, насилие, жестокость, призывающим к смуте и обману? Святые, что выведены на страницах Ветхого Завета и коим мы должны поклоняться, по сути, – гнусные преступники, а их поступки возмутительны. Слепой фанатизм, шарлатанство и вопиющий обман – всё сходит за чудеса и выдается за проявление всемогущества Всевышнего. Эти святые – попросту обыкновенные плуты, рассказывающие свои сказки и показывающие фокусы, прикрываясь при этом именем Бога. И кто же благоговейно внемлет всему этому вздору? Народ, запуганный и одураченный, в котором эти так называемые святые видят всего лишь глупых, невежественных дикарей. Ныне духовенство, для которого паства – те же тупоумные дикари, служит объектом поклонения, послушания и постоянного страха перед церковью.
– Ты, Рено, случаем, не язычник? – полюбопытствовал Можер. – Лишь они, как правило, этак нападают на христианство.
– Все веры одинаковы: античная, христианская, языческая; Бог везде создан людьми по образу человеческому. И ни одного из них человек никогда не видел. Невозможно видеть то, чего нет.
– Значит, ты не веришь в Бога?
– Вера эта основывалась на беспрекословном повиновении духовным вождям Церкви. Они придумывают сказки, таинства, причащения, догмы и многое другое лишь для того, чтобы поработить человеческий разум, света которого они боятся, и парализовать волю. Всякий бог – порождение сна разума, и тот, кто начинает понимать лживость святых отцов, их порочность, алчность и продажность, становится их врагом. Одним словом, тот, кто не почитает Библию, объявляется еретиком и подвергается гонению.
– Выходит, в религии нет ничего святого?
– Мошенничество, шарлатанство, подлог – вот что христианство возводит в ранг святости. Я пришел к такому выводу, когда прочел Библию до конца. А чтобы не быть голословным, граф, я приведу всего лишь несколько примеров, и ты поймешь, как дурачит Священное Писание головы людей. Вспомним потоп. Как ты думаешь, для чего Бог его устроил?
– По Библии, чтобы наказать человечество за грехи, – припомнил Можер.
– Наказать! Но разве это бог, который поступает таким образом? Где же его гуманизм, справедливость, человеколюбие? Для чего он создал человека? Чтобы, впав в истерику, охваченный безумством, утопить всех людей, вместо того, чтобы изменить их, направить на верный путь? Ведь он Бог и ему все подвластно! Какой же вывод напрашивается? А очень простой: не отец это небесный, а настоящий бандит – без совести, без чести. Но ладно бы еще люди, куда ни шло, но ведь он утопил всех зверей и птиц! Эти-то в чем оказались перед ним виноваты? Но Бог самодур, и ему все едино. Лишь позже какое-то просветление озаряет его, когда он приказывает оставить все же пары. Но пойдем дальше. Не помнишь ли, сколько лет строил Ной свой ковчег?
Можер потер лоб, потом честно признался, что запамятовал.
– Сто лет, – подсказал монах. – Как думаешь, продержится ли такое деревянное сооружение столько времени – подверженное ветрам, дождям и палящему солнцу? Можешь не утруждать себя, я тебе отвечу: никогда! Непременно развалится. Ковчег по-еврейски – «тэба». Моисей тоже спасся в корзине из тростника, которую звали «тэба». Следовательно, ковчег был построен… из чего же, как думаешь?
– Из тростника! – выпалил нормандец.
Рено выждал некоторое время, глядя испытующе на Можера, затем продолжил:
– Вот ты и заулыбался, граф. Причина ясна: как можно соорудить плавучее средство длиной в триста локтей из тростника, да еще загрузить его при этом уймой животных! Но и это еще не все. Целый год или больше того, об этом пишут по-разному, жили звери со всей земли на ковчеге. Чем же они питались? Вообрази, сколько мяса и зелени нужно каждому из них! А деревья! Как только Бог открыл небесные шлюзы и затопил землю, они целый год простояли под водой, причем на огромной глубине. И вдруг, когда вода чудесным образом вновь вернулась в небесные водохранилища, деревья и кустарники зацвели! А гора Арарат, на которой якобы остановился ковчег как на самой высокой! Есть и выше горы, я читал об этом. Так вот, по Библии, месяц спустя после появления из воды Арарата, показались и другие вершины. Как же такое могло быть, если есть горы более высокие?