ел, а между глаз его - сокол. Белки бегают по дереву и ссорят орла со змеем.
Но зоркий орел
Стережет плоды дерева.
Капли вод из ручья
Я на гроб твой пролью,
Я зову тебя рунами,
Пламенем жизнь даю.
Славный сонм наших праотцов
Из могил возвести
Ты всю правду пророчиц,
Вождю путь укажи.
Во время этой песни Хильда брызгала могилу водой и кидала кусочки коры в огонь. Из склепа начало вырываться яркое сияние, посреди которого мало-помалу выдвигалась тень громадных размеров. Как Гарольд, внимательно наблюдавший за всем происходившим, ни напрягал зрение - он не в состоянии был решить: видит ли он перед собой настоящее привидение или только какой-то сгустившийся туман.
Между тем Хильда снова начала петь:
О великий мертвец,
Кому саваном служит
Блеск геройских дел,
Ты прими мой привет!
Как Один, во дни минувшие
Мрак гробов вопрошал
И от праха Мамира
Научения ждал,
Так и гордый потомок
Его ждет от могил,
Чтобы дух его праотцов
Его путь осветил.
----------------------------------------------------------
* Мамир - мифологический гигант, голова которого, отрубленная Ванером, была набальзамирована Одином, который во всех важных случаях обращался к ней за советом.
----------------------------------------------------------
Огонь сильно затрещал, и из пламени полетели к ногам волшебные кусочки коры, знаки и буквы, которые теперь все были обведены блестящими искрами. Хильда подняла и жадно осмотрела их. Потом она испустила такой ужасный крик, что Гарольд невольно задрожал всем телом, и опять запела:
Ты не воин, сошедший
В лоно хладной земли;
Я дрожу пред тобой,
Посол высшей судьбы.
Мощный сын исполина,
Грозный вождь адских сил,
Ты сковал мне уста,
Силу чар сокрушил!
Хильда страшно скорчилась, голос ее превратился в хрипение, а изо рта показалась пена, но она продолжала:
Монагарм , сын колдуньи,
В Ямвиде царствуешь ты;
И на гибель несчастным
Ткешь нить зол и нить бед.
Когда в час роковой
Судно мчится на мель,
Тогда гады толпой
Из болота ползут.
И на месте, где ты
В сне являлся девице,
Стоишь гордо, но крылья
Распусти и лети поскорей.
Грозен, грозен дух злобы
И коварен. Но ты
Не робей, и надменный
Враг падет пред тобой.
------------------------------------------------------
* Здесь подразумевается Аза-Лак, злобное божество, схожее с нашим дьяволом.
** Монагарм - гигантских размеров волк, сын колдуньи, живущей в ямвиде. Ямвид - железный лес.
------------------------------------------------------
Пророчица опять замолкла, и Гарольд решил приблизиться к ней, видя, что она все еще не обращает на него внимания.
- Я действительно разрушу все козни врага, - заговорил он, - но я вовсе не желаю спрашивать живых или мертвых об угрожающих мне опасностях... Если ты можешь быть посредницей между мной и этой тенью, то ответь мне только на те вопросы, которые я считаю нужным предложить тебе... Во-первых, скажи мне: вернусь ли я благополучно из своей поездки к Вильгельму норманнскому?
Пророчица выслушала его, стоя неподвижно, как статуя, едва раскрыв губы, она произнесла чуть слышным голосом:
- Ты вернешься благополучно.
- Будут ли освобождены заложники моего отца?
- Заложники Годвина должны быть освобождены, зато Гарольд должен будет предоставить от себя заложника.
- К чему от меня заложник?
- Он будет гарантией прочности твоего союза с норманнами.
- Так значит, герцог Вильгельм согласится заключить со мной союз?
- Согласится, - ответила Мортвирта изменившимся голосом.
- Еще два вопроса: будет ли этот союз способствовать моему браку с Юдифью?
- Будет... а без него тебе никогда не назвать Юдифь своей... Перестань больше спрашивать, перестань! - крикнула пророчица. - Разве ты не понимаешь, что моими устами говорит демон, и душа моя страдает невыносимо!
- Но мне надо предложить и другой вопрос: буду ли я королем английским?.. а если буду, то когда?
Лицо пророчицы оживилось, а огонь очень ярко вспыхнул и из него вылетели оставшиеся было в нем кусочки коры. Хильда бегло взглянула на них. Затем она торжественным голосом запела:
Когда снежной пеленою
Волчий месяц убелит
Холмы, долы и с зарею
Из луч солнца озарит,
А зима пушистым инеем
Темный лес осеребрит,
Тогда рока назначение
Завершит волшебный круг,
Племя Тора ждет паденье,
И умрет Сердика внук;
И Одинова корона
Заблестит на лбу Саксона.
Пусть же высятся преграды,
Пусть твой враг тебе грозит!
Ты расстроишь все засады,
Тебя хитрость не смутит:
Рок венец тебе сулит!
Не назначено судьбою
Людям путь тебе закрыть:
Ты под высшей обороной
И главу твою с короной
Силе в век не разлучить!
Пока кости хладных трупов
Мирно спят на дне могил
И, пылая жаждой мести,
Не тревожат жизни пир.
Если ж солнце в час полночный
Свод небесный озарит
И меж ним и бледным месяцем
Бой ужасный закипит,
Трепещи! Тогда в могилах
Кости мертвых встрепенутся
И, как дух опустошенья,
Над живыми пронесутся!
Трон пребудет в твоем роде,
Твой венец не перейдет
Ни к кому, пока в родимой
Стороне, тобой любимой,
Имя саксов не умрет!
Чувства их и твой престол
В одно целое сольются,
Укрепятся, разрастутся
И роскошно уберутся,
Как ясеня лист и ствол.
И как вешних вод теченье
Одевает в зелень луг,
Так судьбы предназначенье
Завершит волшебный круг!
Вопрошатель мой прекрасный
Мой ответ произнесен,
Мчись же смело в путь опасный
И не бойся бурных волн.
Море дружными валами
Тебя к цели принесет
И народ твой с ликованьем
На престол тебя взведет.
И лишь с вьюгой и снегами
Волчий месяц прилетит,
Солнце яркими лучами
Скипетр твой озолотит!
И когда под бури свистом
Все поблекнет наконец,
В блеске камней самоцветных
Засияет твой венец.
-----------------------------
* Волчий месяц - январь.
-----------------------------
Невозможно описать, каким ликующим тоном были произнесены последние слова... Хильда еще несколько минут простояла неподвижно, пока огонь вдруг не погас и внезапно поднявшийся ветер не завыл в развалинах - тут пророчица без памяти повалилась наземь.
Гарольд поднял глаза к небу и пробормотал:
- Если грешно, как говорят жрецы, подымать завесу будущего, то зачем же нам дан ум, который вечно стремится проникнуть сквозь поставленные ему преграды? Зачем тогда дано и желание все более и более совершенствоваться? А как же считать человека совершенным, если он не может узнать, как окончатся его предприятия и что будет с ним завтра?
Никто не отвечал Гарольду. Ветер свистел и стонал, облака неслись по небу, и звезды начали гаснуть...
На другой день Гарольд, с блестящей свитой и полный надежд, отправился в путь к норманнскому герцогу.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
КОСТИ МЕРТВЕЦОВ
ГЛАВА I
Герцог Вильгельм Норманнский сидел в одной из роскошных палат руанского дворца за громадным столом, заваленным свидетельствами разнообразных трудов, которыми этот неутомимый человек занимался в качестве мыслителя и полководца.
Перед ним лежал план нового шербургского порта, а возле него рукопись любимой книги герцога: "Комментарии Цезаря", в которой он заимствовал многие полезные сведения. Эта рукопись была испещрена заметками, сделанными на ней смелым почерком герцога. Несколько длинных стрел, с различными усовершенствованиями в их наружной отделке, было небрежно брошено на архитектурные рисунки строящегося аббатства и проект льготной грамоты для этой же обители. В открытом ларчике превосходной работы, подаренном герцогу королем Эдуардом, лежали письма от разных государей, искавших дружбы Вильгельма или угрожавших его спокойствию.
За спиной герцога сидел его любимый норвежский сокол, без клобучка, так как он положительно не пугался гостей. В дальнем конце палаты преуродливый карлик, с очень умным лицом, чертил на мольберте изображение сражения при Вольдедюне, бывшего одним из самых блистательных подвигов Вильгельма на поле брани. Этот очерк рисовался для герцогини, которая желала перенести его на канву
Маленький сынок герцога возился на полу с громадным бульдогом, который был, видимо, не расположен играть, так как скалил с ворчанием свои белые зубы.
Ребенок был похож на своего отца, но лицо его выражало больше откровенности, но менее ума. Его грудь и плечи напоминали богатырское сложение герцога, хотя не обещали его стройного роста. После возвращения Вильгельма из Англии его атлетические формы утратили отчасти прежнюю соразмерность, хотя и не обезобразились избытком полноты, которая была не свойственна норманнам. Изменилось и его лицо: черные волосы его вытерлись на висках, а волнения честолюбия провели глубокие морщины вокруг его великолепных глаз и алых губ. Одно только усилие его железной воли могло отныне вызвать на этом лице выражение благородной, рыцарской откровенности, которым оно когда-то отличалось.
Великий герцог был не прежний пылкий воин: он повысился в сане, но в душе его ослабло былое величие. Хотя он обладал громадными достоинствами, но все же своенравный, с трудом в границах справедливости удерживаемый характер позволял догадываться, чем бы он мог сделаться, если б дал простор своим пылким страстям.
Герцог сидел, склонив голову на руку, а перед ним стоял Малье де-Гравиль, говоривший, по-видимому, с большим оживлением.
- Довольно, - проговорил Вильгельм, - теперь я вполне понял направление жителей страны... Они слишком неопытны и убеждены, что мир может продолжаться до конца веков, и поэтому пренебрегают средствами обороны и не имеют, кроме Довера, ни одной сильной крепости... Ну, а самое племя так трудно покорить, что нельзя удивляться беспечности его относительно постройки укреплений. Оно чересчур мужественно!.. Но возвратимся к Гарольду, ты действительно думаешь, что он достоин славы?