Лейтенант Генри Спенсер-Купер, пожалуй, несколько более светский, чем лейтенант Филипс, продолжил работу по формированию характера принца Альберта, которая была так замечательно начата в Осборне. Понимая, что мальчик слишком инфантилен для своего возраста и ему не хватает уверенности в собственных способностях, он поставил задачу завоевать доверие принца и сделать так, чтобы он проявил свои лучшие качества, которые таились в нем так близко к поверхности. Он поощрял любовь принца к верховой езде и в их совместных поездках понял, что отважной и порой отчаянной ездой мальчик компенсировал свои ограничения в других аспектах жизни. Он посоветовал принцу Альберту следовать примеру гончих и заняться бегом по пересеченной местности, где он с его широким размашистым шагом и выносливостью мог достойно проявить себя и отличиться среди своих товарищей. То же самое относилось к теннису, который принц Альберт очень любил и в котором стал прекрасным игроком-левшой. В командных играх он всегда был не более чем рядовым игроком, но при правильном руководстве вскоре стал полезным членом команды и мог уверенно и мастерски править «голубой лодкой».
Лейтенант Старт, которого быстро прикрепили к принцу Альберту для дополнительных занятий из-за его отставания по математике и инженерии, тоже обладал достоинствами, вызывавшими уважение и восхищение кадетов не в последнюю очередь потому, что участвовал в международных играх по регби и выступал за флот против армии. Ему удалось вселить в принца Альберта определенную власть над этими грозными дисциплинами, и в качестве награды за упорство и трудолюбие ученика при случае незадолго до начала каникул он подарил ему набор чайных ложек, сделанных из сплава разных металлов (сплава висмута, кадмия, олова и свинца), которые были неотличимы от серебряных, но при нагревании плавились. Подложив эти приборы вместо настоящих, было весело наблюдать изумление человека, который, помешивая чай, видел, как тает ложка. Вернувшись в колледж после каникул, принц рассказал, что с успехом опробовал эту шутку в Сендрингеме, правда, отец ее не оценил.
Однако после поступления принца Альберта в Дартмут обстоятельства сложились самым неблагоприятным образом. Не прошло и месяца с начала семестра, как сильнейшая эпидемия кори, свирепствовавшая по всей Англии, добралась до колледжа и парализовала его работу. Это была особенно заразная и устойчивая форма заболевания, при которой заболевшие выздоравливали, а потом заболевали снова, и так до трех раз. Ситуация дополнительно осложнилась появлением свинки. В какой-то момент в лазарете оказалось одновременно более двух третей кадетов, и двое из них умерли.
Принц Уэльский и принц Альберт тоже были среди жертв эпидемии и довольно сильно пострадали от обоих заболеваний, настолько сильно, что пришлось выпустить бюллетени для прессы. Но к началу марта их выписали и лазарета и, предоставив «больничный», отправили восстанавливаться в Ньюки. Там в «Хедландс-отеле» под присмотром мистера Хенселла они играли в гольф, осматривали памятники истории и красивые места Корнуолла. Для принца Уэльского это было первое посещение герцогства, герцогом которого он теперь являлся. В Дартмут они вернулись за два дня до окончания семестра.
Таким образом, первоначальное пребывание принца Альберта в Дартмуте продлилось всего четыре недели – едва ли достаточное время, чтобы освоиться, – и, хотя оно закончилось летом, второй семестр тоже был прерван из-за важного события – коронации Георга V, на время которой он получил отпуск. Принц приехал в Лондон 20 июня, за два дня до церемонии, и в сам великий день в форме кадета прибыл в аббатство в свите принца Уэльского. Принц Уэльский, ехавший с ним в одной карете, был облачен в церемониальную мантию ордена Подвязки, принцы Генри и Георг были в костюмах шотландских горцев, а принцесса Мария в государственной мантии. Когда они прибыли в аббатство, принца Уэльского проводили к его креслу, и после того, как он сел, трое его братьев и сестра торжественно приветствовали его, проходя мимо на предназначенные для них места. Принцесса Мария сделала глубокий реверанс, а принц встал и отвесил ей низкий поклон.
Старинная церемония продолжалась во всем великолепии своего величественного ритуала, и младшие дети короля с благоговением наблюдали, как короновали их отца, отдавали дань почтения их старшему брату и возлагали корону на голову их матери. Затем последовало долгое возвращение в Букингемский дворец по улицам, заполненным восторженными толпами, и появление короля и королевы с детьми на балконе в ответ на приветственные крики тысяч зрителей, собравшихся на улице Молл. На следующий день принц Альберт со своими братьями и сестрой сопровождал короля Георга и королеву Марию в торжественной поездке по Лондону, и 24 июня со своими родителями, принцем Уэльским и принцессой Марией отплыл на яхте «Виктория и Альберт», чтобы присутствовать на грандиозном параде военных кораблей в Спитхеде. В тот вечер ему позволили вместе с королем посетить семафорную башню портсмутской верфи, чтобы посмотреть фейерверк и иллюминацию на Гранд-Флите[21].
Нетрудно понять, что после всех этих волнующих событий возвращение к более монотонной жизни в Королевском военно-морском колледже было в некотором смысле разочарованием. Воображение принца Альберта разыгралось, внутри все кипело, и, хотя он ни в коем случае не был по природе своенравным, присутствовало ощущение того, что ему нужно какое-то время, чтобы это возбуждение спало. Поэтому неудивительно, что преподаватели заметили в нем нехватку сосредоточенности. «Он может сосредоточиться, – писал его тьютор в конце своего отчета за семестр, – но в настоящее время не старается сохранить это состояние больше чем на пару минут. Это судорожное усилие, которое он делает для нас, а не его собственный свободный сознательный выбор». Чистый результат состоял в том, что он оказался на 67-м месте из 68, и на этот раз отцовская угроза о занятиях в каникулы была реализована.
В Балморале появился мистер Уатт, и в то лето последние два часа дня они посвящали физике и математике. В целом результаты были удовлетворительными, и, несмотря на вторжение занятий в его летний отдых, принц Альберт наслаждался этими каникулами. 18 августа он подстрелил своего первого оленя, а на «балу слуг» в Балморале все отметили его очаровательные живые манеры.
Тем не менее перед возвращением принца в Дартмут король Георг имел с ним серьезный разговор, за которым последовало письмо с суровым предостережением: «Я верю, что ты примешь близко к сердцу все, что я сказал тебе перед отъездом, и будешь помнить о своем положении и о том, что ты должен подавать пример другим, для чего тебе надо действительно много работать и делать все, что ты можешь. Надеюсь, что ты скоро поднимешься на несколько позиций, поскольку сейчас ты практически последний на своем курсе, и все говорят, что ты можешь учиться намного лучше, если захочешь».
По-видимому, принц Альберт серьезно отнесся к критике своего отца, потому что к концу года он стал 63-м на курсе (поднялся на четыре позиции) и все отчеты его тьюторов были хвалебными. Вместе с тем они сочли нежелательным разрешать ему прервать учебу, чтобы он мог участвовать в февральских официальных торжествах по случаю возвращения короля Георга и королевы Марии из поездки по Индии. Однако существует множество подтверждений того, что принц мужал, развивался в других аспектах и определенно начинал себе нравиться. Его способность к озорству – верный барометр хорошего настроения – тоже росла, о чем свидетельствуют записи против его имен в дартмутском журнале наказаний:
«Резвился (в компании восьми других кадетов) в галерее – наказание № 1А у квартердека.
Разговаривал перед молитвой – наказание № 3.
Разговаривал в аудитории – наказание № 3[22]».
И еще был один вопиющий инцидент, когда в компании других шестнадцати озорников принц получил «шесть горячих»[23] за то, что устраивал запрещенные фейерверки в Ночь Гая Фокса. Даже после того, как он стал королем, принц Альберт всегда утверждал, что наказание было не вполне справедливым, поскольку, когда на четвертом ударе палка сломалась, он не должен был получать оставшиеся два удара. Лейтенант курса не разделял его мнения по поводу этого случая.
В то время в Дартмуте кадеты часто «резвились», и однажды дерзким «грейнвилям» удалось выключить весь свет на квартердеке во время вечерних воскресных танцев и в полной темноте запустить туда стадо овец, несколько павлинов и кур. Начавшееся столпотворение превзошло все, что можно себе представить, и, хотя изначально принц Альберт не участвовал в этом преступлении, он с огромным удовольствием присоединился к всеобщей суматохе, сопровождавшей старания всех присутствующих по поимке злополучных животных.
Потом была история со статуей.
Дартмутскому колледжу подарили две статуи – одна короля Георга, другая королевы Марии, которые были установлены в Длинной галерее по обеим сторонам от входа на квартердек. В марте 1912 года для их величеств организовали инспекционное посещение, и в преддверии этого события колледж изо всех сил старались вычистить и вылизать до блеска. Однако это происходило в такое время, когда английская молодежь стала с некоторым неуважением относиться к общественным монументам в целом. Так, в Кембридже одну статую покрыли побелкой, в Оксфорде некие предприимчивые личности решили украсить сверху мемориал мучеников предметом домашнего обихода, обычно не выставляемым напоказ, который пришлось сбивать при помощи орудийной стрельбы. Эти события, удостоившиеся определенного внимания прессы, стали вызовом для части английской молодежи, являвшейся будущими военно-морскими офицерами, а именно для некоторых буйных элементов со старшего курса, – следует уточнить, что это были вовсе не грейнвили. Они вознамерились при благоприятной возможности покрасить статую короля красной краской. Неизвестно, вышло ли это предприятие за пределы «стадии обсуждения», но психологическая война, как мы узнали позднее, состоит больше из suggestio falsi [утверждение лжи], чем из suppressio veri [сокрытие истины], и, когда слух об этом дошел до капитана Эвана-Томаса и его начальника, он произвел впечатление подлого безобразия и, несомненно, подвергся соответствующему осмыслению.