очевидно, что из-за состояния чрезмерной тревожности и ответственности сэр Александр не может продолжать оставаться на посту, и, воспользовавшись медицинским советом лорда Доусона, он подал заявление об отставке, которое было принято.
«Я знаю, что мне будет во многом его не хватать», – записал король в своем дневнике, а 19 июля отправил лорду Хардинджу Пенсхерсту следующее хвалебное письмо о его сыне:
«Мой дорогой лорд Хардиндж!
Хочу написать и выразить вам, как мне безмерно жаль, что Александру пришлось оставить службу по состоянию здоровья. За последние очень напряженные годы он изнурил себя, помогая мне в моей работе, которая и в самом деле была тяжелой. Вы знаете, что Алекс никогда не щадит себя, когда нужно делать дело, и вряд ли я найду слова, чтобы выразить, насколько хорошо он справляется с делами.
Мне будет очень не хватать его, и я всегда буду вспоминать о нем с благодарностью за все то, что он для меня сделал…»
На посту личного секретаря сэра Александра сменил сэр Алан Ласеллс, чьи мудрые советы и здравые суждения находились в распоряжении его величества до конца его правления.
Золотое лето 1943 года продолжало приносить свежие новости о победах. 9—10 июля началась объединенная операция союзников по освобождению Сицилии, и менее чем через шесть недель король Георг, начиная новый том дневника, с ликованием записал: «Я начинаю этот том на победоносной ноте. В послании генерала Александера премьер-министру сообщается, что: „Сегодня, 17 августа 1943 года, к 10 часам утра последний немецкий солдат был изгнан с Сицилии, и теперь весь остров в наших руках“». 3 сентября – всего через 16 дней после окончания сицилийской кампании – британские войска высадились на материковой части Италии к северу от Реджо, практически не встретив сопротивления. 9 сентября американская 5-я армия под командованием генерала Марка Кларка, состоящая из одного американского и одного британского армейских корпусов, вновь утвердилась на Европейском континенте: начался трудный и ожесточенный процесс освобождения.
Вскоре король получил возможность в очередной раз выразить свое удовлетворение. 26 сентября вместе с королевой он присутствовал на торжественном богослужении в соборе Святого Павла, посвященном Битве за Британию, а во второй половине того же дня он приветствовал проходившие маршем мимо Букингемского дворца подразделения Севильской армии, Королевские военно-воздушные силы и министерство авиастроения, представляющие собой три основные силы, которые внесли наибольший вклад в победу в этой битве. «Это яркое напоминание, – записал он в тот вечер в своем дневнике, – о тех днях, когда враг „обрушил ад“ на Лондон, и о том, как наш народ отреагировал на это».
Тем временем в Риме произошли грандиозные события исторического значения. Под влиянием вторжения союзников на Сицилию и бомбардировки Рима (19 июля) фашистский Большой совет 25–26 июля низложил Муссолини, который был арестован и заключен в тюрьму на Гран-Сассо, откуда 12 сентября он был похищен и освобожден немецкой оперативной группой в ходе одной из самых драматичных диверсионных операций, проведенных за всю войну. Король Виктор Эммануил тем временем доверил пост премьер-министра маршалу Бадольо, которому удалось сформировать правительство, нацеленное на достижение мира. Через Лиссабон были начаты секретные переговоры о перемирии с Верховным главнокомандующим союзных войск на Сицилии, и 3 сентября – в день высадки британских войск на «носке Италии» – в Сиракузах был подписан акт о безоговорочной капитуляции Италии.
Предполагалось осуществить захват Рима с помощью воздушно-десантной операции одновременно с объявлением капитуляции Италии, но это оказалось неосуществимым, и немцы, пронюхавшие о мирных переговорах, не теряя времени, приблизились к Вечному городу, откуда королю и маршалу Бадольо с трудом удалось бежать в Бриндизи. Однако итальянскому флоту посчастливилось избежать захвата немцами, и 11 сентября он отплыл на Мальту, чтобы сдаться англичанам.
Ведение войны в Италии осложнялось тем фактом, что там существовало четыре формы правления. На севере находились маршал Кессельринг и Верховное командование вермахта, которые фактически были хозяевами этой части страны и почти не обращали внимания на марионеточное государство под правлением неофашистской партии Муссолини Республику Сало, в то время как на юге находилось военное правительство союзников и режим сбежавшего короля Виктора Эммануила и маршала Бадольо.
Союзники действовали согласно принципу, что, по крайней мере на начальном этапе, Савойскому дому как законному правительству Италии должна быть оказана поддержка, несмотря на то что его сотрудничество с фашистами не вызывало сомнения. Король Виктор Эммануил стремился улучшить свое положение и положение своего правительства, послав письма через генерала Эйзен хауэра королю Георгу и президенту Рузвельту в конце сентября, в которых он призывал поторопиться с проведением итальянской кампании и со скорейшим занятием Рима. Король также обратился с просьбой о расширении полномочий своего правительства за пределы провинции Апулия и острова Сардиния, добавив к ним остальную оккупированную территорию, включая Сицилию. Кроме того, он попросил повысить обменный курс, предоставив итальянцам более благоприятные условия, чем те, которые устанавливались Союзническим военным правительством на Сицилии.
Подобное обращение требовало самого тщательного рассмотрения и консультаций, прежде чем можно было дать ответ, и после обсуждений с военным кабинетом в Лондоне, президентом Рузвельтом и советским правительством, а также Верховным главнокомандующим союзников 9 октября король Георг ответил телеграммой следующего содержания:
«Благодарю ваше величество за ваше личное письмо, переданное мне через генерала Эйзенхауэра.
Я и мое правительство согласны с тем, что в наших общих интересах крайне важно, чтобы как можно большая часть итальянской территории была освобождена от немцев и в особенности чтобы войска союзников достигли Рима в кратчайшие сроки при максимально возможной помощи, которую могут им предоставить итальянские вооруженные силы.
Мое правительство готово согласиться на предварительной основе с предложением вашего величества о том, что юрисдикция вашего правительства должна быть распространена на Сицилию, а затем и на другие районы материковой части Италии, по мере того как они будут очищены от немцев, власть итальянского правительства будет осуществляться под наблюдением союзнического правительства. В то же время я должен четко заявить, что, хотя мое правительство готово де-факто взаимодействовать с правительством вашего величества в отношении вопросов, возникающих в связи с выполнением Соглашения о перемирии и изгнания немецкого захватчика с итальянской земли, но не может быть и речи о признании правительства вашего величества в качестве союзника. Мое правительство также не допустит, чтобы это временное соглашение каким-либо образом ограничивало свободный выбор итальянским народом формы правления, которую он предпочитает.
Я и мое правительство приветствуем упоминание вашего величества о политическом восстановлении Италии и перспективе возвращения к парламентскому режиму. Мое правительство искренне надеется, что все антифашистские элементы по всей Италии объединятся вокруг вашего величества и вашего правительства и что будет сформировано Коалиционное правительство, включающее все патриотические группы, с целью ведения борьбы против немецких захватчиков с максимальным привлечением итальянского народа. Наконец, мое правительство готово рассмотреть возможность изменения обменного курса между фунтом стерлингов и лирой, хотя я должен предупредить ваше величество, что на пути любого такого изменения могут возникнуть серьезные трудности».
Ссылка, сделанная королем в третьем абзаце его телеграммы на позицию королевского итальянского правительства, была прояснена несколько дней спустя, когда статус Италии по отношению к союзникам был изменен со статуса безоговорочно сдавшегося побежденного врага, на статус «союзника», и правительство Бадольо объявило войну Германии (13 октября). Однако лишь восемь месяцев спустя, 4 июня 1944 года, – за два дня до высадки в Нормандии – британские и американские войска вошли в Рим.
Учитывая произошедшие изменения и перестановки в англо-советских отношениях за последние двенадцать лет – от острой язвительности холодной войны до сладковато-горьковатого привкуса, сопровождавшего визит маршала Булганина и мистера Хрущева на эти острова, а также ужаса и негодования, вызванных подавлением венгерского мятежа Советским Союзом, – трудно вернуть ту атмосферу искреннего восхищения Россией, которая сложилась в Британии в конце сороковых годов. Чувство ужаса и возмущения, с которым британский народ встретил подписание пакта между нацистской Германией и Советским Союзом в августе 1939 года, направленного на разрушение мира в Европе, поддерживалось в течение двух последующих лет жесткой политикой СССР в Польше, странах Балтии и на Балканах. Однако эти чувства изменились почти в одночасье, когда 22 июня 1941 года Гитлер вторгся в Россию и выяснилось, что, вопреки всем ожиданиям, русские не пали духом перед мощью вермахта, а оказали ожесточенное сопротивление и в конечном итоге добились успеха. Наконец-то появилось доказательство того, что военная машина нацистов не была непобедимой, и народ Великобритании с благодарностью и облегчением приветствовал тот факт, что он больше не «стоял в одиночестве». До самого окончания войны русских приветствовали как доблестных братьев по оружию, и, хотя это не имело никакого идеологического подтекста, в Британии едва ли можно было найти фабрику или завод, на которых портрет маршала Сталина не висел бы рядом с портретами президента Рузвельта и мистера Черчилля.
Энтузиазм по поводу военных успехов России достиг нового апогея, когда 1 февраля 1943 года фельдмаршал фон Паулюс сдал крепость Сталинград и в плен попали более десяти тысяч немецких военнослужащих