«Смэтс недоволен операцией „Оверлод“ и делает все возможное, чтобы убедить Уинстона, что мы должны продолжать использовать его собственную стратегию – атаковать „подбрюшье оси“, – записал король в своем дневнике после долгой аудиенции 13 октября. – Сейчас мы находимся в Италии, Италия сдалась и сегодня объявила войну Германии как воюющей стороне, а не как союзнику, а это значит, что итальянский народ поможет нам там в Италии. Мы хозяева Средиземного моря, и итальянский флот принадлежит нам. Смэтс считает, что мы должны захватить Додеканес и острова Эгейского моря, а оттуда высадиться в Греции и в Югославии по ту сторону Адриатики, тем самым освободив эти две страны, что, в свою очередь, может заставить сдаться Румынию и даже Венгрию. Турция также может перейти на нашу сторону. В соответствии с достигнутыми договоренностями мы намерены провести „Овер-лорд“ в следующем мае, что может означать тупиковую ситуацию во Франции. Я согласен со Смэтсом насчет всего этого. Если у вас есть что-то хорошее, придерживайтесь этого. Зачем начинать новый фронт через Ла-Манш? Президент Рузвельт хочет предоставить Джорджу Маршаллу хороший пост здесь в качестве главнокомандующего. Русские не хотят нашего присутствия на Балканах. Они хотели бы, чтобы мы сражались во Франции, дабы иметь свободу действий в Восточной Европе».
Доводы генерала Смэтса настолько впечатлили короля Георга, что он решил воспользоваться своей конституционной прерогативой и оповестить премьер-министра. Мистер Черчилль намеревался приступить к серии консультаций с президентом Рузвельтом и маршалом Сталиным в Каире и Тегеране. Таким образом, если необходимо было внести какие-либо изменения в общий стратегический план союзников в соответствии с идеями генерала Смэтса, то сейчас было самое время – возможно, последняя возможность – сделать это. Если бы ему удалось собрать премьер-министров Соединенного Королевства и Южной Африки вместе для обсуждения данного вопроса, из этого мог выйти толк. Вслед за этим король написал мистеру Черчиллю следующее письмо:
«Мой дорогой Уинстон!
Вчера у меня состоялся долгий разговор со Смэтом в отношении Средиземноморского театра военных действий. Он обсуждал это с вами и выражает желание, чтобы мы продолжали сражаться там, а не перебрасывались бы на новый фронт, как „Оверлорд“.
С тех пор я много думал об этом и задаюсь вопросом, почему мы втроем не могли обсудить этот вопрос вместе. Я всегда считал, что ваша первоначальная прошлогодняя идея атаковать „подбрюшье оси“ была правильной, и вы убедили президента Рузвельта и генерала Маршалла осуществить операцию „Факел“. Нынешняя ситуация, как мы знаем, оказалась даже лучше, чем мы могли надеяться в прошлом году, и нельзя ли продолжить действовать там же? Посмотрите на нынешнее положение в Средиземноморье. Вся Северная Африка принадлежит нам, мы контролируем само Средиземное море, Сицилию, Сардинию и Корсику, половина материковой Италии принадлежит нам. Италия сейчас находится в состоянии войны с нашим врагом Германией; Румыния и Венгрия пытаются установить с нами контакт. То, чего мы хотим, так это видеть Грецию и Югославию освобожденными; после чего и Турция, вероятно, присоединится к нам, и, возможно, мы увидим, как три великие державы – Великобритания, США и СССР – сражаются вместе на едином фронте!
Пусть наша страна станет базой, с которой будут осуществляться все бомбардировки Германии со все более возрастающей интенсивностью. На меня произвело такое впечатление сказанное Смэтсом, что я почувствовал необходимость поделиться этим с вами. Я знаю, что на столь позднем этапе существует много трудностей с изменением плана, но вы, Ф.Д.Р. и Сталин должны встретиться в ближайшем будущем. Сегодня вечером я ужинаю один, и если есть хоть какая-то возможность вам и Смэтсу присоединиться ко мне, то у нас всех появилась бы прекрасная возможность спокойно обсудить все эти вопросы.
Вас устраивает 8:30 или 8:45 вечера?
Всегда и неизменно искренне ваш
Георг R.I.».
Приглашение было сразу же принято, и в тот вечер король и два премьер-министра ужинали вместе. Мистер Черчилль придерживался точки зрения, согласованной с президентом Рузвельтом в Квебеке, и ему удалось, по крайней мере внешне, убедить генерала Смэтса не только в невозможности изменения основных пунктов «Оверлорда» на данном этапе, но и в положительных шансах на успех операции. Обсуждение было откровенным и исчерпывающим, и король остался доволен своей инициативой, которая позволила всем троим обсудить этот вопрос в непринужденной обстановке за обеденным столом.
«Они оба пришли поужинать со мной, – записал он. – Мы подробно обсудили всю стратегию войны, и Уинстон считает возможным договориться и об „Оверлорде“, и о Балканах. СССР известно, что мы и США определенно собираемся осуществить первое, но, если ситуация в Средиземноморье того потребует, мы продолжим действовать там, и дивизии будут выведены только позже. Оба премьер-министра серьезно говорили с Уэйвеллом об Индии. Вечер вышел приятным, и я получил от них обоих много информации. В нашей напряженной жизни так редко выпадает случай, чтобы люди могли найти время подумать и поговорить о вещах, которые не являются текущими проблемами».
Король также был рад узнать, что мистер Черчилль направил письмо его величества начальникам штабов на рассмотрение. «Они согласны с тем, что до начала „Оверлорда“ Италии любой ценой должна быть обеспечена безопасность», – записал он в своем дневнике.
О назначении генерала Эйзенхауэра Верховным главнокомандующим союзными экспедиционными силами и подчиненными ему командиров было объявлено в канун Рождества, а с нового года король вступил в период активной деятельности. Как и в первые дни после Дюнкерка, он разъезжал по всей стране, инспектируя войска и подбадривая офицеров и солдат в предстоящем им тяжелом испытании. В 1940 году он призвал их сохранять мужество и твердо стоять на защите своих островных вооруженных сил; в 1944 году он призывал их с таким же мужеством идти вперед с этого острова на штурм крепости Европы.
Он также поддерживал тесные контакты с теми, кому предстояло возглавить эту грандиозную операцию. Когда генерал Эйзенхауэр прибыл в Лондон в январе, его приняли в Букингемском дворце, и король неоднократно бывал гостем у Верховного главнокомандующего в его штаб-квартире в Буши-парке. Генерал Монтгомери пришел навестить его и сделал набросок своего плана нападения для «Оверлорда», который король хранил среди своей коллекции военных сувениров.
Несколько дней спустя он принял адмирала сэра Бертрама Рамзи, который поделился с ним своей глубокой заинтересованностью и проблемами, возникающими в связи с военно-морским аспектом проекта: «Он рассказал мне, каким грандиозным должен быть масштаб операции. Он хочет, чтобы 1500 офицеров и солдат высадили на берег одну пехотную дивизию, поскольку его люди должны быть размещены на плаву, пока не будут построены береговые сооружения. Необходимо около 2000 кораблей. Чем больше вникаешь в это, тем более тревожным становится представленный план в своей необъятности. Его фактическим заместителем является контрадмирал сэр Филип Виан, с которым я беседовал позже, командующий 5-й штурмовой дивизией со стороны десантных кораблей. Трое наших и двое американцев. Он тренирует их сейчас в разных частях побережья».
В то время много думали и рассуждали о религиозном настрое войск, проходивших подготовку в Англии ко дню «Д», духовная подготовка которых вызывала большую озабоченность, чем накануне любой другой великой операции в нашей военной истории со времен молитвы Генриха V перед Азенкуром. Архиепископ Темпл пожелал, чтобы король отметил день «Д» призывом своего народа к свершению общенационального молебна, и его величество выразил ему глубокое понимание. Однако, когда из высокопоставленных военных кругов поступило предложение о пышной службе чествования воинов, задействованных в «Оверлорд», которая должна была состояться в соборе Святого Павла 12 мая, в годовщину коронации, и на которой предполагалось выставить напоказ коронационные регалии, король с негодованием отверг это мероприятие, справедливо заметив, что коронационные регалии уже были посвящены особой цели. В конечном итоге это предложение было отклонено Аланом Ласеллсом, приведшим весьма подходящую случаю цитату Питта-младшего, который в 1782 году сказал: «Это неподходящее время и неподходящий случай для проявления кичливой фантазии или бессмысленных льстивых речей театрализованного чародейства».
Более подобающее освящение войск проходило на многочисленных и многолюдных произвольных службах, проводившихся в сельских церквях в тех местах, где была сосредоточена армия вторжения.
Король провел дни с 10 по 13 мая со своим флотом в Скапе, где посетил множество кораблей, больших и малых, и под королевским штандартом вышел в море на авианосце «Викториус»; на него большое впечатление произвела высадка на его палубу примерно 40–50 «Барракуд» и «Корсаров», представлявшая собой поистине поразительное зрелище.
По возвращении в Лондон 15 мая он принял участие в исторической конференции в школе Святого Павла, где обучался генерал Монтгомери, а теперь располагалась штаб-квартирой его 21-й группы армий. На этой встрече ее исполнительные руководители разъяснили сущность генерального плана операции «Оверлорд» исключительно уважаемой аудитории. Помимо его величества и генерала Эйзенхауэра, на встрече присутствовали мистер Черчилль и члены военного кабинета, британские начальники штабов, премьер-министр Южной Африки, а также множество адмиралов, генералов и маршалов авиации. И хотя встреча держалась в строжайшем секрете, мысль о потенциальной опасности и ее последствиях не покидала головы многих присутствующих. «Никогда за весь свой долгий опыт я не видел конференц-зала, более переполненного офицерами высокого ранга, – писал один из участников совещания. – Я поймал себя на мысли, что думаю о том, что могло бы произойти, если бы немцы совершили массированный налет среди бела дня и сбросили бомбу на это здание». А сэр Алан Ласеллс