Для принца Альберта в этом походе был еще один важный фактор. До сих пор и в Осборне, и в Дартмуте он страдал от неизбежного сравнения со своим старшим братом. Искрящееся обаяние принца Эдуарда, его раскованные манеры, его внешняя привлекательность, сообразительность и острота ума неизбежно задавали ту высокую планку, с которой сравнивали робкого и застенчивого, упорного и замкнутого интроверта принца Альберта. «Это было все равно что сравнивать гадкого утенка с красавцем павлином», – спустя годы сказал один из его современников. «Ему желательно было бы иметь побольше смекалки и прилежания принца Эдуарда», – писал из Осборна мистер Уатт. Те же ноты, очевидно, звучали и в отчетах из Дартмута. Однако теперь принц Альберт был сам по себе, в мире, где это сравнение больше не работало, поскольку по окончании своего обучения в Дартмуте принц Уэльский, к своему огромному разочарованию, вынужден был пропустить тренировочный рейс по той причине, что должен был играть важную роль на коронации своего отца. Постоянное сравнение со старшими нисколько не портило отношений между братьями. Они оставались беззаветно преданными друг другу и во время тренировочного плавания обменивались письмами с каждой почтой.
«Камберлендом» командовал капитан Обри Смит, но принц Альберт находился под специальной опекой капитан-лейтенанта Спенсер-Купера и, кроме того, корабельного врача и его старого приятеля по Осборну, лейтенанта Льюиса Крейга. Они вышли их Девонпорта 18 января в полдень[25], и вскоре стало очевидно, что принц, как лорд Нельсон, страдал от морской болезни, не покидавшей его на протяжении всей флотской карьеры. Но в данном случае он оказался не одинок, поскольку, когда выход из Ла-Манша сменился непрекращающейся качкой Бискайского залива, большинство кадетов и даже кое-кто из офицеров слегли с морской болезнью. Однако к 24-му числу, когда они прибыли на Канары, все пришли в норму и были встречены с традиционным испанским гостеприимством.
На Тенерифе корабельное начальство впервые позволило себе сделать ряд отступлений от строгих указаний короля, согласно которым и в Осборне, и в Дартмуте к принцу Альберту следовало относиться, как к любому другому кадету. В городе устроили праздник в честь сына английского короля, и капитан Смит решил, что необходимы определенные ответные жесты. Он организовал проезд по улицам, что нисколько не обрадовало принца. «Сегодня во второй половине дня я проехал по городу с капитаном Смитом и майором Голдингом [британским консулом], поскольку людям хо телось меня увидеть, – писал он матери. – На всем пути они бежали за каретой и страшно шумели. Улицы были украшены очень красиво».
Энтузиазм подданных британского короля на островах Вест-Индии был еще больше. На Тринидаде, Барбадосе и Ямайке, а также на Бермудах восторг демонстрантов не знал предела – к большому смущению принца Альберта. Он питал большую нелюбовь даже к полупубличным появлениям, а заикание делало его еще более робким и неуверенным. Апогей пришелся на Ямайку, где ему предложили открыть новое отделение Кингстонского яхт-клуба, главное здание которого в 1901 году открывал его отец. Принц Альберт очень тщательно подготовил свою речь и усердно репетировал ее, пока не почувствовал, что произносит все слова безупречно. Но когда он вышел, чтобы говорить, то обнаружил, что со всех сторон окружен ямайскими дамами, единственная цель жизни которых, похоже, состояла в том, чтобы прикоснуться хотя бы к брюкам Белого Принца. В избытке верноподданнического обожания они толкали его коленями и бедрами, и было слышно, как одна шепнула другой: «Скажи, ты дотронулась до принца?» На что ее подруга в экстазе ответила: «Да, три раза». Такая ордалия могла бы вывести из равновесия даже более уверенного оратора, и неудивительно, что принц Альберт стал страшно заикаться, хотя он мужественно договорил до конца.
После этого происшествия принц решил принять свои меры предосторожности. Среди его друзей на курсе «Грейнвиль» был кадет, настолько похожий на него, что однажды в Дартмуте его отец принял принца за своего сына. Эти двое заключили секретный пакт, который состоял в том, что в некоторых случаях во время оставшейся части круиза, когда принцу нужно было появиться (но не говорить) на каком-то незначительном публичном мероприятии, а ему хотелось заняться чем-нибудь более интересным – например, поиграть в теннис, – его друг займет его место и будет мило улыбаться толпе. Такая подмена имела место не один раз, и о ней ни разу никто не догадался. По крайней мере, капитан Обри Смит ничего об этом не знал, хотя у капитан-лейтенанта Сперсер-Купе-ра, возможно, мелькали кое-какие подозрения.
Позднее, когда в ходе круиза представители канадской прессы прорвались на борт «Камберленда» и требовали интервью с принцев Альбертом, он убедил другого своего приятеля поговорить с ними вместо него. Этот юноша обладал воображением и своеобразным чувством юмора. Выдавая себя за принца, он заверил корреспондентов, что с ним действительно обращаются как с любым другим кадетом на борту: он ест такую же пищу, спит в таком же гамаке и выполняет те же обязанности. Единственная разница в том, что по воскресеньям он носит шляпу-котелок.
Но принц Альберт не все время избегал публичности. Круиз проходил очень весело, и одним из самых приятных инцидентов была джимхана[26] на Барбадосе, в ходе которой он выиграл скачки на четыре фарлонга для поло-пони. Кроме того, он выиграл «фермерские скачки», где участники должны были не только преодолеть заданное расстояние, но на финише изобразить птицу или животное, обитающее на ферме. Принцу Альберту выпало изображать осла, и его ослиный крик заслужил приз за громкость и правдоподобие.
19 марта, когда «Камберленд» достиг Пуэрто-Рико, он получил известие об убийстве своего двоюродного деда, короля Греции[27], флаги на мачтах были на время приспущены. Король Георг, который был очень огорчен, написал своему сыну из Виндзора:
«В прошлый четверг 18-го мы были страшно потрясены и опечалены, получив трагическое известие о том, что дорогой дядя Вилли, король Греции, был убит в Салониках неким греком. Это так ужасно. Он, как обычно, вышел на улицу погулять, когда этот скот подошел к нему сзади и выстрелил прямо в сердце».
Трудно сказать, насколько глубоко затронула принца Альберта потеря любимого брата его бабушки, поскольку он не упомянул о ней ни в своем дневнике, ни в письмах к родителям, но свое отношение к политическому убийству он решительно высказал в прошлом году по случаю неудавшегося покушения на жизнь короля Виктора Эммануила III. «Вчера видел в газетах, что один из этих зверей анархистов пытался убить короля Италии, – писал он отцу. – Как хорошо, что он был убит толпой».
Плавание медленно шло своим курсом, и тропические красоты Карибов сменились более суровыми видами канадского побережья, а 15 мая «Камберленд» достиг Галифакса. Здесь принц Альберт получил новый замечательный опыт. Как большинство англичан, он не имел никакого представления о размерах и великолепии доминиона Канада, которым правил его отец. Величина канадских озер и огромные расстояния, которые можно было покрыть по воде, двигаясь к сердцу страны, стали для него откровением. С тех пор он полюбил Канаду и ждал, когда снова поедет туда. Но прежде, чем он смог это реализовать, пришлось ждать четверть века.
Самым увлекательным стал день, начавшийся в семь утра в Торонто и закончившийся спустя двенадцать часов в Квебеке. За это время кадеты посетили Ниагарский водопад, осмотрели красоты архипелага Тысячи Островов и засняли пороги в Лонг-Солт. Единственной неприятностью было настойчивое внимание прессы и публики, доставлявшее принцу Альберту большое беспокойство.
«За мной постоянно охотились фотографы, а также американцы, которые совершенно невоспитанны и пытаются делать фотографии, – написал он в своем дневнике, вспоминая события того дня. – В 10:30 мы прибыли в Льюистон и потом сели на специальный трамвай, который ходит по американской стороне реки Ниагара. По дороге к водопаду мы сфотографировали пороги и знаменитый Уирпул [национальный парк]. В городке Ниагара-Фоллс мы вышли и потом с Козьего острова осмотрели Американский водопад. Некоторые из нас прошли под водопадом, что было довольно любопытно. Мы сняли с себя всю одежду и надели фланелевые костюмы, а сверху непромокаемые. Потом мы спустились вниз на лифте и пошли по тропинке, пока не дошли до моста, который проходит под водопадом. Брызги там летят с такой силой, что делаешься весь мокрый. Когда мы стояли прямо под водопадом, мы не могли ни видеть, ни дышать, потому что брызги бьют по лицу и можно только изредка хватать воздух… После этого я с несколькими другими кадетами прошел под водопадом „Подкова“ на канадской стороне. Они построили под водопадом тоннель длиной 150 футов. Потом мы поехали смотреть электростанцию Онтарио, которая передает электричество на 500 миль. С помощью тринадцати водяных турбин станция генерирует напряжение 60 000 вольт… Мы фотографировали пороги по пути в Монреаль. Когда мы фотографировали пороги Лонг-Солт, мы ударились о скалу, но никто не пострадал. Самыми потрясающими были Лачинские пороги».
Это был замечательный день, и принц Альберт получил намного больше удовольствия, чем от последовавших за ним светских мероприятий. Он по-прежнему сильно робел в обществе незнакомых людей, и на нескольких балах, которые были даны для кадетов, ничто не могло заставить его выйти на танцпол. Он предпочитал отойти подальше и забиться в какой-нибудь угол, откуда его практически невозможно было вытащить. Ему снова и снова представляли хорошеньких канадских девушек, но, хотя принц никогда не был груб, беседа быстро затухала. Впрочем, однажды его замкнутость удалось растопить. Капитан-лейтенант Спенсер-Купер, поддерживая обеими руками свои брюки, шепнул ему на ухо, что произошла катастрофа и у него сзади оторвались две пуговицы на подтяжках. Принц страшно развеселился. Оставив всякое смущение, он сообщал всем своим партнершам о затруднительном положении, в котором оказался капитан-лейтенант. Он даже пожалел, когда бал закончился.