Воздействие подобной британской флегматичности на американцев и русских оказалось различным, но не лишенным интереса.
Для президента Трумэна «это была впечатляющая демонстрация медленного и мирного способа, которым демократия меняет свое правительство», но в душе Молотова вся эта история вызвала глубокое недоверие. Перед отъездом мистера Эттли в Лондон он спросил, каков, по его мнению, будет результат выборов, и лидер Лейбористской партии совершенно искренне ответил, что, по его мнению, это будет нечто близкое. Мистер Молотов истолковал это замечание как скрытое указание на то, что результат выборов заранее «зафиксирован», и смена власти демократическим путем явилась для него большим потрясением, тем более что по возвращении в Потсдам нового премьер-министра и министра иностранных дел сопровождали те же официальные советники, которые в том же качестве служили мистеру Черчиллю. «Но вы сказали, что результатом выборов будет нечто близкое, а теперь у вас подавляющее большинство», – сказал мистер Молотов с укоризненным недоумением и впредь относился к британским представителям с крайне мрачным подозрением.
С тех пор как в Европе прекратились военные действия, король Георг был преисполнен желания встретиться с президентом Трумэном и наладить с ним нечто вроде тесных личных отношений, какие у него были с президентом Рузвельтом. Трудность заключалась в выборе времени, поскольку все стремились избежать новых подозрений, высказанных маршалом Сталиным по поводу предварительных встреч между Черчиллем и президентом Рузвельтом в Каире и на Мальте перед Тегеранской и Ялтинской конференциями. «По правилам Трумэну следует сначала приехать сюда, прежде чем встретиться со Сталиным, поскольку Рузвельт обещал мне это, – записал король в своем дневнике. – Трумэн боится „вступить в одну шайку“ с Уинстоном в глазах Сталина. Опять же, Трумэн не может встретится со Сталиным до того, как встретится с Уинстоном. Так что сначала должна состояться их встреча, а визит Трумэна к нам будет позже».
Тогда король Георг выдвинул предложение проинспектировать свои войска в британской зоне; это было в принципе одобрено, и генерал Эйзенхауэр пригласил его приехать в штаб-квартиру верховного штаба во Франкфурте. Поскольку визит должен был совпасть с Потсдамской конференцией, между королем и мистером Черчиллем было оговорено, что его величество может приехать в Берлин на один день, отобедать с маршалом Сталиным, а вечером устроить ужин в британском секторе, где его гостями будут президент Трумэн и маршал Сталин. Предложение было горячо одобрено президентом и принято маршалом Сталиным, но, к большому разочарованию короля Георга, его надежды на визит в Германию рухнули из-за решительного нежелания фельдмаршала Монтгомери взять на себя ответственность за безопасность его величества ввиду враждебного отношения к стране, и от этой идеи пришлось отказаться.
Тогда король написал президенту Трумэну письмо с приглашением остановиться в Букингемском дворце на обратном пути с конференции в Соединенные Штаты. Приглашение было с благодарностью принято 12 июля, но лишь предварительно, поскольку мистер Трумэн опасался, что «обстановка в Соединенных Штатах может потребовать моего немедленного возвращения после окончания конференции». Президент имел в виду не внутриполитическую ситуацию в Соединенных Штатах, а обстоятельства, связанные с первым применением атомного оружия. Окончательное решение о сбросе атомной бомбы на японские объекты могло быть принято им, и только им одним, и он почти каждый день ждал известий из Америки, что может привести к немедленному принятию этого решения.
Именно это и случилось. 16 июля, за день до открытия Потсдамской конференции, пришли новости об успешных испытаниях, проведенных в Нью-Мексико, а 22 июля президент Трумэн написал королю Георгу письмо, в котором выражал глубокое сожалением по поводу того, что ему крайне необходимо вернуться домой сразу же после закрытия конференции, и поэтому он вынужден отказаться от удовольствия посетить Лондон. На следующий день генералу Спаатцу, главнокомандующему стратегическими военно-воздушными силами США, по телеграфу был отправлен приказ сбросить первую бомбу «сразу после 3 августа, как только позволит погода».
Однако король Георг не собирался сдаваться. Он был убежден, что его встреча с президентом, пусть даже на час или около того, прежде чем он покинет Европу, была бы желательной и целесообразной, и поэтому он предложил, поскольку мистер Трумэн возвращался на американском военном корабле «Огаста», направить его в британские территориальные воды, дабы король мог выйти из Портс мута на барже, подняться на борт и переговорить с президентом, пока судно будет плыть по проливу Солент. Затем он покинет корабль где-нибудь за пределами Игл. Мистер Трумэн пришел в восторг от этого плана, но в соответствии с мерами, принятыми для организации его путешествия, ему пришлось сесть на «Огасту» в Плимуте, куда ее доставили из Берлина, и, таким образом, долгожданная встреча состоялась в Плимут-Саунд 2 августа 1945 года.
«Я прибыл на станцию Миллбей в Плимуте и поднялся на борт „Ринаун“, стоявшего на якоре в проливе Саунд, – записал король в своем дневнике. – Неподалеку на якоре стоял военный корабль США „Огаста“. Президент Трумэн, госсекретарь мистер Бирнс и адмирал флота Лихи поднялись на борт, чтобы встретиться со мной в 12:30. Я поприветствовал президента в этой стране, и мы поговорили полчаса перед ланчем. Он сказал мне, что доволен, что принял участие в Берлинской конференции, поскольку он установил личный контакт с Черчиллем, Сталиным и Эттли. Он признал, что многое выяснил и теперь видит европейские трудности с новой точки зрения. Он видел, что Сталин хотел сохранить то, что у него уже было, но у него было слишком много на вкус США и Великобритании, и уступки со стороны России были предусмотрены в рамках нового Совета министров иностранных дел, который будет собираться через определенные промежутки времени для обсуждения этих вопросов, а также для организации предварительных мероприятий мирной конференции. Он был в ужасе от разрушений, причиненных Берлину нашими совместными бомбардировками. Он понимал, что великим державам придется объединиться на все времена, чтобы предотвратить новую войну. За обедом я поговорил с мистером Бернсом. Он мне понравился. Привлекательный ирландец по происхождению и отличный собеседник. Он много спорил с Молотовым, который не мог принять решения ни по одному вопросу. Все время ссылался на Сталина. Он считал, что Бевин вел себя немного грубовато, хотя и был хорошим переговорщиком. Бернс подробно обсуждал возможности Tube Alloy бомбы[186], поскольку он отвечал за ее исследовательскую организацию. После обеда я поднялся на борт „Огасты“, чтобы нанести ответный визит президенту, а позже судно вместе с американским военным кораблем „Филадельфия“ отплыли в путь. Я вернулся на поезд и прибыл в Лондон в 10 часов вечера».
Мистер Трумэн быстро оценил характер короля Георга. «Король произвел на меня впечатление хорошего человека», – написал он, и между ними сразу же возникло взаимное расположение. Скромность короля, его искренность и естественная доброта в сочетании с его удивительно глубоким знанием устройства мира и его страстным желанием узнать больше – все это привлекло президента. Прежде чем покинуть «Огасту», король Георг попросил мистера Трумэна дать ему свой автограф «для моей жены и дочерей», и президент, обрадованный открытием, которое сделали многие американцы, что королю Англии не чуждо ничто «человеческое», подписал несколько открыток с изображением Белого дома.
Советники президента, мистер Бернс и адмирал Лихи, также были поражены неформальностью и обширными познаниями короля. За ланчем, который прошел в очень оживленной обстановке, большая часть разговоров касалась создания атомной бомбы, и король продемонстрировал глубокую заинтересованность в этом проекте и в возможном использовании атомной энергии после войны. Единственным членом группы, скептически отнесшимся к ее успеху, был адмирал Лихи, который прямо заявил: «Для меня это нечто вроде профессорской мечты». «Не хотите ли сделать небольшую ставку, адмирал?» – спросил король Георг, и позже адмирал Лихи честно признался: «События вскоре доказали, что в этом отношении я сильно ошибался».
После отъезда президента Трумэна король и королева отправились в Виндзор, чтобы посетить скачки в Аскоте, где, как записал король, «моя лошадь Райзинг Лайт с небольшим отрывом опередила Стерлинг Кастл на дистанции в полторы мили. Меня это так обрадовало, так как я никогда раньше не видел, чтобы мои лошади побеждали». Но тем временем произошли великие события.
6 августа на Хиросиму была сброшена первая атомная бомба. Два дня спустя Россия объявила войну Японии, а 9-го на Нагасаки американцы сбросили вторую бомбу. После чего японское правительство приняло безоговорочную капитуляцию, и 15 августа король открыл свой первый с 1938 года парламент мирного времени года на фоне празднования Дня Победы[187]. На протяжении всего дня король и королева раз шесть появлялись на балконе Букингемского дворца под аплодисменты толпы, и король принимал поздравления своих министров. Он также принял мистера Черчилля. «Я бы хотел, чтобы народ оказал ему надлежащий прием», – подумал он в тот вечер.
Десять дней спустя король и королева прибыли в Балморал на заслуженный отдых. Погода стояла прекрасная, хотя охота не задалась, так как много рябчиков погибло из-за мороза и выпавшего снега в начале лета. Но король испытывал благодарность за мир в Дисайде – и во всем мире в целом.
«Окончательная капитуляция Японии была подписана вчера в Токийском заливе на борту флагманского военного корабля США „Миссури“, – записал он 3 сентября. – Так закончилась мировая война, начавшаяся ровно сегодня 6 лет назад».