О серьезности кризиса королю подробно докладывалось в серии телеграмм от премьер-министра, который считал, что ситуация требовала такой же скорости и срочности, как и крупная военная операция. Накануне своего прибытия в Кейптаун король телеграфировал мистеру Эттли, выразив свое сочувствие и сочувствие королевы британскому народу и их искреннюю надежду на скорое облегчение нынешних трудностей; это сообщение было обнародовано в Лондоне 17 февраля.
«Я очень обеспокоен дополнительными лишениями, с которыми всем вам приходится мириться дома в такую холодную погоду без света и топлива, – написал король Георг королеве Марии вскоре после своего прибытия. – По крайней мере, я хотел бы быть с вами, ведь я перенес столько испытаний вместе с народом».
Их величества также были глубоко обеспокоены и немало огорчены дошедшими до них слухами о необоснованной критике их отсутствия в Британии в такое время. Для человека столь совестливого, как король Георг, эта раздвоенная верность долгу приносила душевное мучение. Он искренне желал разделить со своим народом в Великобритании их трудности и лишения, как это было во время внезапных обстрелов и бомбардировок во время войны, тем не менее он понимал, что у него есть обязательства перед своим народом в Южной Африке, где он мог оказать важную услугу Содружеству. Он с тревогой рассматривал различные варианты, с помощью которых можно было бы разрешить этот конфликт обязательств. Он обдумывал возможность прервать королевский визит или хотя бы сократить его и проконсультировался по этому поводу с мистером Эттли.
«Эта поездка требует очень много усилий, как я и опасалась, и вдвойне тяжела для Берти, который считает, что ему следует быть дома, – написала королева королеве Марии. – Но сейчас он мало что может сделать, и, даже если бы он прервал турне и улетел домой, это было бы очень утомительно и, возможно, затруднило бы его возвращение сюда. Мы все время думаем о доме, и Берти предложил вернуться, но мистер Эттли считает, что это только заставит людей поверить, что дела совсем плохи, и не хочет, чтобы он возвращался».
Премьер-министр действительно был решителен в своих заверениях. Он полностью оценил желание короля Георга принять участие в урегулировании кризиса в стране, но в равной степени осознавал важность миссии, которую тому надлежало выполнить.
«Я надеюсь, что король не усугубит свое бремя беспокойством по поводу его отсутствия в это время в стране, – телеграфировал он сэру Алану Ласеллсу 4 марта. – Серьезной критики на этот счет не возникало, и я уверен, что ее не будет. Важно понять, что обязанности короля должны время от времени приводить его в доминионы и что, находясь за границей, он должен быть в курсе государственных дел. Помимо других последствий, сокращение турне неоправданно усилит масштабы проблем, с которыми мы сталкиваемся и преодолеваем дома, особенно в глазах иностранных наблюдателей. Поэтому я надеюсь, что вы успокоите короля на этот счет».
Так что, действуя по совету своего премьер-министра в Великобритании, король Георг, хотя и не мог выбросить из головы беды Британии, отказался от всех мыслей о прекращении визита в Южную Африку и посвятил себя предстоящему жизненно важному делу.
Визит короля Георга в Южно-Африканский Союз имел в некоторых отношениях даже более глубокое значение, чем те, что он нанес другим государствам Содружества. Канада, Австралия и Новая Зеландия долгое время являлись членами британской национальной семьи, и их традиции (за исключением Французской Канады) были в основном британскими по своей природе. Этого нельзя было сказать о Южной Африке, где на каждом шагу путешественнику становится ясно, что это земля, на которой две разные белые расы – британцы и голландцы – придерживаются раздельных идеалов и им еще предстоит найти окончательные условия, на которых они могут существовать совместно и уживаться с многочисленным местным населением.
Не прошло и половины столетия с тех пор, как Веренигингский мирный договор положил конец войне, в ходе которой все ресурсы империи, включая войска Канады, Австралии, Новой Зеландии и Индии, были задействованы для разгрома армий Бурской республики. Не прошло и сорока лет с тех пор, как некоторые бурские генералы – Де Вет, Де ла Рей и Бейерс – подняли восстание против союзного правительства в момент серьезной опасности, грозившей Британскому Содружеству. В 1939 году Южно-Африканский Союз вступил в войну по решению, принятому с незначительным перевесом голосов, а уже в 1942 году Национальная партия выдвинула предложение об отделении от британской короны.
Хотя великий акт либеральной государственной мудрости, принятый в 1910 году, позволил Союзу стать самым молодым из британских доминионов, разделение между двумя белыми расами наложило глубокий отпечаток на конституцию новой нации. В одной только Южной Африке было две столицы: резиденция парламента в Кейптауне и исполнительная власть в Претории; два национальных гимна, в одном из которых, нидерландском, имя монарха не упоминалось; и два национальных флага. Более того, хотя принимавший короля в Южной Африке премьер-министр Союза фельдмаршал Смэтс, подписавший бурский мирный договор в Веренигинге, теперь был признан старейшим государственным деятелем Британского Содружества, бросалось в глаза то обстоятельство, что, когда в день прибытия в Кейптаун король Георг наградил его орденом «За заслуги» перед членами парламента Южной Африки, большая часть сенаторов и представителей Национальной партии отсутствовали на церемонии.
Таким образом, скрытые мели и рифы, подстерегавшие короля и его советников в течение этих знаменательных недель королевского визита, обнажились. Он был конституционным монархом Южной Африки и поэтому должен был ограничивать себя, как и в Соединенном Королевстве, тремя конституционными прерогативами – давать советы, поощрять и предупреждать; тем не менее он никогда не упускал возможности содействовать великой задачи примирения. Недаром в Блумфонтейне он приветствовал в качестве своего министра доктора Колина Стайна, сына последнего президента Оранжевой Республики, и не напрасно нанес неожиданный и неофициальный визит 82-летней вдове президента.
«Она послала вам множество приветов, – написала королева королеве Марии, – и сказала, что всегда помнит ланч в Лондоне, когда вы были принцессой Уэльской, и как сильно она вами восхищалась. Замечательная пожилая леди».
И недаром в доме Сесила Родса, Грот-Шуре, король вручил генералу Смэтсу Библию президента Крюгера, захваченную среди его вещей во время Южноафриканской войны, которую король привез с собой из Лондона. Более того, в послании южноафриканскому народу, транслированному из Претории в день, когда его приветствовали более тысячи аутстрайдеров (бурских ветеранов Южноафриканской войны), он передал молодежи страны в качестве девиза собственные слова Крюгера: «Берите из прошлого все хорошее и прекрасное, формируйте из этого свой идеал и стройте свое будущее на основе этого идеала».
Королевская семья приехала с целью увидеть Южную Африку, и они постарались познакомиться с этой страной как можно ближе за десять насыщенных недель. Король провел 7 апреля торжественное открытие парламента Южной Родезии в палате ассамблеи в Солсбери, а некоторое время спустя королевская свита совершила паломничество из Булавайо на лысую вершину холма в горах Матопос, последнее пристанище Сесила Родса. В Северной Родезии они посетили Ливингстон и завороженно смотрели на могучую «дымящуюся воду» водопада Виктория, стоя там, где менее ста лет назад Дэвид Ливингстон, первый белый человек, увидевший его, наблюдал за этим величественным явлением.
Хотя, как вынужден был признать король, их путешествие временами было трудным и утомительным, интерес путешественников никогда не угасал, и великолепное зрелище африканской природы, развернувшееся перед ними, восхищало и завораживало их. Их усилия не остались без вознаграждения. Теплота и искренность энтузиазма, с которыми их встречали на каждом шагу буры и бритты, басуто и зулу, красноречиво свидетельствовали о том, что их принимали не как монарха и его супругу некой чуждой им державы, а как короля и королеву Южной Африки, важных представителей политического союза, которые прибыли поприветствовать членов великой разнородной африканской семьи, главами которой они являлись, и быть встреченной ими самими.
Не менее важным аспектом южноафриканской поездки было решение короля о том, что впервые в истории королевская семья должна была совершить путешествие вместе и что оно должно было совпасть с совершеннолетием принцессы Елизаветы, правопреемницы этого великого королевского наследия. Это событие состоялось в Кейптауне, за четыре дня до обратного отъезда в Англию. На протяжении всего тура поведение принцессы Елизаветы отличалось юношеским достоинством, сочетавшимся с ее непосредственной веселостью и энтузиазмом. И вот, вечером 21 апреля, на пороге своей грандиозной судьбы, сидя одна в зале резиденции губернатора, она обратилась к подданным своего отца с торжественной речью. Ее слова, хотя и были обращены ко всем пятиста миллионам жителей Британского Содружества и империи, содержали особое послание народу Южной Африки. «Когда, – писал один из слышавших ее, – она сказала, что, хотя и находится в шести тысячах миль от страны, где она родилась, она по-прежнему чувствует себя как дома, то, возможно, подвела итог не только для себя, но и для всей королевской семьи, смысл и достижение их поездки. Король, королева и их дети покорили сердца людей, и отныне их будут считать настоящими южноафриканцами».
Чистый, юный голос принцессы, слегка дрожавший от глубокого волнения, разнесся по всему миру, выражая ее торжественную самоотверженность. «Я бы хотела, – сказала она, – выразить свою преданность сейчас. Это очень искренне. Я заявляю перед всеми вами, что вся моя жизнь, будь она долгой или короткой, будет посвящена служению вам и нашему великому Имперскому Содружеству, к которому мы все принадлежим. Но у меня не хватит сил исполнить свое обещание,