Наций, его коллега, мистер Шинвелл, выразил мнение, что, «судя по всему, генерал Макартур вышел за рамки тех целей, которые мы считали целями в начале кампании». В Соединенных Штатах начало поражения потребовало «мальчика для битья», и критика набросилась на Великобританию, которая обвинялась в якобы слишком незначительном вкладе в Корейскую войну. Более того, тот факт, что Британия поддерживала дипломатические отношения с коммунистическим Китаем, в то время как Соединенные Штаты по-прежнему признавали националистический режим маршала Чан Кайши на Формозе законным китайским правительством, послужил дополнительным источником трений.
Страсти накалились по обе стороны Атлантики, и усилились мрачные предчувствия. В Великобритании опасались, что американцы упустили из виду тот факт, что, несмотря на непосредственные боевые действия в Корее, реальная угроза спокойствию во всем мире заключалась в опасности российской, а не китайской агрессии и что правительство президента Трумэна обдумывало возможность полномасштабного наступления на Китай. Предполагалось, что это почти наверняка приведет к широкой поддержке Китая Советским Союзом и развязыванию Третьей мировой войны. В Америке нашлись люди, которые шептались о том, что Британия, стремясь умиротворить пекинское правительство, намерена покончить с Корейской войной путем заключения соглашения о перемирии, выгодного Северной Корее, и что, если эта цель не будет достигнута, она выйдет из войны.
Напряженность в англо-американских отношениях стала настолько острой, что мистер Эттли пришел к мнению, что восстановить положение можно только с помощью личного контакта. Эта идея была встречена с энтузиазмом в Вашингтоне и Вестминстере и получила горячее одобрение короля Георга.
В течение этих трудных месяцев король Георг полностью разделял общую тревогу своего народа. Он был воодушевлен успехами вооруженных сил Организации Объединенных Наций в Корее, но ситуация, возникшая в результате вмешательства Китая и его влияния на англо-американские отношения, повергла его в уныние. В ходе их встречи премьер-министр не раз упоминал о своем желании обсудить все вопросы лично с президентом Трумэном, и король полностью с этим согласился. Вопрос заключался в выборе наиболее подходящего момента, который наступил благодаря громогласному заявлению президента на пресс-конференции 30 ноября о том, что он не исключает применения атомной бомбы для урегулирования ситуации в Корее. «Означает ли это, что возможность использования атомной бомбы активно рассматривается?» – спросил его журналист, и мистер Трумэн ответил: «Вопрос о ее использовании всегда активно рассматривается. Я против ее использования. Это ужасное оружие, и его нельзя применять против невинных мужчин, женщин и детей, не имеющих никакого отношения к военной агрессии».
Эти слова убедили мистера Эттли в необходимости немедленных действий. Он запросил и получил одобрение короля, находившегося в Сендрингеме, и после случайного и удачного визита французского премьера и министра иностранных дел 3 декабря отправился в путь.
Перед отъездом премьер-министр получил следующее письмо от короля Георга:
«Мой дорогой премьер-министр,
я пишу вам накануне вашего отъезда в Америку для переговоров с президентом Трумэном, дабы пожелать вам всяческих успехов. Я знаю, что вы уже давно обдумывали этот визит, и я считаю, что сейчас настал подходящий момент, когда вы, как глава моего правительства в Соединенном Королевстве, сможете объяснить президенту истинную картину нынешней ситуации в мире, какой мы ее видим. Мне бы хотелось сказать вам это лично, но в наши дни события развиваются слишком быстро. В последнее время я был очень обеспокоен ситуацией в целом, поэтому я очень рад, что вы сможете открыто и недвусмысленно изложить нашу позицию президенту.
Я очень рад узнать, что месье Плевен и месье Шуман ведут сегодня с вами переговоры, которые, я надеюсь, показывают, что французы наконец осознают настоятельную необходимость начала реализации своей оборонной программы.
Я совершенно уверен, что вы сможете справиться со всеми важными нерешенными проблемами, и поэтому я надеюсь, что ваш визит не будет слишком обременительным.
Я с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи в Лондоне.
Остаюсь искренне ваш
Георг R.».
Поблагодарив короля за его добрые пожелания, мистер Эттли ответил письмом относительно темы своих предстоящих переговоров с мистером Трумэном:
«Мне бы хотелось обсудить эти вопросы с вашим величеством, но, хотя идея встречи обсуждалась уже некоторое время, фактическое время ее проведения было продиктовано событиями. Неутешительные заявления президента потребовали немедленных действий.
Визит французских министров был неожиданным, но в результате полезным, хотя им еще предстоит пройти определенный путь, чтобы сблизиться с мнениями других членов Атлантического договора. У меня сложилось впечатление, что французское общественное мнение опережает мнение французского парламента и что министры не осмеливаются зайти так далеко, как им хотелось бы.
Я со всем уважением согласен с вашим величеством в том, что я должен детально и откровенно изложить нашу позицию президенту, указав на то, что для этой страны невозможно сделать то, что она хотела бы сделать в области обороны, если правительство Соединенных Штатов не приведет свою экономическую политику в соответствие с потребностями ситуации.
Я думаю, американцы понимают, что активное вмешательство в конфликт на Дальнем Востоке означало бы игру в российскую рулетку и что мы должны учитывать стратегию в широком смысле этого слова.
Милостивое письмо вашего величества очень ободрило меня в решении стоящих передо мной задач».
Переговоры мистера Эттли в Вашингтоне (4–8 декабря), о которых мистер Трумэн писал в своих мемуарах, можно назвать лишь частично успешными. Премьер-министру удалось развеять заблуждения президента и его советников относительно того, что Соединенное Королевство рассматривает возможность отказа от своих обязательств в Корее, однако ему не удалось добиться существенных изменений в отношении Соединенных Штатов к Китаю. Предложение о том, что коммунистический режим Пекина должен быть допущен в Организацию Объединенных Наций (уставным членом которой был националистический Китай), с самого начала расценивалось как предательство Соединенными Штатами признания правительства Формозы, и единственным полученным заверением стало несколько двусмысленное заявление госсекретаря мистера Дина Ачесона о том, что «не так много советников президента» будут призывать его следовать курсом на полномасштабную войну с Китаем. Однако между обеими сторонами было достигнуто согласие относительно их решимости как можно быстрее и разумнее перевооружиться для борьбы с посягательствами на свободу как в Европе, так и в Азии, и мистер Эттли добился определенного удовлетворения от президента в вопросе применения атомного оружия.
Тем не менее 12 декабря мистер Эттли сделал королю не слишком ободряющий доклад. Пятьдесят пятый год жизни его величества и первая половина XX века проходили в атмосфере подозрительности, угрозы и агрессии, которая глубоко угнетала его. Перспективы на будущее выглядели крайне мрачными.
В 1951 году преобладала депрессия, вызванная непрерывными приливами и отливами боевых действий в Корее, истерически-фанатичной политикой доктора Муссадыка в Тегеране, которая завершилась национализацией Англо-иранской нефтяной компании, а также сохранением недуга, поразившего экономическое положение страны, и неопределенностью существования правительства, зависевшего от незначительного большинства в восемь человек. Некоторое облегчение от этих опасений и уныния принес Фестиваль Британии, который правительство его величества организовало под влиянием порыва и энтузиазма лорда-президента Совета мистера Герберта Моррисона (который был в восторге от прозвища Лорд Фестиваль, данного ему прессой), решило отпраздновать столетие Великой выставки 1851 года.
Это масштабное мероприятие, подготовка к которому велась в течение четырех лет, было призвано не только отметить столетнюю годовщину выставки принца Альберта 1851 года, когда в Гайд-парке был построен Хрустальный дворец, но и чтобы показать всему миру, насколько Британия оправилась после тяжелых военных испытаний и реконструкции. Объявляя о проекте в парламенте, мистер Моррисон призвал палату вспомнить ту выставку в Париже, на которую в 1878 году был приглашен весь мир, дабы продемонстрировать восстановление Франции после разрухи Франко-прусской войны. Дух этого великого события был выражен Джорджем Огастесом Сала в фразе: «Париж снова стал самим собой», но многие задавались вопросом, можно ли эту фразу правомерно применить к ситуации в Великобритании в 1951 году, когда политика жесткой экономии по-прежнему оставалась ключевым моментом жизни нации, а страна, казалось, все еще балансировала на грани экономического кризиса.
Фестиваль тем не менее сыграл важную роль в событиях года не только благодаря выставке на Южном берегу и ярмарке развлечений в парке Баттерси, но и потому, что он был общенациональным. Тем летом на всех Британских островах дух Фестиваля нашел свое выражение в мероприятиях и празднествах, которые, хотя и подвергались критике со стороны некоторых политиков, доставляли огромное удовольствие многим людям и которые, взятые вместе, представляли собой единый акт национальной переоценки и общего подтверждения веры в будущее страны.
Однако именно состояние здоровья короля Георга было главной заботой и беспокойством народов Соединенного Королевства и Содружества в 1951 году.
По совету сэра Джеймса Лермонта программа публичных мероприятий короля была сокращена и ограничена мероприятиями самой высокой важности. Он осознал необходимость отдыха и расслабления при любой возможности и хорошо понимал, чем ему грозят дальнейшие приступы тромбоза. Однако даже при всех мерах предосторожности король очень уставал, и его внешний вид начал вызывать волнение и обсуждение публики. Он также не мог, в силу своего характера, отвлечься от забот о государственных делах. «Постоянные заботы и кризисы, через которые нам приходится проходить, изрядно меня утомили», – писал он другу.