К весне 1916 года в Германии были замечены серьезные признаки того, что Флот открытого моря готовится отойти от политики спокойствия, которой он неуклонно следовал после битвы у Доггер-банки, и что «тот самый день», которого с такой надеждой почти два года ждал британский военно-морской флот, вот-вот настанет. За изменениями в высшем командовании флота, произошедшими в марте, в ходе которых фон Капелле сменил адмирала фон Тирпица на посту статс-секретаря Морского ведомства, а фон Шеер взял на себя командование Флотом открытого моря, последовала успешная манифестация более активной стратегии. Наступательные действия против британцев на море были необходимостью, если германский военно-морской флот хотел оправдать свое существование в глазах немецкого народа. Нация, которая постепенно разочаровывалась в своих надеждах на окончательную победу и стонала от усиливающихся последствий британской блокады, требовала возмездия от своего флота, ради создания которого в мирное время ей пришлось нести такое тяжелое налоговое бремя. Более того, победы на море должны были компенсировать неудачи немецких армий на суше. Чудовищные жертвы, принесенные в отчаянных попытках победить под Верденом, до сих пор оставались напрасными[37]. Впервые с начала войны немцы пали духом. Их Vernichtungswille (воля к уничтожению) убывала, и только флот оставался последней надеждой укрепить ее.
Таким образом, обстоятельства способствовали укреплению склонности самого адмирала фон Шеера к активной политике, и в мае он разработал план провести обстрел Сандерленда линейными крейсерами под командованием фон Хиппера, что должно было заставить сэра Дэвида Битти выдвинуться вперед с его базы в Росайте, а затем уничтожить его корабли подводными лодками, которые в большом количестве будут его поджидать. По чистому совпадению сэр Джон Джеллико одновременно с этим усовершенствовал свой план, целью которого было заставить фон Шеера сделать именно это.
В действительности ненастная погода не позволила осуществить ни один из этих планов. Фон Шеер зависел от воздушной разведки, осуществлявшейся «цеппелинами» с целью защиты от опасности быть застигнутым врасплох одной из периодических вылазок адмирала Джеллико в Северном море, но погода изо дня в день была такой плохой, что дирижабли не могли подняться в небо. Между тем подлодки, уйдя далеко вперед, начали патрулирование, и уже почти не осталось времени до того, как им нужно было возвращаться на базу. 30 мая был последний срок, до которого фон Шеер мог откладывать свою операцию. Когда этот день настал, он увидел, что погода по-прежнему против него, и приказал фон Хипперу уходить в пролив Скагеррак с тем, чтобы его присутствие у берегов Норвегии стало известно британскому Адмиралтейству, в то время как сам фон Шеер тайно следовал за ним с линейным флотом. О действиях фон Хиппера было доложено в Лондон, и в ночь 30 мая британский линейный флот из Скапа-Флоу и Кромарти под началом сэра Джона Джеллико, а также эскадра линейных крейсеров из Росайта под командованием сэра Дэвида Битти вышли в море. Все было готово для величайшего морского сражения этой войны.
Здесь нам следует оставить общее ради частного, поскольку ни цели, ни обязанности биографа короля Георга VI не подразумевают – каким бы ни был соблазн – подробного описания битвы, которую британцы назвали Ютландской и немцы – битвой при Скагерраке, и уж тем более ему нет смысла вступать в разгоревшиеся позднее споры о ходе этой битвы. Его задача – показать роль, которую играл «Коллингвуд», и место принца Альберта в этой роли, его действия и его реакцию. Возможно, лучше всего о них говорят слова самого принца и его непосредственного начальника – командира орудийной башни лейтенанта Кэмпбелла Тейта.
Несмотря на то что все три недели после возвращения на корабль принц прекрасно себя чувствовал, в ночь 30 мая, когда «Коллингвуд» в составе Первой линейной эскадры вышел в море, он, к своему большому сожалению, оказался в лазарете. Однако его недомогание было вызвано не столько обострением старых проблем с желудком, сколько участием воскресным вечером в товарищеском ужине, который давал лейтенант с крейсера «Инвинсибл», где он ел «скумбрию в соусе». В списке больных и в состоянии крайнего уныния принц оставался до раннего вечера среды, когда внезапно получил сигнал, подействовавший лучше любого лекарства. Это была боевая тревога.
«Внезапно около двух часов дня был получен сигнал, что немецкий флот вышел в море и вступил в бой с нашими крейсерами всего в сорока милях от нас и что бой движется по направлению к нам, – писал лейтенант Тейт принцу Уэльскому. – Все пришло в волнение. Наконец-то. Полный вперед. Звучит сигнал тревоги. Вы представляете себе эту сцену! Джонсон вскакивает со своей койки. Болен? Да я здоров, как никогда! У вас достаточно сил, чтобы занять свое место на башне и стрелять сколько потребуется? Конечно, а как иначе!»
И он пошел к своей орудийной башне, чтобы остаться там до тех пор, когда на следующий день надежно не закрепил орудия. Несмотря на то что «Коллингвуд» подвергся массированному обстрелу миноносца, те, кто был на борту, мало что видели из главного линейного флота немцев, кроме отдаленных оранжевых вспышек их орудий. Но они видели другие доказательства бойни. Они видели гибель «Инвинсибла» – флагмана Второй эскадры линейных крейсеров (того самого, где принц Альберт так неудачно поужинал три дня назад). Они видели трагедию крейсерской эскадры сэра Роберта Арбутнота, оказавшейся между двумя флотами, видели, как ее окутало облако дыма и брызг, как разрывались снаряды и как корабли разлетались на куски, словно от удара гигантского молота. Они ничего не могли сделать, только смотреть – враг до сих пор был скрыт от них, – как сначала «Дефенс», а потом «Блэк принс» исчезали в море брызг и дыма. Их очередь настала, когда из тумана внезапно вынырнул «Дерффлингер», шедший во главе крупного вражеского дивизиона, который выстраивался в линию. По этой гигантской цели они дали три залпа на расстояние 8000 ярдов. Эффект оказался очень впечатляющим. Но хотя в бинокли они могли видеть огромные дыры в борту вражеского корабля, обнажившие главную палубу, которая пылала, словно печь, от пламени, вырывавшегося из дыры в квартердеке, им не удалось нанести последний удар, и их добыча, повернув в сторону, снова скрылась в клубящемся тумане. К тому времени было почти девять часов вечера и почти стемнело, так что, как написал принц Альберт брату: «Мы приготовились к ночи, установив четырехдюймовые орудия для отражения атаки миноносца, которая так и не случилась».
Рассказ самого принца Альберта об участии «Коллингвуда» в битве отличается ясностью и верностью фактам, отражая здравый смысл, характерный для объективного репортажа:
«Гранд-Флит вышел в море вечером вторника 30-го и направился на восток в сторону пролива Скагеррак. В среду утром пришли сообщения, что линейные крейсеры ведут бой с немецкими крейсерами. Чуть позже сообщили, что 5-я линейная эскадра тоже участвует в боевых действиях. Эта эскадра состояла из 5 быстроходных линкоров типа „Королева Елизавета“ и обычно называлась Быстроходная линейная эскадра. 1-я, 2-я и 4-я линейные эскадры вместе включали 6 дивизий линейных кораблей с сопровождавшими их эсминцами, миноносцами и легкими крейсерами.
Мы вышли на боевую позицию в 16:30 и увидели впереди по правому борту линейные крейсеры, ведущие бой. Несколько других крейсеров вели стрельбу по левому борту от нас. Когда мы подошли, на „Лайоне“, шедшем во главе наших линейных крейсеров, похоже, горела левая сторона полубака, но пожар был незначительным. Они повернули вправо с тем, чтобы не мешать флоту. Насколько можно было видеть, подошли только 2 немецкие линейные эскадры и все линейные крейсеры. „Колоссас“, возглавлявший 6 дивизий, и следовавший за ним „Коллингвуд“ находились ближе всего к врагу. В 17:00 весь флот был на месте и вступил в бой. В 17:37 мы открыли огонь по нескольким легким крейсерам немцев. Вторым залпом „Коллингвуд“ поразил один из них, и он загорелся, а еще два залпа отправили его на дно. Потом мы повернули орудия на другой легкий крейсер и смогли потопить и его. Следующей нашей целью стал линейный крейсер, мы думаем, что это „Дерфлингер“, или „Лютцов“, и один из залпов „Коллингвуда“ попал в него за кормовой башней, которая вспыхнула ярким пламенем. После этого он отвернул от нас и скрылся в тумане. К этому времени было уже слишком темно, чтобы стрелять, и мы пошли на станцию ночной обороны. Четырехдюймовые орудия были приведены в боевую готовность для отражения нападения ми ноносцев. Наша стрельба двенадцатидюймовыми была хорошей, но несколько замедленной, поскольку мы могли ориентироваться только на вспышки от немецких орудий. Дальность составляла 10 000 ярдов, а под конец 8000. Немцы выпустили несколько торпед, но только одна достигла цели, попав в „Мальборо“, флагман 1-й линейной эскадры. Одна из ее котельных, один гидравлический отсек и одно отделение генераторов были затоплены, и скорость упала до 14 узлов. Но ему удалось уйти в Хамбер. Одна торпеда прошла перед носом „Коллингвуда“, а другая – за кормой. У нас не было ни повреждений, ни убитых, хотя несколько раз нас чуть не „достали“. Один снаряд упал рядом с кораблем, а другой перелетел через него.
У „Коллосаса“ один раз попали в надпалубные сооружения, были ранены 9 человек и выведена из строя главная подъемная стрела. Повреждения получили „Бархэм“, „Малайя“ и „Уорспайт“ из 5-й линейной эскадры. Последнему пришлось сразу же уйти в Росайт. На двух других было много убитых и раненых. На „Бархэме“ было 28 убитых, 42 раненых, на „Малайе“ – 38 убитых, 53 раненых. Убитых похоронили в море. Крейсер „Дефенс“ обстреливали несколько немецких линейных крейсеров, и он был подбит одновременно несколькими залпами. От взрыва поднялось огромное облако огня и дыма, а когда оно осело, крейсер исчез полностью.
„Уорриор“ получил настолько тяжелые повреждения, что его пришлось оставить. Были потоплены несколько наших эсминцев, и еще несколько пришлось взять на буксир. Добрались ли они домой, пока неизвестно.