Под командованием генерала Тренчарда находилась обширная территория Западного фронта в районе Нанси, и принц Альберт имел возможность наблюдать операции дневной и ночной бомбардировки, проводимые не только британскими, но и американскими, французскими и итальянскими эскадрильями. Это было его первое знакомство с наступательными военными действиями в воздухе – до этого в Англии он имел лишь опыт противовоздушных операций, – и это произвело на него огромное впечатление. «У всех офицеров, похоже, отличное настроение, и они смотрят на свои рейды как на обычные полеты, что, конечно, совершенно правильно», – писал он королеве Марии. Но самое большое восхищение вызывал у него главнокомандующий Независимыми военно-воздушными силами. «Генерал Тренчард никому здесь не позволяет говорить о мире», – писал он королю Георгу в начале ноября, когда в воздухе появились первые намеки на мирные переговоры. – «Я никогда не видел человека, который был бы в большей степени поглощен вопросами командования. О том, что необходимо каждой эскадрилье, он знает намного больше, чем ее командир, и неустанно следит, чтобы каждый выполнял свою работу».
Между тем слухи о мире, циркулировавшие в то время в штабе НВВС, были верны, и конец наступил очень быстро. В одиннадцать часов утра 11 ноября пушки на Западном фронте умолкли и кровавая мясорубка продолжительностью четыре года внезапно остановилась. «Великий день настал, мы победили в этой войне, – писал сыну король Георг. – Понадобилось много времени, но я был уверен, что если мы проявим упорство, то обязательно победим. Это огромная победа над одной из самых совершенных военных машин, когда-либо созданных в мире».
Как и многие другие молодые офицеры, принц Альберт внезапно оказался не у дел. Независимые военно-воздушные силы были расформированы сразу же после заключения перемирия, и генерал Тренчард вернулся в Англию. Принца перевели в штаб генерал-майора Джона Салмонда, командовавшего Королевскими военно-воздушными силами на Западном фронте, штаб-квартира которых находилась в Камбре, но он не знал, соответствовало ли это назначение желанию его отца, и, прежде чем принять его, остался в Париже у британского посла лорда Дерби в ожидании королевского одобрения.
Новых приказаний не пришлось долго ждать, и они оказались весьма интересного рода. Через принца Артура Коннаутского король Бельгии попросил короля Георга прислать члена британской королевской семьи в качестве персонального представителя, чтобы тот сопровождал его во время официального въезда в Брюссель, назначенного на 22 ноября. Сначала предполагалось, что это должен быть принц Уэльский, но король Георг счел это нежелательным, поскольку принц должен был исполнять свои обязанности в Канадском корпусе, к штаб-квартире которого он был в то время прикомандирован. Затем выбор пал на герцога Коннаутского, который недавно был во Франции, но он уже вернулся в Англию и не изъявлял желания снова куда-то ехать. В результате эту историческую миссию доверили второму сыну короля Георга, и она стала для него первым случаем, когда он представлял своего отца в государственных делах.
Это был волнующий и незабываемый опыт. Четыре года прекрасный город Брюссель высоко держал голову и хранил свою честь, вопреки всем уловкам и безжалостным попыткам оккупантов принудить его к покорности. Четыре года король Альберт и королева Елизавета, вцепившись в последний оставшийся свободным клочок бельгийской земли, вели борьбу против угнетателя. Столица Бельгии и ее суверен смотрели в будущее с надеждой и уверенностью – со временем вспыхивавшей все ярче, – что придет день, когда они снова будут свободны и вместе. И вот теперь этот день настал, прекрасный день золотой осени, сверкающий солнцем и небесной синью.
Король Альберт и его семья провели ночь четверга 21 ноября в замке Лакен, а на следующее утро поехали в Порт-де-Фландр, где их встретил принц Альберт, одетый в униформу Королевских ВВС. Там вся компания села на лошадей: король в полевой форме и потрепанном окопном шлеме, королева в поношенной выцветшей амазонке серо-голубого цвета, принц Леопольд, герцог Брабантский, принц Карл, граф Фландрский и принцесса Мари Жозе. Они проехали по улицам города, и приветственные крики жителей Брюсселя, то тут, то там прерывавшиеся слезами радости, становились во много раз громче при виде короля, который символизировал возвращение свободы и перспективу скорого мира. Когда они подъехали к Национальному дворцу, их встретил герой Брюсселя бургомистр Макс и кардинал Мерсье – духовный светоч бельгийского сопротивления. Перед ними прошли части союзных войск, а затем они вошли в палату депутатов, где их ожидали защитник Льежа генерал Леман и генерал сэр Герберт Палмер. Принц Альберт сидел возле трибуны, рядом с принцем Леопольдом, и слушал, как в течение десяти минут король Альберт, нервно сжимая свой старый железный шлем, рассказывал о силе духа и жертвах бельгийцев в долгие годы войны и подтвердил аудитории, которая не стеснялась откровенно всхлипывать, свою бесконечную благодарность Бельгии, после чего все снова вышли на воздух, где крики радости смешивались со слезами.
В тот вечер, когда восторги и эмоции этого памятного дня утихли, принц Альберт написал своему отцу: «Сегодняшний въезд в Брюссель прошел очень хорошо. Утром я встретил короля и королеву за пределами города и въехал туда верхом вместе с ними. Король сказал, как он рад, что ты прислал меня своим представителем. Я ехал справа от него. Это было очень впечатляюще зрелище, и народ встретил его удивительно тепло. Перед нами прошли бельгийская дивизия и части, представлявшие британскую, французскую и американскую армии».
За этим последовал визит короля Георга V во Францию (27 ноября – 11 декабря), в ходе которого его с восторгом приветствовали толпы, собравшиеся на Елисейских Полях. Эту встречу описали как «великую демонстрацию благодарности Англии за все, что она сделала для Франции». После этого он посетил поля сражений, военные кладбища и разоренные территории. Во всех этих поездках его сопровождали два старших сына. Принц Уэльский и принц Альберт получили большое удовольствие, побывав на празднествах в Париже, а в ходе последующих поездок делали все возможное, чтобы их отец не слишком уставал. Они постоянно были рядом с ним, за исключением одного дня, когда оба улизнули, чтобы провести время в Монсе и Шарлеруа. В последнем они посмотрели фильм о въезде короля в Брюссель, на котором присутствовал принц Альберт. «Это очень плохой фильм», – написал королеве Марии один из сыновей.
После этого встал вопрос, чем сыновьям короля следует заняться в период между заключением перемирия и подписанием мирного договора. Возвращение британских армий и их демобилизация были одной из самых острых проблем, стоявших перед послевоенным правительством мистера Ллойд Джорджа, и король Георг с его тонким пониманием правильного поведения был решительно настроен сделать так, чтобы ни один палец не указал на членов королевской семьи в связи с их преждевременным возвращением к гражданской жизни. Зимой 1917 года уже пошел нежелательный шепот в отношении затянувшегося отсутствия принца Альберта на действительной военной службе, и король решил, что оба принца должны оставаться во Франции по меньшей мере до весны. С этим решением оба с готовностью согласились. «Так Берти может принести намного больше пользы, чем сидя в Англии, где он провел большую часть войны, хотя это не его вина! – писал принц Уэльский королеве Марии. – Оставаясь в армии до тех пор, пока не будет подписан мир, он полностью снимет те совершенно несправедливые вопросы о том, что он делает, которые, как ты помнишь, задавали в прошлом году всякие пакостные личности».
Таким образом, к Рождеству принц Альберт снова оказался в штабе генерала Салмонда, но теперь в Спа, в том бельгийском курортном месте, где всего несколько недель назад размещалась свита императора Вильгельма II и высшее командование германской армии. Это было не единственное напоминание о бывшем режиме германского императора. В конце года он посетил командующего Канадским корпусом генерала Куррье, который квартировал в Бонне во дворце Шаумбург – резиденции принцессы Виктории Прусской[42], сестры экс-кайзера, с которой принц встретился впервые. Здесь он первый раз столкнулся с тем массовым выражением симпатии, к которому была привлечена вся германская нация в годы, непосредственно следовавшие за Первой мировой войной, и которое во многом создало питательную основу для гитлеровской пропаганды и будущего нацистского режима.
Принцесса Виктория изображала полнейшее неведение относительно всех зверств, совершенных немцами во время войны, и неспособность понять чувство сильнейшего негодования, которое испытывали союзники. «Казалось, она не имеет представления о наших чувствах в отношении Германии, – писал принц Альберт родителям. – Казалось, все зверства и жестокости в отношении военнопленных для нее откровение, как будто все это держали от них в секрете… Грейг рассказал ей кое-что из своего опыта, когда он был в плену, и думаю, это дало ей какое-то представление о том, что тогда происходило. Она спрашивала о тебе и о семье и выразила надежду, что мы вскоре опять станем друзьями. Я вежливо ответил ей, что считаю это невозможным еще многие годы!!! Она сказала всем, кто там был, что ее брат не хотел войны и всех этих налетов цеппелинов и подлодок, но это, конечно, всего лишь уловка, чтобы подружиться с нами».
«Твой ответ кузине Вики (которую я, конечно, знаю всю жизнь) был совершенно правильным, – отвечал король. – Чем скорее она поймет, какие горькие чувства мы испытываем к ее стране, тем лучше».
Вскоре после его возвращения в Спа, 18 января 1919 года, принц Альберт получил известие о смерти своего самого младшего брата Джона, которому было всего тринадцать лет. Этот красивый, ласковый, но, к сожалению, совершенно ненормальный мальчик жил в полной изоляции в Сендрингеме под присмотром миссис Билл и ее помощника. Его внезапную мирную смерть можно было воспринимать лишь как избавление от дальнейших страд