Традиция, согласно которой сыновьям монархов полагалось пройти курс в каком-нибудь британском университете, была заведена принцем-консортом, как часть общей схемы воспитания принцев, которую он разработал для своего старшего сына. Между 1859-м и 1862-м король Эдуард VII и принц Уэльский посещали – в ныне упраздненном статусе «титулованного аристократа» – не менее трех университетов: Эдинбургский, Оксфорд и Кембридж, осваивая то, что один из биографов принца-консорта назвал «дотошная учебная программа, подходящая для того, кто намеревался провести свою жизнь в пышной мантии преподавателя, но совсем не подходящая для того, кто был предназначен Богом, чтобы носить не головной убор профессора, а корону. Тьюторы, профессора, ученые, историки, математики и проповедники – эти куклы, плясавшие под дудку принца-консорта, терзали интеллект мальчиков, словно болезненные видения в ночных кошмарах, вызванных перееданием сливового пудинга». В то время как король Эдуард в Кембридже был студентом Тринити-колледжа, проживая за его пределами в Мейдингли-Холл, и несмотря на очевидно неудобоваримую «пищу для ума», которую он там поглощал, его старший сын герцог Кларенс летом 1883 года был принят в тот же самый колледж как своекоштный студент[46]. Король Георг V под влиянием мистера Хенселла, который сам учился в оксфордском Магдален-колледже, отправил принца Уэльского туда. Однако теперь принц Альберт продолжил семейную традицию обучения в кембриджском Тринити-колледже.
В то время там училось много других молодых офицеров военно-морского флота, поскольку Адмиралтейство отправило несколько сот человек, чье обучение было прервано войной, в разные колледжи Кембриджа. Этот эксперимент вызвал в обществе заметный интерес и несколько скептическое отношение и вдохновил мистера Редьярда Киплинга на следующие строки:
О, покажите мне, как роза может закрыться и снова стать бутоном!
Нет, следите за лордами Адмиралтейства, у них работа в самом разгаре.
Они собрали мужчин, которые в четырнадцать были бесшабашными парнями в Дартмуте.
И запихнули их в сухопутные школы, как будто никакой войны и не было.
Они отправили этих детей по всем морям от Фолклендских островов до залива,
И расквартировали их по колледжам, чтобы они научились читать и писать!
Их книгами были дождь, мокрый снег и туман, сухой ветер и снег,
Их учителями были рогатые мины и горбатая Смерть внизу.
Их школы были окружены блуждающим туманом и накрыты ждущими небесами,
Когда они выполнили свою задачу на только что засеянном поле с помощью Жертвоприношения Лунного Света.
Их не считали слишком молодыми для преподавания и не считали непригодными для руководства,
Когда они сформировали свой класс на пляже Хеллеса на берегу реки Клайд.
Они знают цену, которую придется заплатить за ошибку – за неправильно прочитанные показания датчика,
Или сторожевой катер, поданный к трапу носом вперед на полном ходу,
Или секундное недомыслие сонного человека, которое стоит десятка смертей.
Они познали откровенную речь, когда их катера были отправлены,
Чтобы собрать страшную жатву на побережье, когда «Вангард» ушел.
Они научились великой вере, малому страху и высокомерному сердцу в беде,
И как терпеть каждый промозглый год накопившейся усталости.
В середине октября два принца вместе с подполковником авиации Льюисом Грейгом, теперь официально приставленным к принцу Альберту в качестве конюшего, а также миссис Грейг приехали в Кембридж. Король арендовал для них «Саутакр», маленький, на редкость уродливый, но удобный дом с приятным садом, расположенный в стороне от Трампингтон-Роуд примерно в миле от Тринити, и они ездили в колледж и обратно на велосипедах. Их официальным наставником был старший тьютор колледжа мистер Р.В. Лоуренс, который произвел на них яркое впечатление своим колким юмором и незаурядной личностью. Ему помогали два более молодых преподавателя, мистер Дж. Р.М. Батлер, сын знаменитого главы Тринити, и мистер Д.Х. Робертсон, – оба исключительно приятные и способные.
Если про короля Эдуарда VII мистер Гладстоун говорил, что он знал все, кроме того, что было в книгах, и аналогичное мнение высказывал о принце Уэльском президент оксфордского Магдален-колледжа сэр Герберт Уоррен: «Начитанным педантом ему никогда не стать», то принц Альберт и принц Генри в скором времени поразили преподавателей своим стремлением получить от университетских занятий максимум пользы. Они проявляли увлеченность и сообразительность, и, хотя методы обучения были для них непривычными, они сразу же начали работать так, как им предлагалось, и результаты не заставили себя долго ждать. Их живость и готовность учиться способствовали тому, что между учеником и учителем складывались самые приятные взаимоотношения, и все, кто контактировал с ними: и молодые, и пожилые – были очарованы их естественностью и дружелюбием.
Однако было два пункта, которые вызывали беспокойство у преподавателей принцев: краткосрочность периода их учебы в Кембридже и тот факт, что, проживая вне колледжа, они не могли вкусить всей полноты университетской жизни. «Будет очень жаль – с точки зрения их воспитания, – если их пребывание здесь окажется короче, чем то, что абсолютно необходимо, хотя я понимаю, насколько важными могут быть другие требования, которые будут предъявлены к ним в будущем», – писал мистер Батлер лорду Стемфордхему. – «Год, а тем более неполный год представляется мне слишком коротким периодом для получения всех преимуществ нашего колледжа». Король был готов оставить принца Генри в Кембридже до лета 1920 года, но в случае его второго сына он колебался, во всяком случае, пока не обсудит этот вопрос с ним самим. В конце концов, принц Альберт тоже провел в университете целый год.
Однако в отношении места проживания король был непреклонен. И мистер Батлер, и мистер Робертсон единодушно высказывали мнение, что «с точки зрения образовательного процесса оба принца выиграют, если будут жить в колледже. Они определенно узнают больше о своих сверстниках и, значит, получат больше от интеллектуального обмена с другими людьми, имеющими сходные интересы, что является очень важной составной частью системы университетского образования. На самом деле у нас большое число новичков, имеющих офицерский чин – в некоторых случаях даже чин старших офицеров, – так что принц Альберт, а тем более принц Генри не были бы исключением».
Этот вопрос уже обсуждался, и, как писал лорд Стемфордхем мистеру Батлеру, король Георг несколько неожиданно сказал, что хотел бы, чтобы у его сыновей было больше свободы, чем, как он думал, у тех, кто проживал в колледже. Поэтому он оставался столь же невосприимчив к доводам мистера Батлера, как в свое время и совсем по другим соображениям отклонил настоятельные советы мистера Хенселла, утверждавшего, что принцев было бы лучше отправить в подготовительную школу, чем обучать их дома.
«Хотя король сознает очевидные преимущества, которые дает проживание в колледже, писал лорд Стемфордхем мистеру Батлеру 27 ноября, – он считает, что, поскольку оба принца уже прошли период строгой дисциплины, едва ли будет справедливо просить их отказаться от той малой толики дополнительной свободы, которой они пользуются, обитая за стенами и воротами! В то же время его величество надеется, что оба принца будут иметь возможность завести друзей, общаться с другими новичками и пользоваться всеми теми преимуществами, которые вы справедливо приписываете жизни в колледже».
Можно спорить, действительно ли, живя за пределами колледжа, принцы пользовались большей свободой, но едва ли можно сомневаться в том, что, несмотря на гостеприимство, с которым к ним всегда относились в «Саутакре», они общались бы больше со своими сверстниками и им было бы легче завести друзей, если бы они «содержались» в колледже. Знаменательно, что те немногие, кто впоследствии сохранил дружбу с принцем Альбертом, стали его друзьями в Кембридже.
Однако проживание в «Саутакре» имело другие преимущества, поскольку в тот счастливый период, как ни в какой другой, принцу Альберту принесло много пользы общение с подполковником авиации Льюисом Грейгом. Поздно повзрослевший принц в зрелости сохранил определенные черты, которые чаще исчезают в более раннем возрасте. Он по-прежнему имел склонность впадать в уныние из-за мелких трудностей, хотя научился поистине мужественно справляться со сложными проблемами, например с теми, которые были вызваны его здоровьем или заиканием. В таких видах спорта, как гольф или теннис, где он достиг большого мастерства, он легко расстраивался из-за поражения или своей плохой игры в «не свой день», и даже мог дойти до того, что бросить игру до конца матча. Ему трудно было контролировать свою вспыльчивость. Льюис Грейг с бесконечным терпением, а иногда с грубоватой откровенностью, не отменявшей его неизменного дружеского отношения, старался помочь принцу Альберту преодолеть свою слабость, принять поражение, не опускаясь до неспортивного поведения и в целом усвоить банальный, но от этого не менее справедливый урок Редьярда Киплинга, что, встречаясь с триумфом или с катастрофой, нужно «относиться к этим двум самозванцам совершенно одинаково».
«Главная моя задача заключалась в том, чтобы вложить в него стальную твердость», – сказал однажды Льюис Грейг о том периоде общения с принцем Альбертом. Этот вклад имел неоценимую значимость и был принят с теплотой. Потому что позднее, когда его душе наносили удары, подобные острым стрелам, они натыкались на его стальную выдержку, и его огромное внутреннее мужество побеждало опасных призраков отчаяния.
В программу обучения принца Альберта в Кембридже входили история, экономика и гражданское право, но больше всего его заинтересовало возникновение и развитие конституции. Этот процесс он изучал по жесткому и бескомпромиссному «Закону конституции» Дайси, смягченному блестящими страницами Уол