[48]. Он получил также титул графа Инвернесс и барона Калларни. «Я рада, что тебе нравится титул герцога Йоркского, – писала внуку королева, – боюсь, что мне нет, и желаю тебе оставаться таким, какой ты есть. Принцем не может быть никто другой, а герцогом может быть любой аристократ, и многие ими являются! Я не очень люблю титул герцога Йоркского, поскольку он вызывает у меня неприятные ассоциации».
Спустя двадцать восемь лет король Георг V, у которого не было таких ассоциаций, не колеблясь, пожаловал эти титулы своему второму сыну. «Сегодня я пожаловал Берти титулы герцога Йоркского, графа Инвернесс и барона Калларни, которые носил сам», – написал он в своем дневнике 5 июня 1920 года. «Это радость для всех нас», – вечером того же дня написала королева Мария.
Принц Альберт получил известие об этом в Кембридже и был глубоко тронут таким знаком одобрения со стороны короля. «Я не могу не написать и не выразить снова свою огромную благодарность за то, что ты сделал меня герцогом Йоркским. Я очень горжусь тем, что буду носить имя, которое много лет носил ты, и надеюсь, что буду достоин его», – написал он отцу. Ответ короля, безусловно, согрел душу его сына.
«Мой дражайший Берти!
Мне было очень приятно получить твое письмо сегодня утром и убедиться, что ты оценил присвоение прекрасного древнего титула герцога Йоркского, который я носил больше девяти лет и который является старейшим герцогским титулом в стране. Я знаю, что в трудной для молодого человека ситуации ты вел себя превосходно и делал то, что я просил. Я верю, что в твоих руках этот прекрасный древний титул будет в безопасности и что ты никогда не сделаешь ничего, что могло бы запятнать его. Надеюсь, что ты всегда будешь считать меня своим лучшим другом и всегда станешь рассказывать мне обо всем. Я, со своей стороны, всегда буду готов помочь тебе и дать добрый совет.
Жду, что увижу тебя завтра, мой дорогой мальчик.
Преданный тебе отец».
Королю Георгу всегда было непросто выражать ту искреннюю любовь, которую он чувствовал к своим детям, а его детям оценить всю ее глубину и искренность. Будучи по натуре сторонником строгой дисциплины и человеком, упорно придерживавшимся стандартов и условностей в вопросе воспитания, король с трудом приспосабливался к родившемуся из пучины Первой мировой войны новому миру с его сильно изменившимися критериями. Молодое поколение, к которому принадлежали его дети, в значительной степени оставалось для него неразрешимой загадкой до самого конца. Но в характере принца Альберта он разглядел те базовые черты, которыми в полной мере обладал сам и которые вызвали у него признание и уважение.
Новоиспеченному герцогу Йоркскому доставило большое удовольствие то очевидное удовлетворение, с которым его новый титул был воспринят во всех властных кабинетах. «Я хочу, чтобы мое письмо было в числе первых поздравлений, полученных вами, – писал секретарь премьер-министра, мистер Филип Керр с Даунинг-стрит, 10 накануне публикации списка награждений. – Та честь, которой вы удостоились, доставит удовольствие всем вашим друзьям и является в высшей степени заслуженной… Я надеюсь, что ваша жизнь будет протекать легко и вы обретете все счастье и успех, которые может предложить этот мир». А Кэмпбелл Тейт, бывший командир башни на «Коллингвуде» и его старый друг, теперь служивший на яхте «Виктория и Альберт», написал: «Я посылаю тебе белую розу – теперь это твоя эмблема – просто на удачу! Мы купили дом в Алверстоуке, в сельской местности, и этот цветок из нашего сада. Я привез его на борт сегодня утром, чтобы поставить себе в каюту, но меня вдруг осенило, что будет хорошо послать его тебе с моими самыми лучшими поздравлениями и пожеланиями. Помню, что ты не раз задавался вопросом, кем ты будешь: Йорком, Кларенсом, Глостером и кем-то еще. Что ж, в любом случае Йорк – это самое почетное, если судить по энциклопедии, куда я заглянул, – про него написано намного больше, чем про других, – и теперь тебе предстоит добавить туда что-то достойное о себе! Я знаю, ты справишься».
23 июня герцог впервые появился в палате лордов, чтобы занять свое место. Его сопровождали герцог Коннаутский, который более четверти века назад выполнял такую же миссию для короля Георга, и герцог Нортамберленд. Принц очень нервничал, и когда он подошел к месту лорда-канцлера, то едва стоял на ногах. Спас си туацию лорд Биркенхед. Наклонившись вперед, чтобы взять руки новоиспеченного пэра в свои, он прошептал: «Наверно, вы слишком много играли в теннис, сэр?» – и к герцогу вернулось самообладание.
В то время теннис действительно сильно занимал мысли герцога, поскольку они с Льюисом Грейгом принимали участие в соревнованиях Королевских ВВС и, к своему удивлению, обнаружили, что оказались первыми в полуфинале, а потом, 8 июля, в финале, где получили огромное удовлетворение, выиграв в трудном матче. Кроме того, они встретились в одиночном финале, и герцог проиграл доктору Грейгу. Король и королева, уехавшие с визитом в Эдинбург, прислали герцогу свои поздравления телеграфом. 9 июля он ответил:
«Мой дорогой папа!
Огромное спасибо за телеграмму, которую я получил вчера вечером. Мы оба очень довольны, что выиграли кубок ВВС в парном разряде. Самым трудным для нас был матч в полуфинале, когда мы проиграли 1-й сет, а потом, после того как с легкостью выиграли 2-й сет, мы еле-еле выиграли 3-й.
Я очень удивился, что прошел три раунда для одиночек в полуфинале. 1-й раунд был легкой прогулкой, поскольку мой соперник получил травму.
И 2-й и 3-й раунды длились очень долго. Я проиграл первые сеты в обоих, но выиграл оставшиеся два сета.
Как я и предполагал, Грейг легко обыграл меня в полуфинале. В одиночном финале у Грейга был отказ, поскольку он в тот день сыграл четыре матча и очень устал. Как и в парном разряде, мы оба валились с ног от усталости. Мне кажется, я никогда в жизни не играл так хорошо, и даже в критические моменты я, к счастью, не терял голову.
Боюсь, погода немного подпортила вам визит в Эдинбург, но я вижу, что вы не отказались ни от одной из своих договоренностей. Полагаю, вы слышали, что Дэвид попал в железнодорожную аварию. Все могло быть намного серьезней, но, кажется, с ним все в порядке.
Люблю вас, мама и папа.
Остаюсь всегда преданный вам сын
Берти».
Пожалуй, самым существенным аспектом этого эпизода было то, что общество в целом получило убедительное доказательство, что герцог не только восстановил свое здоровье, но находится в такой форме, которая позволяет ему справляться с изнурительными физическими испытаниями.
Ему требовалась большая выносливость, поскольку к его собственной напряженной программе визитов и речей по всей стране король Георг делегировал ему все новые и новые официальные обязанности. 20 июля 1920 года он впервые проводил инвеституру в Букингемском дворце вместо своего отца, который в это время присутствовал на похоронах императрицы Евгении[49], после чего были и другие похожие случаи, что позволяло герцогу получать опыт и укрепляло его уверенность в себе. В феврале следующего года король отправил его в Брюссель, чтобы вручить королю Альберту крест «За выдающиеся летные заслуги», а также наградить бургомистра Макса и других бельгийских подданных за услуги, оказанные Британии во время войны. Для герцога это был первый государственный визит, и он полностью оправдал оказанное ему доверие. «Я не могу закончить это длинное письмо, – писал британский посол лорду Стемфордхему, – не рассказав вам, как хорошо герцог Йоркский справился здесь со своей ролью. Он самым приятным образом говорил с бельгийцами, которых я имел честь представить ему, и позднее многие из них благодарили меня за предоставленную возможность познакомиться с его королевским высочеством».
В 1922 году герцог вступил в прямой контакт с балканскими королевскими семьями и балканской политикой. Королева Румынии Мария пригласила короля Георга стать кумом на свадьбе своей дочери и короля Сербии, Хорватии и Словении и прислать одного из сыновей в качестве своего представителя на церемонии в Белграде. Это приглашение, должно быть, пробудило множество печальных и тяжелых воспоминаний. В прошлом на свадьбах королей Сербии эту роль традиционно играл русский царь, но теперь царя уже не было, а любовь короля Георга к своему несчастному кузену Николаю была хорошо известна. К тому же за последним случаем, когда Николай II был кумом короля Сербии, вскоре последовала трагедия, почти столь же ужасная, как убийство его самого.
Летом 1900 года состоялась свадьба последнего короля этой злосчастной династии Александра Обреновича с его любовницей Драгой Машин. Три года спустя ночью 11 июня 1903 года в королевском дворце Белграда король и его супруга были зверски убиты заговорщиками из числа армейских офицеров и выброшены из окна. Одновременно с этим в городе участники того же заговора убили премьер-министра генерала Цинцар-Марковича, военного министра и двух братьев королевы.
Мир, на тот момент еще не испытавший жестокостей большевиков и зверств нацистского режима, содрогнулся в ужасе. Европа отпрянула, потрясенная и возмущенная зрелищем этих изуродованных полуобнаженных тел, лежавших средь бела дня под дождем на газоне у королевского дворца. Пресса, церковные кафедры и парламент разразились бурей негодования, а король Эдуард VII выразил свое возмущение, отозвав из Белграда своего представителя. Его примеру последовали практически все европейские дворы и правительства.
Но унять гнев короля Эдуарда было не так просто. Хотя было ясно сказано, что новый правитель Сербии, король Петр, представитель соперничающей династии Карагеоргиевичей, которого заговорщики призвали на опустевший трон из изгнания в Женеве, был абсолютно невиновен в совершенном преступлении, он не мог сразу избавиться от неприятных ассоциаций с ними, и король Эдуард сделал этот факт краеугольным камнем своего отношения. Когда в 1905 году русский царь и король Италии объединились в своем желании восстановить дипломатические отношения с Сербией, король Эдуард уведомил их послов,