Удовольствие, которое герцог Йоркский получал от визитов в Глэмис и Сент-Полс-Уолден-Бери, вполне объяснимо. Отношения лорда и леди Стратмор со своими детьми, добродушное подшучивание и любовь, царившие в этой большой дружной семье, стали для него откровением, создавая атмосферу, на которую он сразу же откликнулся и в которой его собственная личность расцветала. Он был влюблен и обрадовался, когда король и королева с теплотой и благосклонностью отнеслись к мысли о том, чтобы он женился на леди Елизавете. «Если она согласится, можешь считать, что тебе повезло», – сказал король Георг.
Но леди Елизавета испытывала вполне естественное нежелание расставаться с неограниченной свободой в большой знатной семье в обмен на весьма ограниченную свободу члена королевского круга, где каждое действие становилось достоянием общественности, за каждым шагом нужно было пристально следить и каждое слово тщательно взвешивать. Возникла неопределенность, отсрочки с ответом, и, хотя герцог с отчаянным упорством настаивал на своем, ему пришлось больше двух лет оставаться терпеливым воздыхателем. Однако в конце концов его настойчивость возобладала и 13 января 1923 года из Сент-Полс-Уолден-Бери в Сендрингем пришла телеграмма со словами: «Все хорошо. Берти», сказавшая королеве Марии, что предложение ее сына принято.
Через два дня он лично объявил родителям о своей помолвке. «Берти с Грейгом приехали после чая и сообщили нам, что он помолвлен с Елизаветой Боуз-Лайон, на что мы с радостью дали свое согласие. Я уверен, что они будут очень счастливы», – написал король Георг в своем дневнике 15 января, а королева Мария сделала запись: «Мы рады, а он сияет». «Вы с папой были так добры ко мне вчера в связи с моей помолвкой, – писал герцог королеве Марии из Лондона на следующий день. – Не знаю, как благодарить вас за то, что вы дали согласие на мою женитьбу. Я очень, очень счастлив и могу только надеяться, что Елизавета чувствует то же самое. Я знаю, что мне очень повезло, что я наконец завоевал ее».
20 января леди Стратмор c дочерью приехали на уикэнд в Сендрингем, чтобы познакомиться с королем, королевой и королевой Александрой. Не будет преувеличением сказать, что это было тяжелое испытание, но леди Елизавета с успехом прошла его. «Елизавета очаровательна, красива и естественна. Берти несказанно счастлив», – написала тем вечером королева Мария. Комментарий короля был не менее комплиментарный: «Она милая, очаровательная девушка, Берти просто счастливчик».
И действительно, с этого момента король Георг относился к леди Елизавете с большой теплотой. Он восхищался ее бесстрашием, ее красотой, и даже его строгая пунктуальность не могла устоять перед ее очарованием. Никому другому он не сказал бы того, что сказал ей, когда его сын с невесткой явились к обеду с опозданием на две минуты. В ответ на извинения леди Елизаветы король ответил: «Нет, дорогая, вы не опоздали, это мы, должно быть, сели за стол немного раньше времени». «Чем больше я узнаю твою дорогую жену, тем больше мне хочется ее видеть, – писал он своему сыну из Балморала вскоре после его женитьбы, – тем очаровательней она мне кажется. Здесь все просто влюблены в нее».
Церемония бракосочетания принца Йоркского и леди Елизаветы Боуз-Лайон состоялась 26 апреля 1923 года в Вестминстерском аббатстве и проходила в пышной и торжественной атмосфере. Целых пятьсот тридцать лет после того, как король Ричард II женился на принцессе Анне Богемской, ни один из принцев царствующего дома не сочетался браком в аббатстве, и это событие всколыхнуло всю империю. Предложение Би-би-си о том, что они будут транслировать церемонию в прямом эфире, – хотя оно получило одобрение декана Вестминстера, – было отвергнуто капитулом, в глазах которого эта новаторская идея выглядела слишком вызывающей. В результате ни одной записи свадебной церемонии не существует. Однако пресса и киноиндустрия всего мира засвидетельствовали чувство глубокого одобрения, верности и любви, охватившее весь народ.
«Королевская свадьба – это блестящее проявление всеобщего факта, и, как таковая, она трогает всю нацию», – прочитал, будучи студентом Кембриджа, герцог Йоркский в блестящей работе Уолтера Бэджета. Британская публика с ее врожденной любовью к пышным зрелищам изголодалась за суровые годы войны и после нее, возбужденная двумя предыдущими королевскими свадьбами, была в восторге от романтичности и великолепия церемонии, и никакое другое событие после коронации в 1911 году определенно не могло соперничать с ним по популярности. Как отметила в своей редакционной колонке «Таймс», это была «одна из тех свадеб, которых люди ждут с неизменным интересом, свадьба, в которой наследник трона получил жену и, возможно, будущую королеву Англии и всех народов Британии». Другой автор добавил: «Если принцы Уэльские почти неизбежно должны получать жен, которых выбирают в соответствии с интересами государственной политики, герцоги Йоркские почти всегда действуют по велению собственных сердец».
В этой паре новобрачных было что-то невероятно теплое и привлекательное. Они были такими молодыми, свежими и счастливыми, такими красивыми: герцог c той очевидной свежестью, которую дает хорошее здоровье, и герцогиня c ее завораживающей красотой, так живо схваченной Ласло на ее портрете. Тот факт, что она была шотландкой, тоже нравился людям, а специалисты по генеалогии с большим удовольствием демонстрировали, что и она, и герцог – оба вели свое происхождение от короля Шотландии Роберта I. Шотландцы испытывали особое удовлетворение, поскольку в день свадьбы король Георг пожаловал своему сыну орден Чертополоха.
Теперь многие впервые осознали ту симпатию и уважение, которую герцог Йоркский справедливо заслужил своей борьбой с недугами во время войны. «Такой молодой и такой великий по своему положению, – писал некий автор, – герцог познал достаточно разочарований, чтобы заставить всех почитателей мужества и настойчивости желать ему счастья и успеха на этом поприще».
Кроме того, для герцога настало время пожинать плоды своей работы в сфере улучшения условий промышленного труда, а также в обустройстве его лагеря. Среди тех, кто приветственными криками провожал герцога Йоркского по ходу движения в Вестминстерское аббатство и из него, многие видели, как он стоял рядом с ними у ткацкого или токарного станка или у сборочного конвейера и всегда находил для них слова, отражавшие его искренний интерес и понимание. Были среди них и те мальчики, которые участвовали с ним в заплывах или играли в пушбол в его лагере в Ромни. И все они были едины в своих искренних наилучших пожеланиях.
В день свадьбы стояла типично апрельская погода с короткими дождями и внезапными проблесками солнца, и король Георг записал: «Около 9:30 дождь перестал и, как раз когда невеста вошла в аббатство, выглянуло солнце». Ее сопровождали шесть подружек невесты. Рядом с женихом шли принц Уэльский и принц Генри. Службу вел архиепископ Кентерберийский, а архиепископ Йоркский обратился с поздравлением, которое король Георг назвал «красивым», а королева Мария «очаровательным». В частности, обращаясь к жениху и невесте, он произнес: «У этого алтаря вы получили от Него новую жизнь, и ваши отдельные жизни отныне и до самой смерти стали одной жизнью. Мы всем сердцем желаем, чтобы эта жизнь была счастливой. Но вы не должны разрешать, чтобы она была счастливой. Вы должны желать, чтобы она была благородной. Горячее и щедрое сердце этого народа сегодня принимает вас в себя. Разве вы не примете его со всеми его радостями и горестями в свои сердца?»
Отдельно архиепископ упомянул деятельность герцога в промышленности: «Вы, сэр, постоянно предоставляли многочисленные подтверждения вашей заботе о благополучии трудящихся. Вы стали своим на шахтах, верфях и фабриках. Вы собрали мальчиков из мастерских и государственных школ, объединив их в свободном товариществе. Вы многое сделали, чтобы повысить общественное понимание чести и достоинства труда».
Поздним вечером молодожены уехали, чтобы провести первую часть своего медового месяца в Полесден-Лейси, расположенном недалеко от Доркинга доме миссис Рональд Гревилл. После этого они поехали в Глэмис, где герцогиня заболела коклюшем. «Это так неромантично, подхватить коклюш в медовый месяц», – писал герцог королеве Марии и во Фрогмор, где герцогу вспомнилось детство. «Забавно оказаться здесь снова! – написал он мистеру Хенселлу. – Здесь ничего не изменилось, кроме того, что теперь замок предоставлен нам! Здесь меня постоянно посещают старые воспоминания. Наша классная комната совсем такая же, как тогда, включая чернильные пятна на парте. Кажется, что в комнате Мэри Мозер в конце колоннады все так же сидит старый Хуа со своей знаменитой книгой отметок. Это заставляет чувствовать себя намного старше».
Возможно, герцог представлял себе чувства тех, кто остался дома. Мать, как он думал, будет скучать без него. «Надеюсь ты не очень скучаешь обо мне, – писал он ей, – хотя я думаю, скучаешь, поскольку я оставался с тобой намного дольше, чем мои братья». А что отец? Ответ дало письмо от короля Георга, показавшее не только его несколько непредсказуемые реакции, его глубинную, хотя иногда скрытую, привязанность к своим детям и то, что, какие бы ограничения он ни накладывал на них, пока они оставались под его родительским контролем, были оправданы и забыты, как только они вступали в брак и начинали самостоятельную жизнь.
Король писал:
«Мой дорогой Берти,
ты действительно счастливый человек, имея такую очаровательную восхитительную жену, как Елизавета. Будьте счастливы. Уверен, что впереди у вас долгие счастливые годы, что вы будете счастливы, как мы с мамой после 30 лет брака, лучшего вам желать невозможно…
Должно быть, тебе было больно покидать дом в 27 лет. Я очень скучаю по тебе и сожалею, что тебе пришлось нас покинуть, но теперь у тебя будет свой дом, который, я надеюсь, станет таким же счастливым, как тот, который ты оставил. Ты всегда был таким разумным, с тобой было легко работать. Ты всегда готов выслушать любой совет, согласиться с моим мнением о людях и вещах, что я всегда чувствовал, как нам хорошо вместе (совсем не так, как с дорогим Дэвидом). Я верю, что так будет и дальше и, что бы ни случилось, ты придешь ко мне за советом, когда бы он тебе ни понадобился… Благодаря своей тихой полезной работе ты завоевал любов