Однако весной супруги снова вернулись к проблеме с Уайт-Лодж. Строительные компании медлили, приводя их в отчаяние. «Управление общественных работ фактически закончило бойлерную к среде, – писал герцог королеве Марии, – и, о чудо из чудес, они работали в воскресенье!» Но было ясно, что, учитывая многочисленные встречи наступавшего сезона высокой общественной активности, оставаться в Уайт-Лодж не представлялось возможным, и они с облегчением приняли предложение арендовать Честерфилд-Хаус, лондонский дом виконта Ласеллса и принцессы Марии.
Сезон действительно выдался блестящим и многолюдным. Лондондерри-Хаус, Уимборн-Хаус, Форбс-Хаус и Крю-Хаус по-прежнему оставались в то время крупными центрами частной благотворительности, добавьте к этому публичные выступления в Лондоне и за его пределами, которые постоянно заполняли его календарь, а также развлечения, в которых участвовали герцог и герцогиня со своими друзьями. Кроме того, летом состоялись два государственных визита, и в обоих, несмотря на присутствие принца Уэльского, герцог тоже играл существенную роль. 12 мая прибыли король и королева Румынии, а за ними 26 мая последовали король и королева Италии. 7 июля герцог должен был встречать прибывшего в Лондон наследного принца Эфиопии Раса Таффари, которого на следующий день ему полагалось проводить в Букингемский дворец на аудиенцию к королю.
Не успел отбыть этот «Лев Иуды», как 19 июля начался официальный визит герцога и герцогини Йоркских в Северную Ирландию. В течение этой напряженной недели герцог открыл военный мемориал сотрудникам Королевского университета в Белфасте; получил почетное звание свободного горожанина Белфаста и Лондондерри и почетную степень Королевского университета; заложил несколько первых камней и посетил местные промышленные предприятия. Это был первый случай после состоявшегося три года назад[58] открытия первой сессии парламента королем Георгом V, когда член королевской семьи посещал Северную Ирландию и герцогу и герцогине была продемонстрирована вся глубина преданности и любви к британской короне со стороны жителей Ольстера. Оказанный им прием глубоко тронул герцога и герцогиню. Находясь в резиденции герцога Аберконского Баронс-Корт в графстве Ньюта-унстюарт, где они провели две ночи перед возвращением в Англию, герцог написал письмо своему отцу, из которого видно не только впечатление, которое произвела на него эта демонстрация, но и искреннее удовлетворение ролью, сыгранной герцогиней: «Прием, оказанный нам, был совершенно потрясающим. У меня нет другого слова, чтобы описать необыкновенный энтузиазм жителей Белфаста. Они выходили на улицы в любое время дня и ночи, а шум от их приветственных криков был просто оглушительный. И все время чувствовалось, что они действительно искренни, что они рады видеть нас… Прием был одинаково замечательным, куда бы мы ни приехали, даже в самых бедных районах, что показывает, насколько все они преданы тебе… Елизавета, как всегда, держалась прекрасно, и люди уже полюбили ее. Я, правда, очень счастлив, что она рядом и помогает мне, поскольку она всегда понимает, что именно надо делать и что говорить людям, с которыми мы встречаемся…»
Зимой 1924 года давнее желание герцога Йоркского увидеть Британскую империю своими глазами наконец сбылось. И ему и герцогине был очень нужен отдых от изнурительного круга официальных обязанностей, и король Георг дал согласие на их визит в Восточную Африку и Судан, который сочетал в себе определенные официальные обязанности с охотой на крупную дичь. Герцог был безмерно рад, и 1 декабря он с маленькой свитой отправился в путешествие через Париж в Марсель, где они должны были подняться на борт лайнера «Малбера» компании P. & O.
«Мне кажется, что я не достаточно поблагодарил тебя за то, что ты разрешишь Елизавете и мне поехать, – написал герцог в своем прощальном письме прямо перед отъездом. – Я уверен, что это доставит нам огромное удовольствие. Но помимо того, что это будет очень интересно, мы получим потрясающий опыт».
«Малбера» вышла из Марселя 5 декабря в солнечную погоду, но вскоре Средиземное море подтвердило свою репутацию переменчивого, и, когда после пятидневного перехода сквозь холод и ненастье они прибыли в Порт-Саид, все испытали большое облегчение. Здесь они обнаружили британские военные корабли, прибывшие из-за напряженной ситуации, возникшей после убийства сидара, сэра Ли Стэка[59]. Герцог с радостью увидел среди них старый корабль «Малайя», на котором когда-то обедал. Вторую половину дня герцог и герцогиня провели в Адене, а 16-го представилась возможность посетить знаменитые Танки, снабжающие город водой. Местные жители считают, что их построил прозорливый царь Соломон. Проходя между Аденом и Момбасой, «Малбера» «пересекла черту», и герцог в компании пятидесяти других неофитов со всеми освященными веками почестями вступили в свободные владения Нептуна. 22 декабря они сошли на берег в Момбасе.
Здесь состоялось их первое знакомство с тем странным сплавом ритуала и ритма, составляющего значительную часть африканской мистерии. В их честь был организован грандиозный фестиваль народного танца, куда они поехали после приема, который давал сэр Роберт Кориндон в саду дома правительства. Фестиваль проходил на огромной открытой площадке и являл собой поистине впечатляющее зрелище. Там собрались пять тысяч местных мужчин и женщин в одеждах самого невероятного вида и цвета, представлявших разные племена, и каждая группа исполняла танец своего племени. Они танцевали уже три дня и были опьянены ритмами, странными навязчивыми звуками необычных музыкальных инструментов и непрекращающимся пульсом тамтамов.
«Были собраны представители различных племен, – писал герцог королю Георгу, – они танцевали свои танцы, некоторые были очень необычными. Музыка тоже была очень странной, а издавали ее многочисленные тамтамы, какие-то особенные горны, в которые они дули, и временами звук просто оглушал. Смотреть было очень интересно».
Во время своих путешествий герцог стремился получить как можно больше информации о работе колониальной администрации. В тот вечер, прежде чем уехать из Момбасы, он имел долгую беседу с губернатором и задавал ему самые разные вопросы, которые указывали, что перед отъездом из Англии он готовился. Своему отцу он сообщал: «Сэр Роберт Кориндон кажется очень симпатичным человеком, он очень живо относится к своим обязанностям здесь. Я поговорил с ним вчера вечером, и он рассказал мне, какое прекрасное будущее ждет эту колонию. И до, и после войны все было не слишком хорошо, но теперь все улажено, и это место уверенно растет. Здешние поселенцы люди очень хорошего сорта, большинство из них джентльмены в прямом смысле этого слова».
Рождество, проведенное герцогом и герцогиней Йоркскими в доме правительства в Найроби, вряд ли могло бы сильнее контрастировать с теми, которые они проводили в Сендрингеме, в Сент-Полс-Уолден-Бери или Глэмисе. Во время путешествия на губернаторском поезде из Момбасы они проехали через удивительный мир джунглей, горы и равнины, и почти в каждый момент их интерес и любопытство приковывал к себе какой-то новый вид, какой-то новый опыт. Когда поезд вез их в сторону знаменитых равнин Ати, в шестидесяти милях возвышалась покрытая снегами гора Килиманджаро, а когда они добрались до охотничьего заповедника, то пересели ближе к началу поезда, чтобы лучше видеть чудеса страны.
«Путешествие на поезде было невероятно интересным, – писал герцог. – Расстояние в 325 миль по абсолютно дикой местности, не тронутой руками человека по причине отсутствия воды на поверхности, хотя в какие-то моменты мы видели разных животных, включая зебру, коноги, страуса, бабуинов и антилопу гну совсем близко к железной дороге. На всем протяжении местность очень открытая, поросшая травой и чахлыми деревцами. Ближе к Найроби ты проезжаешь по равнинам Ати – совершенно ровной местности, и животные бродят вокруг прямо за городом. На вокзале и по дороге к этому дому нам устроили прекрасный прием. Люди были очень добры к нам во всех отношениях, и я уверен, что мы по-настоящему хорошо отдохнем».
За этим последовали шесть недель сафари с охотой, которую невозможно было распланировать лучше, чтобы порадовать сердце настоящего спортсмена и прекрасного стрелка, каким был герцог, хотя, как каждый новичок, в первые пару дней он не показал своей лучшей формы. Сверкающее солнце и чистейший воздух действовали на всех, кто впервые участвовал в сафари, и, хотя герцогу говорили об этом, его это немного смутило.
«Утром, когда свет здесь очень странный, мне оказалось трудно оценить дистанцию при стрельбе, – посетовал он в своем дневнике. – Такое случается с людьми, которые впервые охотятся здесь. Это приводит в замешательство. Здесь вообще все по-новому».
Но вскоре эти трудности удалось преодолеть, и герцог начал стрелять так же хорошо, как всегда. То же самое относилось и к герцогине, которая блестяще демонстрировала свое умение обращаться с ружьем Ригби.
Вместе с тем даже на отдыхе герцог не мог избежать внимания прессы. Еженедельно для представителей прессы в Найроби выходили новые репортажи из лагеря, которые те обильно приправляли красочными преувеличениями. Так, в Англии появился тревожный репортаж о том, что герцог подвергся нападению носорогов, и высказывались опасения относительно его безопасности, если он будет подвергать себя неоправданному риску. Инцидент был раздут сверх всякой меры, поскольку герцог в своем дневнике пишет следующее: «Мы обнаружили одного орикса и подобрались к нему на расстояние 200 ярдов, скрываясь за деревом. Я немного отдохнул за деревом, потом выстрелил и ранил его. Он посмотрел на меня. Он отошел подальше, мы последовали за ним, я выстрелил в него еще три раза, и он упал. Я был готов добить его, но мы увидели носорога на краю густых зарослей. Мы забыли про орикса и пошли за носорогом. Мы зашли за ним в кусты и внезапно наткнулись не на одного, а на двух носорогов, лежавших в самой чаще в 8 ярдах. Один пошел на нас. Андерсон выстрелил и убил его. Я не стрелял, потому что плохо видел его. Это было потрясающе. Другой носорог убежал прочь. После этого мы пошли назад и прикончили орикса. В 11:30 мне стало очень жарко, и мы с радостью сели на мулов, которые отвезли нас домой. К вечеру Елизавета пошла с нами посмотреть на носорога. Это был тот самый носорог, который, по сообщениям прессы, напал на меня».