В Лас-Пальмас и на Ямайке, где их принимали с большим энтузиазмом, герцогу вспомнились былые времена круиза на «Камберленде» пятнадцать лет назад, но после того как Вест-Индия осталась позади и «Реноун» повернул в сторону Панамского канала, начались новые незнакомые места. Они вышли в Тихий океан 28 января и через четыре дня пересекли экватор, что сопровождалось традиционной церемонией инициации и вхождения во владения морского царя Нептуна. Герцога приветствовали следующими строками: «Теперь нелюбимая нами зима стала прекрасным летом, благодаря этому солнцу из Йорка».
И хотя он уже проходил инициацию во время своей поездки из Адена в Момбасу в начале своего восточноафриканского вояжа, и он сам и капитан Саливан предложили себя в качестве первых жертв хищным «медведям» Нептуна.
Ранним утром 22 февраля «Реноун» прошел через узкие проливы в залив Вайтемата и порт Окленд. Через несколько часов королевский визит в Новую Зеландию начался официально в пелене дождя. Спустя два дня герцог получил телеграмму от короля Георга и королевы Марии:
«Еще немного, и ты сойдешь на землю Новой Зеландии и начнешь первую стадию своей миссии. Мы, как никогда, желаем тебе исполнять все задуманное с любовью и интересом. Тебя ждет напряженное время, но мы знаем, что вы оба сделаете все возможное, чтобы обеспечить успех, который уже сопутствует вашим усилиям.
К. Г. & М.».
О том, насколько напряженной была программа визита, можно судить по письму, которое герцог, усталый, но довольный, написал королеве Марии из Роторуа спустя пять дней. «В первое утро мне пришлось произнести три речи. Последняя в Таун-Холл была довольно длинной, и я могу тебе сказать, что по-настоящему доволен тем, как я ее произнес, поскольку был совершенно уверен в себе и нисколько не колебался. Наука Лога по-прежнему хорошо работает, но, конечно, когда я устаю, заикание все еще меня беспокоит».
Это было только начало. Теперь герцог и герцогиня приступили к исполнению поистине жуткого расписания обедов, приемов, садовых вечеров, балов и других официальных мероприятий, разбавленных короткими поездками на рыбалку, которые вполне могли бы поколебать мужество и выносливость пары, настроенной не так решительно. Повсюду их встречали с выражением искреннего восторга и преданности, поскольку новозеландцы оказались еще большими роялистами, чем сам король. И повсюду их визит оставлял впечатление, во многом превосходящее все ожидания. Это впечатление было не просто мимолетной вспышкой, оно носило более длительный и жизненно важный характер.
«Нет никакой необходимости говорить, что эти двое влюбили в себя всех и каждого, – писал королю генерал-губернатор. – Я понимаю, что эти слова звучат как фраза из газеты, но от этого они не перестают быть правдой.
Хочу рассказать вашему величеству об одном инциденте. На второй день визита мистер Коутс[67] случайно встретил человека, который был известным коммунистическим агитатором в Окленде. Он сказал мистеру Коутсу: „Ба! Да они люди! Вчера я стоял в толпе со своей женой, и один из моих детей помахал рукой. Будь я проклят, но герцогиня помахала в ответ и улыбнулась, глядя прямо мне в лицо. Я больше никогда не скажу ни слова против них. С этим покончено навсегда“».
Живость и очарование герцогини Йоркской действительно стали реальным фактором успеха турне. Будучи более отзывчивой, чем герцог, она смогла существенно компенсировать его робость, освещая все вокруг своим сиянием. «Она светит и греет, как солнечный свет, – писал в то время один молодой шотландец. – Я никогда не верил историям, где можно прочитать про людей, которые клялись, что „готовы умереть“ за Марию, королеву шотландцев, или Марию-Терезию. Но если они были такими, как герцогиня Йоркская, мне нетрудно их понять».
Герцог тоже производил впечатление. Он держался с большим достоинством, и было отмечено, что он обладает способностью безошибочно определять, кому, когда и при каких обстоятельствах нужно уступить. Более того, его неизменно искреннее желание вникать в интересы людей, которых он встречал в городе и в сельской местности, и то, что он не щадил сил, чтобы понять их точку зрения, производило такое же благоприятное впечатление, как и в Британии. Его речи были просты и уместны, а то, что он часто делал акцент на социальном обеспечении детей, выглядело особенно привлекательно. Именно теперь герцог придумал лозунг, который стал часто повторять он сам и другие по всей империи: «Позаботьтесь о детях, и страна позаботится о себе». Кроме того, в стране увлеченных спортсменов тот факт, что он показал себя более чем умелым наездником, рыбаком и теннисистом, стал дополнительной причиной любви, с которой к нему стали относиться в Новой Зеландии.
Однако неприятности не заставили себя долго ждать. Их королевские высочества завершили свою поездку на Северный остров и добрались до города Крайстчерч на Южном острове, когда 12 марта герцогиня, не выдержав напряжения этого турне, слегла с тонзиллитом и по совету врачей вынуждена была вернуться в Веллингтон, чтобы в доме правительства отдохнуть и поправить здоровье.
Для герцога это стало настоящей трагедией. То, что он в дополнение к своей природной тревожности лишился поддержки жены, было ударом, от которого у него поначалу сердце чуть не вылетело из груди. Со свойственной ему скромностью и застенчивостью он считал, что именно герцогиню восторженно приветствуют все эти толпы, что именно ее они на самом деле хотят видеть. Его первой мыслью было отказаться от последней части визита и вместе с ней вернуться в Веллингтон, но сознание своего долга пересилило это инстинктивное желание, и герцог с болью в сердце решил следовать программе.
Не принесло облегчения и полученное от отца письмо, которое указывало, что король Георг с большим интересом следит и оценивает турне своего сына. Фотографии прибытия герцога в Лас-Паль-мас появились в Лондоне в конце января, и король написал: «Я отправил тебе фото, где ты инспектируешь почетный караул (мне не очень понравилось, как они одеты) со своим конюшим, который идет справа от тебя рядом с командиром караула, и ты полностью игнорируешь его. Это определенно нехорошо. Твой конюший должен идти справа от него и за ним».
Герцог устало ответил: «…получил твое письмо от 25 января и благодарю тебя за него. Я подумал о том же, когда увидел фотографию, которую ты прислал, и могу все объяснить. Я закончил смотр почетного караула и шел назад, чтобы присоединиться к Елизавете. В это время я что-то говорил Буисту. Фотография была сделана в неудачный момент».
В каком-то смысле болезнь герцогини не была абсолютным злом, поскольку она добавила элемент вызова, на который герцог всегда отвечал с готовностью. Тот факт, что ему приходилось повсюду ездить в одиночку, всколыхнул его скрытые резервы и вынудил стараться с удвоенной силой, что дало замечательный результат. В Крайстчерче и Данидине, Эшбертоне, Тимару, Вайтаки и Оамару, а также в сельских районах, куда он приезжал, люди толпились вокруг него, окружая радостной и сочувственной преданностью, которая становилась лишь теплее, поскольку они знали, что, приехав к ним, герцог в определенном смысле жертвует своими интересами. Он закончил турне с еще большей уверенностью в себе, рожденной теплом их сердец.
22 марта герцог и герцогиня воссоединились на борту «Реноуна» при несколько рискованных обстоятельствах. Если по прибытии в Новую Зеландию погода была ненастной, то на момент отъезда она стала просто ужасной. Чтобы принять на борт герцога, «Реноун» пошел к Инверкаргилу, расположенному в проливе Фово на Южном острове. Однако в проливе дул яростный штормовой ветер, а на море было сильное волнение, поэтому крейсер пошел в Блафф в надежде, что там будет легче причалить. Но герцогу и его свите все равно пришлось воспользоваться портовым буксиром «Диомнед», чтобы добраться с берега до корабля, а пересадка оказалась настолько сложной, что герцога буквально втаскивали на борт два матроса. Герцогиня с тревогой наблюдала за этим с палубы корабля. «В Блаффе я порадовалась, что уже нахожусь на борту, – писала она леди Алисе Фергюссон, – когда увидела, как моего мужа практически бросали с мостика буксира на наш квартердек. Это выглядело крайне неприятно, но ему, похоже, было все равно».
Так закончился первый этап королевского турне. «Я не стану говорить вашему величеству, что турне имело успех, поскольку об этом лучше судить другим, – писал сэр Чарльз Фергюссон королю Георгу. – Но с точки зрения Новой Зеландии оно, вероятно, не могло бы доставить большего удовольствия… Позвольте только сказать, сэр, что все в полной мере оценили то, что его королевское высочество вкладывал душу и сердце в проведение этого турне. Он не жалел себя и каждый раз выходил к людям, чтобы доставить всем максимум удовольствия».
Это была правдивая и совершенно заслуженная похвала.
Дистанция между Австралией и Новой Зеландией намного больше двенадцати миль Тасманова моря, которое разделяет их географически. По настроению, культуре и образу жизни Новая Зеландия принадлежит Старому Свету, и, хотя она пережила череду лейбористских правительств, это не меняет того, что в основе своей она консервативна и отличается большим почитанием существующих институтов, особенно монархии, и тесной связью с короной империи.
Дух островного континента совсем другой. Если Новая Зеландия принадлежит Старому Свету, то Австралия принадлежит и Старому, и Новому. Эта страна в полном расцвете молодости, уже дошедшая в своем развитии до собственной государственности, наделенная жизненной силой и независимостью, однако сохраняющая многие традиции и большую любовь к старой Британии. Если одной из основ Новой Зеландии является преданность имперской короне, находящейся в Лондоне, то Австралия столь же решительно стоит за корону в Австралии. Обе стойкие сторонницы монархии, но в различной интерпретации, что делает концепцию Британского Содружества практичной, зримой, работоспособной и в то же время непостижимой для иностранца. Но главное, австралийцы уважают человека за то, какой он есть, а не за то, кого он представляет, и именно исходя из этого они оказали герцогу и герцогине Йоркским такой щедрый прием.