На самого герцога все это произвело большое впечатление. Его чувствительная душа остро сознавала исторический характер происходящего. Он понимал, что все это значит для самоуважения молодого народа и для древней монархии, представителем которой он выступал, и отчаянно стремился наилучшим образом исполнить роль, которая была ему поручена. Накануне ночью он плохо спал и часто просыпался, и его нервы были как натянутые струны. Однако, когда через несколько часов он стоял перед входом в здание парламента под взглядами двадцатитысячной толпы, ничто в его облике не выдавало волнения.
Возможно, именно этот случай стал наилучшим примером силы традиций и благородства монархии. Не было ничего неуместного в процессии официальных экипажей в сопровождении облаченных в красное форейторов и эскорта в париках и шапках с кокардами, проезжавшей по широкой австралийской равнине, освещенной ярким осенним солнцем, потому что этот ритуал соответствовал церемонии открытия любого парламента под эгидой британской короны независимо от того, где оно происходило – в Вестминстере, Оттаве или Дели. Точно так же и новое здание парламента обладало величественными чертами, неотделимыми от древней традиции органа законодательной власти. Величие короля сияет во всем своем великолепии всякий раз, когда оно призвано сыграть свою роль.
Речь герцога Йоркского, после того как он золотым ключом открыл двери парламента, по мнению многих, была самой трогательной и удачной из всех, произнесенных им в ходе этого турне. «Его речь, произнесенная у входа после того, как он открыл двери, имела невероятный успех и полностью соответствовала самой идее королевской власти», – писал лорд Каван королю Георгу на следующий день. Ее слышали не только тысячи собравшихся у здания парламента, но и радиослушатели по всей Австралии.
«Сегодня утром мы собрались здесь, чтобы открыть первое заседание парламента Австралийского содружества в новой столице, и мне бы хотелось, если позволите, попытаться высказать некоторые мысли, которые посетили меня в этот исторический момент.
Никого не может оставить равнодушным значимость сегодняшних событий, как поворотной точки в истории Австралии. Я говорю это не только потому, что сегодня состоится открытие нового здания парламента и инаугурация новой столицы, но больше потому, что мы присутствуем при рождении нового этапа национального развития и полностью сознаем вашу судьбу как судьбу великого самоуправляемого объединения Британской империи.
Этот день знаменует конец одной эпохи и начало другой, и все мысли инстинктивно обращаются к тому, что может таить в себе будущее. Никто не может прожить жизнь без надежды на лучшее, и жизнь нации без такой мечты о лучшем будущем была бы поистине жалкой.
Стоя здесь и глядя вокруг на прекрасное место, выбранное для федеральной столицы, я думаю о тех великих людях, которые работали ради создания Австралийской федерации и чьи цели были достигнуты, когда в 1901 году мой отец открыл заседание первого парламента. Сегодня мы строим на том фундаменте, который был заложен тогда.
Я думаю, что теперь мы всем сердцем должны видеть другую мечту. В День защитника отечества мы вспоминали тех доблестных мужчин и женщин, которые положили свои жизни во время войны. И хотя они ушли из жизни, по-прежнему говорят с теми, кто хочет их услышать. И если Австралия услышит голоса славной армии умерших, а великая армия живых и тех, кто еще не родился, пойдет с ними в ногу к тем идеалам, за которые они умерли, то славная судьба этой страны будет обеспечена на все времена».
Изнутри здание было впечатляюще торжественным, но в нем остро ощущался дискомфорт. Палата сената была маленькой, и свет устроен так, чтобы создать наилучшие условия для фотографов и операторов, представлявших прессу. «Освещение было настолько ярким, – писал лорд Каван, – что за двадцать минут температура в сенате поднялась с 18 до 27 градусов, несмотря на то что по специальному распоряжению треть светильников была выключена». Тем не менее большая речь герцога, которую он произнес, сидя на троне, после того, как именем короля открыл парламент, была «произнесена превосходно», а заключительные фразы восприняты присутствующими с очевидным удовлетворением:
«Британская империя выдвинула новую концепцию автономии и свободы с тем, чтобы каждая нация, входящая в нее, свободно организовывала свою жизнь, но все они оставались связаны воедино преданностью короне и сотрудничеством друг с другом во всем, что касается общего блага.
Король искренне молится – в чем я горячо присоединяюсь к нему, – чтобы в будущем, следуя божественному провидению, мы увидели то же движение к развитию и процветанию во всех частях империи, тот же дух взаимопонимания и сочувствия и такую же решимость всегда поддерживать друг друга, если понадобится.
Особенно знаменательно, пожалуй, то, что мы собрались на открытие этой новой столицы сразу после Имперской конференции, которая являет собой начало новой главы в истории империи. И пусть сегодняшняя церемония знаменует подтверждение приверженности этого содружества тем великим идеалам свободы, добра, справедливости и преданности делу мира, за которые выступают империя и все ее члены».
Когда часы в Канберре пробили полдень, раздались звуки фанфар и залп королевского салюта из двадцати одного орудия, и сессия парламента Содружества была открыта.
Завершился день смотром войск австралийской армии, военно-морского флота и военно-воздушных сил, который, однако, был отмечен трагической нотой, поскольку один их самолетов ударился о землю и пилот скончался спустя два часа. Это стало вторым серьезным инцидентом за время австралийского турне герцога. В ходе поездки их королевских высочеств в дом парламента в Мельбурне 21 апреля два самолета эскорта столкнулись и разбились. Пилоты погибли. По счастливой случайности крушение произошло в стороне от многолюдных толп, заполнявших улицы. «Королевские австралийские военно-воздушные силы представляют собой наиболее продвинутую и эффективную часть вооруженных сил, но они молоды и пытаются выполнять слишком сложные задачи группового полета. К сожалению, машины у них не самые лучшие», – прокомментировал герцог эти инциденты в письме к своему отцу.
Свою великую миссию от имени короля герцог исполнил как нельзя лучше и с огромным облегчением и обоснованной гордостью писал:
«Церемония открытия дверей дома парламента была организована таким образом, чтобы публика могла видеть и слышать происходящее. Для удобства заморских гостей, представителей иностранных государств и людей, приехавших из разных мест, были установлены трибуны. Думаю, что всего вместе там было 20 000 человек.
Твое послание и поручение были зачитаны в палате сената. На церемонии присутствовали только члены обеих палат. Это очень маленькое помещение и не самое удобное для выступлений. Когда я произносил речь, то нервничал не очень сильно, поскольку та, которую я произнес на улице, прошла без запинки, и я уже не сомневался в себе. Это большое облегчение, потому что речи по-прежнему немного пугают меня, хотя уроки Лога сотворили для меня настоящее чудо, и теперь я знаю, как предотвратить и преодолеть любые трудности. Теперь я стал намного увереннее в себе, и источник этой уверенности в том, что я наконец могу говорить нормально.
Я очень рад, что цель нашей миссии достигнута, и еще больше тому, что выполнил свою задачу успешно, по крайней мере, я надеюсь, что это так».
Прошло меньше двух недель, и 23 мая «Реноун» отчалил из Фримантла в долгий путь домой. Герцог и герцогиня с сожалением попрощались с Австралией, поскольку они очень высоко оценили очевидную спонтанную теплоту оказанного им приема и не сомневались в том, какое впечатление о себе оставляют здесь. «Его королевское высочество глубоко тронул людей своей молодостью, простотой и естественностью, – писал королю Георгу губернатор Южной Австралии сэр Том Бриджес, – а герцогиня заслужила бурные овации и оставляет нам континент, влюбленный в нее. Визит принес несказанную пользу и определенно перевел часы дезинтеграции и нелояльности в отношении этого государства на 25 лет назад».
Путешествие домой по Индийскому океану не обошлось без происшествий. В четверг 26 мая после нескольких дней шторма выдался ясный теплый день. Несмотря на заметную качку, «Реноун» продолжил свой путь в сторону Маврикия, куда он должен был добраться за четыре дня. Это был день рождения королевы Марии, и согласно традиции в полдень служба королевского салюта давала залп. Через два часа, когда послеполуденный воздух дрожал от жары, герцогу сообщили, что в одном из котельных отделений возник сильный пожар, вызванный разливом топлива при переливе из одной емкости в другую. Вскоре помещение превратилось в настоящий ад, и кочегарам, которые сделали все, что могли, приказали уйти оттуда. Четверо из них надышались газом и получили ожоги.
«Реноун» поддерживал беспроводной контакт с австралийским кораблем «Сидней», но на тот момент он находился на расстоянии 800 миль, что означало минимум три дня пути. Основная опасность заключалась в том, что пожар мог полностью охватить основной источник подачи масла. В этом случае у корабля практически не осталось бы шансов избежать разрушения. Рабочая группа на корабле собиралась затопить артиллерийский погреб, и был разработан план покинуть корабль, хотя из-за сильных штормов, в которые недавно попадал «Реноун», часть спасательных шлюпок вышла из строя. Однако благодаря самоотверженным действиям пожарной команды этого удалось избежать, и к половине одиннадцатого ночи огонь удалось потушить. Опасность миновала, но к тому моменту, когда этого удалось добиться, горящее топливо было уже в нескольких футах от основного хранилища.
Все это время герцог и герцогиня оставались совершенно невозмутимыми, хотя, как со знанием дела объяснил герцог королю: «Нефть пожароопасное вещество, и все могло быть серьезно». В тот вечер он находился на минимально безопасном расстоянии от места действия, а на следующее утро осмотрел сгоревшую кочегарку и навестил в лазарете пострадавших.