Все эти договоренности были достигнуты до болезни короля. Но с приближением весны 1929 года, когда объявление о назначении герцога становилось все более настоятельным, он все больше волновался и сомневался в том, что король по-прежнему желает видеть его своим представителем в Шотландии. Визит 7 марта к отцу в Богнор, куда герцог прибыл, чтобы попрощаться перед отъездом на свадьбу кронпринца Норвегии[72], давал ему возможность поднять этот вопрос, но он ею не воспользовался и, вернувшись в Лондон, попросил о содействии лорда Стемфордхема: «Сегодня я ездил в Богнор и заметил значительное улучшение состояния короля. У него прибавилось сил, он может сам ходить по комнате, он много говорил и не уставал. Я поговорил с королевой, поскольку премьер-министр спрашивал моего согласия выступить в этом году в роли лорда верховного комиссара в Эдинбурге, и мне бы хотелось, чтобы вы сообщили об этом королю, прежде чем об этом объявят. Я знаю, что премьер-министр уже обсуждал это с королем в ноябре, но он, конечно, этого уже не помнит и, если объявление появится в прессе, может спросить, почему с ним не посоветовались. Я слышал, что вы собираетесь увидеться с королем в субботу, так не могли бы вы воспользоваться этой возможностью и напомнить ему? Королева считает это весьма желательным».
Лорд Стемфордхем исполнил поручение и вскоре прислал положительный ответ. Объявление о назначении герцога было сделано должным образом 28 марта.
Должность лорда верховного комиссара Генеральной ассамблеи шотландской церкви и старинная, и почитаемая. Она обеспечивает взаимосвязь высшего церковного органа с правящими государственными органами. После реформации возникли некоторые сомнения в законности действий ассамблеи новой церкви без санкции суверена, и, хотя Джон Нокс заявлял: «Забрать у нас свободу собраний – все равно что забрать у нас Евангелие», в 1561 году ассамблея поддержала требование королевы Марии назначить представителя, который информировал бы ее обо всех их действиях. С того времени это вошло в практику. Один король, Яков VI Шотландский, сам сидел в ассамблее и действительно голосовал на выборах председателя, но, за исключением его внука, ни один член королевской семьи не занимал этого поста до сына короля Георга V.
В течение того времени, которое действует это назначение, равное времени существования этой Генеральной ассамблеи, лорд верховный комиссар как представитель короля, первый подданный в королевстве, имеет приоритет даже в отношении его старшего сына. Он не председательствует в ассамблее, поскольку у нее есть собственный председатель, но, сидя на троне, который считается местом «за пределами палаты», он открывает сессию именем короля, присутствует там ежедневно и тем же именем закрывает ее, назначая время сбора очередной ассамблеи на следующий год. Однако, чтобы подтвердить право церкви собираться без королевского комиссара, председатель в каждом случае тоже проводит акт открытия и закрытия ассамблеи и делает это до комиссара. К лорду верховному комиссару следует обращаться «ваша светлость», проживает он в королевском дворце Холируд, и в его свиту входят казначей и капеллан, а генеральный солиситор является ex officio его советником. Когда он входит или выходит из ассамблеи, перед ним несут серебряную булаву. Также ему полагается конный эскорт, почетный караул и салют из двадцати одного орудия.
В случае герцога Йоркского были внесены определенные изменения в привилегии и титул. К нему обращались «ваше королевское высочество», а не «ваша светлость», и ему полагался эскорт наследного принца из младшего офицера и двадцати восьми, а не двадцати кавалеристов. Их набирали из драгун Роял скотс грейс, и их внешний вид – во всем красном и медвежьих шапках – по иронии судьбы напоминал о том, как двести пятьдесят лет назад другой герцог Йоркский проехал через Эдинбург в качестве королевского комиссара с намерением подавить в Шотландии пресвитерианство и главным инструментом этого подавления был драгунский полк, теперь известный как Роял скотс грейс.
Возможно, человеком, которому больше всех понравился бравый вид королевского эскорта, был король Георг V. В то время он восстанавливался в Виндзоре после рецидива болезни, случившегося 20 мая, и увидел это зрелище в иллюстрированных журналах. Тот факт, что они появились в полной парадной форме, наполнил короля «чувством радости, которое мне трудно описать, – писал лорд Стемфордхем генералу сэру Уильяму Пейтону. – Его величество не осмелился спросить, как удалось этого добиться». Объяснение этому чуду – а это было чудо в те годы всеобщей суровой экономии – заключалось в том, что в распоряжении командира Роял скотс грейс оказалось оставшееся с довоенных времен обмундирование в количестве достаточном, чтобы одеть королевский эскорт согласно королевским правилам. Он запросил разрешения у Шотландского командования сухопутных войск одеть эскорт, как положено, и генерал Пейтон, убедившись, что никакого приказа об отмене королевских правил не поступало, дал свое согласие. Но как он писал лорду Стемфордхему: «Чтобы избежать недопонимания, я не сообщал об этом военному министерству».
20 мая герцог как лорд верховный комиссар разместился во дворце Холируд, и в тот же вечер на официальном обеде состоялась традиционная церемония передачи городских ключей, которую провел лорд-провост Эдинбурга. На следующий день после утреннего приема он в сопровождении эскорта проехал в открытом ландо – нововведение, подчеркивающее его королевский ранг, – чтобы исполнить ритуал открытия Генеральной ассамблеи с его причудливым смешением церковной и государственной церемонии. Назначение сына короля на этот высокий пост, а также присутствие его супруги-шотландки очень польстило Шотландии, и по пути из Холируда в кафедральный собой Сент-Джайлз, а затем мимо Лендмаркет в историческую церковь Толбут, где заседала ассамблея, толпы людей сопровождали его громкими сердечными приветствиями. Жители Эдинбурга – большие романтики во всем, что касается монархии, – были рады наблюдать это пышное королевское зрелище и не скрывали своего удовольствия. В самом начале маршрута со стороны Северного моря сошел белый туман, смягчивший резкие очертания Касл-Рок и придавший людским толпам, собравшимся на улицах, видимость бесконечных. К тому времени, когда герцог и герцогиня вышли из кафедрального собора, он исчез, и дальнейший путь до церкви Толбут они проделали при ярком солнце.
Собравшаяся в церкви ассамблея ждала королевского послания с выражением благодарности за их усилия по воссоединению, и они услышали ее в словах герцога:
«Сегодня план по объединению церкви Шотландии и Объединенной свободной церкви Шотландии, который так долго и тщательно готовился, будет приведен в исполнение и обеспечит обеим церквям общее одобрение церковных судов, являющихся одной из исторических особенностей вашей системы церковного управления. Ему еще предстоит получить одобрение двух ассамблей. Но меня радует понимание, что этого финального акта ассамблей, которые встречаются здесь сегодня, этого великого акта воссоединения ждут по всей Шотландии.
Назначая меня на почетный пост лорда верховного комиссара, его величество король желал высказать свое личное сочувствие и свой личный интерес к этой ассамблее».
Герцога и герцогиню встретили бурные аплодисменты собравшихся церковных уполномоченных, и такая же сцена повторилась спустя несколько дней, когда они посетили Генеральную ассамблею Свободной церкви, где герцог выступил с аналогичным посланием.
Тот факт, что сессии двух ассамблей совпали с празднованием шестисотой годовщины со дня вручения городу Эдинбургу грамоты их общим предком королем Робертом Брюсом, возложил на герцога и герцогиню бремя дополнительных встреч, помимо тех, которые обычно в большом количестве планировались для дорда верховного комиссара и его жены, но они исполняли свои обязанности с неизменным благородством и хорошим настроением и даже нашли время в дополнение к своей программе провести прием в саду Холируда, куда пригласили детей. Их дружелюбие, интерес и доброта признавались всеми, а в отношении герцогини газета «Шотландец» написала, что «возможно, что хрупкий призрак Марии – королевы шотландцев, залетев в замок, ощутил уколы ревности».
У самих герцога и герцогини Йоркских была только одна причина для печали – разлука с дочкой.
«Единственное, о чем я жалею, – это что с нами нет Лиллибет, – писала герцогиня королеве Марии. – Боюсь, что это стало большим разочарованием для людей. Конечно, они бы все равно ее не увидели, но они бы чувствовали, что она здесь. В торжественной древней ассамблее председатель в своем приветственном обращении упомянул „нашу дорогую принцессу Елизавету“, которая, я уверена, совершенно уникальна. Меня даже немного пугает, что люди так сильно ее любят. Но полагаю, это хорошо, и она будет этого достойна, наша дорогая малышка».
Когда 29 мая герцог Йоркский сложил с себя полномочия лорда верховного комиссара, объединение церквей Шотландии стало свершившимся фактом, и у всех еще оставалась надежда, что в октябре король Георг лично приедет на первое заседание объединенной ассамблеи. Однако ей не суждено было сбыться. 20 мая, в день, когда герцог официально разместился во дворце Холируд, у короля случился рецидив, который оказался настолько серьезным, что ему пришлось принимать своих новых министров не в Букингемском дворце, а в Виндзоре. Он искренне хотел присутствовать на судьбоносном заседании ассамблеи и как можно дольше откладывал окончательное решение об отправке туда герцога Йоркского, который понимал, какое большое разочарование вызовет в Шотландии отсутствие его отца. Однако лорду Стемфордхему пришлось с глубоким сожалением проинформировать председателей, что врачи короля высказались против поездки, и, поскольку оказалось, что хотя здоровье его величества улучшилось почти – но только почти – настолько, чтобы позволить ему присутствовать на благодарственной службе в аббатстве 7 июля, он недостаточно здоров, чтобы в этом году посетить Шотландию.