темфордхему, мистер Дж. Х. Томас, в то время министр по делам доминионов, «был не вполне уверен относительно герцога Йоркского, и, когда я спросил его о причине, он ответил, что они не хотели бы иметь у себя в Канаде члена королевской семьи, поскольку Канада находится слишком близко к США и канадцы гордятся тем, что они не меньшие демократы, чем американцы. Я не могу поверить, что это правда… но так оно и есть!». Эта точка зрения вызвала яростные возражения лорда Стемфордхема. «Я не верю в это, – писал он королю Георгу 3 января. – Американцы самые большие поклонники всего, что относится к королевской власти: титулов, королевских особ и т. д. Когда Томас был в Балморале, он настаивал, что принцы должны ехать в доминионы в качестве генерал-губернаторов или даже губернаторов австралийских штатов!»
Мистер Томас, однако, остался при своем мнении, и король, верный долгу, последовал его совету. Имя герцога Йоркского исключили из рассмотрения, и, в конце концов, все сошлись на лорде Бессборо, который и был назначен.
Было ли у самого герцога Йоркского желание занять пост генерал-губернатора Канады, неизвестно. В то время он стремился увидеть как можно больше частей Содружества и империи, и его опыт в Австралии и Новой Зеландии был самым счастливым и успешным. Но теперь он стал отцом семейства, и ему хотелось пожить в своем собственном доме. Если бы желательность его назначения в Оттаву была представлена ему как вопрос долга, он, безусловно, поехал бы туда, поскольку служение обществу всегда находило отклик в его сердце, но похоже, он был не слишком разочарован и с удовольствием посвятил все свое внимание устройству своего дома.
В сентябре король Георг предложил герцогу и герцогине Йоркским в качестве загородного дома Роял-Лодж в Большом Виндзорском парке. Изначально названное Лоуэр-Лодж, это скромное дополнение к Грейт-Лодж было даровано Уильямом Августом, герцогом Камберлендским, его личному секретарю Томасу Сендби, который служил с ним в сражениях при Деттингене и Каллодене и которого, когда герцог в 1746 году стал смотрителем Большого парка и поселился в большом доме, переименованном им в Камберлен-Лодж, он назначил своим помощником. Сендби жил там до самой своей смерти в 1798 году.
Когда в 1811 году Георг, принц Уэльский, стал принцем-регентом, ему понадобился загородный дом, откуда было бы легко добираться до Лондона и Виндзора. Принц не мог жить в замке, поскольку он был убежищем Георга III и домом королевы Шарлотты и ее дочерей. В результате он остановился на Лоуэр-Лодж, которую по его указанию следовало переделать в соответствии с тогдашней модой в cottage orne[73]. Однако постепенно принц все больше и больше привязывался к маленькому дому, теперь известному как Роял-Лодж, который он использовал исключительно для себя, оставив Камберленд-Лодж для своих гостей. Став королем в 1820 году, он сохранил этот обычай и жил там в то время, когда в Виндзорском замке велись серьезные переделки.
По мере того как непопулярность короля среди его подданных росла, он все чаще стремился укрыться от публики в уединении Роял-Лодж. Он чувствовал отчужденность недовольного рабочего класса, который в первые годы его царствования поддерживал королеву Каролину в основном из неприязни к ее супругу. В отличие от своего жизнерадостного преемника на троне, встретившего собирающуюся грозу радикальных взглядов с буржуазной фамильярностью ко всем и каждому, Георг IV предпочитал затворничество в Роял-Лодж и потому был непопулярен.
Георг IV, как всегда, не смог удержаться, чтобы не внести изменений, дополнений и украшений. Он распорядился построить «величественный дворец» сначала руками Джона Нэша, а позднее – сэра Джеффри Уайтвилла. Стоимость дворца была огромной и стала предметом неблагоприятных комментариев в палате общин, но король остался непреклонен. Его строительным планам не было конца, и когда в 1830 году он умер, то оставил незавершенным большой банкетный зал, спроектированный Уайтвиллом.
Сопровождавшая царствование короля Вильгельма IV волна «мир, экономия и реформы» буквально смела странный дом, строительство которого так занимало его предшественника в течение восемнадцати лет. Когда грабители довершили задачу уничтожения здания, не осталось ничего, кроме часовни и большого зала Уайтвилла, до сих пор стоявшего без крыши. Его король и королева Аделаида часто использовали для пикников, и впоследствии королева велела построить в его конце очаровательную восьмиугольную комнату, отделанную изнутри чинзом на манер шатра. Позднее из фрагментов, оставшихся от дома, она воссоздала чайный павильон в Хоум-парке, известный как Аделаида-коттедж, сохранившийся до наших дней.
За сто лет, прошедших между разрушением дома мечты Георга IV и тем временем, когда Роял-Лодж заняли герцог и герцогиня Йоркские, усеченные остатки превратились в жилище, жалуемое монархами разным членам королевской семьи, друзьям и слугам суверена. Чтобы удовлетворить их текущие потребности, время от времени делались различные изменения и дополнения, по большей части весьма неумелые. Величественный зал Уайтвилла накрыли крышей и поделили на три помещения, и, чтобы добраться до парадной двери, входящий должен был пройти через длинную стеклянную оранжерею. Основными чертами дома в то время, когда герцог и герцогиня впервые побывали там в сентябре 1931 года, являлись обветшание и неудобство, и только смелость и прозорливость позволили им разглядеть потенциал этого дома, а увидев его, не остановиться перед трудностями в деле его реализации. «С твоей стороны очень любезно предложить нам Роял-Лодж, – писал герцог королю Георгу после первого осмотра дома, – и теперь, посмотрев его, я думаю, что он прекрасно нам подойдет». «Я очень рад слышать, что Роял-Лодж понравился и тебе, и Елизавете, и вам будет хорошо там, – ответил король из Балморала. – Я надеюсь, ты всегда будешь называть его Роял-Лодж – именем, данным ему Георгом IV на момент строительства».
Это было отнюдь не идеальное время для обустройства своего дома. Крах нью-йоркского фондового рынка в октябре 1932 года ознаменовал новую и более тяжелую фазу послевоенной экономической депрессии во всем мире. В 1930-м волна политических и экономических волнений распространилась на Латинскую Америку, вызвав череду стремительных восхождений и падений правительств и диктатур и вместе с ними снижение объема торговли в материальном выражении. Экономический упадок и финансовое замешательство ярко проявились в Австралии, а падение Кредитанштальт-банка в Вене в мае 1931 года стало началом периода невиданных экономических потрясений по всей Европе. В июле волна кризиса достигла Британии, и лейбористская администрация мистера Ремси Макдоналда оказалась совершенно неспособной противостоять чрезвычайной ситуации в сфере финансов. В результате после исторического совещания кабинета министров 24 августа он был вынужден подать в отставку. В этот момент король Георг продемонстрировал выдающийся пример конституционной мудрости. Он предложил мистеру Макдоналду сформировать национальное правительство из представителей всех партий с мандатом принимать необходимые меры для спасения национальной экономики. Принятые меры включали в себя Билль об экономике и 21 сентября окончательный отказ от золотого стандарта.
Кризис имел последствия для экономической жизни страны, и законом дня стало жесткое ограничение расходов, как общественных, так и личных. В этом вопросе яркий пример подавала королевская семья. Одним из первых актов короля после утверждения национального правительства стало посланное премьер-министру сообщение о том, что, пока длится чрезвычайная ситуация, его цивильный лист[74] должен быть урезан до 50 000 фунтов. «Я собираюсь отменить охоту в Виндзорском парке, – писал он герцогу Йоркскому, – поскольку не могу себе этого позволить. Жаль, там развелось столько птиц. Возможно, Дэвид возьмет их на себя». Но принц Уэльский тоже принял участие в движении за сокращение расходов и сразу же внес 50 000 фунтов в национальное казначейство.
Герцог Йоркский оказался перед лицом аналогичных финансовых ограничений, не последним из которых стал отказ от охоты и от лошадей в его конюшнях. «В этом году я не смогу охотиться с Пичли, – писал он председателю клуба, мистеру Роналду Три. – Для меня стало шоком, что в связи с экономическими ограничениями мне придется обойтись без охоты. И лошадей мне тоже придется продать. Это самое худшее во всем, поскольку расстаться с ними будет просто ужасно». Ему действительно было очень больно расставаться с конюшней, которую он создавал с такой любовью и заботой и которая подарила ему так много счастливых часов. «Я делаю это только после тщательного рассмотрения фактов (будь они прокляты!), – писал он своему конюшему коммандеру Колину Буисту, который занимался этой вынужденной продажей. – Лошади так хорошо выглядят».
Давление экономического циклона понемногу ослабевало. Народы мира выходили из своих штормовых убежищ и начинали подводить итоги и оценивать ситуацию. Чрезвычайные меры уступили место более обдуманным правовым действиям, строгость персональных ограничений ушла. По мере того как кризис отступал, герцог и герцогиня обнаруживали, что они снова вольны делать то, чего требовал Роял-Лодж, и сосредоточили все свои усилия на том, чтобы сделать его по-настоящему своим домом. Домом, где они могли бы уединиться и отдохнуть от бесконечной программы официальных и полуофициальных встреч, домом, который они могли бы создать для себя, в котором ключевыми нотами стали бы веселье, смех и любовь, но самое главное, домом, где их дети могли бы расти в благословенном мире семейной жизни, переполненном любовью и пониманием, таким, которым наслаждалась герцогиня и которого никогда не знал герцог.
В рамках того, что позволяли обстоятельства, мало-помалу планировались и претворялись в жизнь различные улучшения, пока на месте первоначального «коттеджа» Георга IV снова не вырос довольно внушительный дом. Теперь большой зал Уайтвилла, освобожденный от деливших его на части стен, вернул себе великолепные пропорции и стал гвоздем программы, формируя большое приятное жилое пространство с новыми крыльями, пристроенными с двух сторон, и весь экстерьер, выкрашенный в теплый розовый цвет. Никакие двое – даже королева Виктория и принц Альберт – не могли быть так счастливы, создавая свой дом, как герцог и герцогиня Йоркские.