В королевских архивах Виндзора хранится рассказ об этих трагических днях в истории британской монархии, написанный в те дни собственной рукой герцога Йоркского, – простая и мучительная хроника, живо рисующая его мысли и переживания.
С самого момента его возвращения из Шотландии в Лондон в октябре, когда ему стало известно о возможном отречении короля, герцог, потрясенный такой перспективой, постоянно пытался урезонить своего старшего брата, но тщетно.
«Я собирался приехать повидаться с тобой, но сначала хотел встретиться с Дэвидом, – пишет он королеве Марии в начале ноября. – Его очень трудно застать, а когда это удается, он не хочет говорить об этом. Все это так беспокоит меня, и мне кажется, все мы живем в тумане догадок. Мы никогда не знаем, что случится завтра, а потом происходит то, чего мы не ждали».
В этот момент тяжелых испытаний и переживаний именно королева Мария, еще пребывавшая в печали по случаю своего недавнего вдовства, стала тем знаменем и оплотом, вокруг которого сплотилась королевская семья. «Слава богу, у нас есть ты – наш центр силы, потому что, не будь тебя, она [семья] могла бы с легкостью распасться», – писал ей один из близких. Они отчаянно надеялись, что королева Мария с ее глубоким сознанием достоинства короны и пониманием обязательств монархии сможет убедить своего старшего сына подчинить свои желания исполнению долга суверена.
Однако после судьбоносных встреч 16 и 17 ноября даже эта надежда угасла. Решимость короля жениться на миссис Симпсон была сильнее любых сдерживающих факторов, и, как следствие, отречение становилось все более неизбежным. 25-го герцог Йоркский уже с некоторым смирением писал сэру Годфри Томасу: «Если случится худшее и мне придется взять это на себя, вы можете быть уверены, что я сделаю все, что смогу, чтобы разобраться с неизбежными проблемами, если вообще вся структура не рухнет от потрясения и напряжения».
Вечером 29 ноября герцог и герцогиня Йоркские уехали в Эдинбург, где герцогу предстояло стать великим мастером масонов Шотландии. Он уезжал из Лондона с большей неохотой и с ощущением нависшего над ним тяжелого рока. «Мне страшно не хочется ехать в Шотландию и делать то, что я должен, потому что меня очень тревожит вся эта ситуация, – написал он Эрику Миевилю в ночь отъезда. – Я чувствую себя пресловутой „овцой, которую везут на бойню“, и это не самое приятное чувство». Когда герцог и герцогиня проезжали по Эдинбургу, их встречали восторженные толпы, и казалось, что эти бурные приветствия имеют какое-то особое значение. Но от ежедневных сообщений о развитии событий в Лондоне на сердце герцога становилось все тяжелее. Между тем в Англии разразилась гроза.
Во вторник 1 декабря доктор Уолтер Блант, епископ Бредфордский, обращаясь к своей епархиальной конференции, заявил, что вверяет короля милости Божьей, в которой нуждается весь христианский мир, «поскольку король человек, как и мы с вами». Епископ добавил: «Мы надеемся, что король сознает необходимость. Но некоторым из нас хочется, чтобы он подал более позитивные сигналы своего понимания». Слова епископа Бланта, относившиеся на самом деле к нерегулярным посещениям королем божественной воскресной службы, стали ключом, открывшим двери молчания. На следующий день провинциальная пресса опубликовала его слова с комментариями, а лондонская пресса процитировала провинциальную. К четвергу всякая сдержанность была отброшена, и новость о желании короля жениться на миссис Симпсон, набранная кричащим шрифтом, впервые появилась на страницах британских изданий.
Такова была ситуация, когда герцог Йоркский 3 декабря вернулся в Лондон, и с этого момента начинается его собственная хроника:
«Я вернулся в Лондон из Эдинбурга утром 3 декабря. На Юстонском вокзале меня поразило и ужаснуло, что на первых страницах ежедневных газет большими буквами были напечатаны заголовки: „Король женится“.
Зная то, о чем мне рассказал мой брат во вторник 17 ноября, что он намерен жениться на миссис… и что прошлым вечером он рассказал об этом королеве Марии и премьер-министру, я в среду 18-го поехал к королеве Марии, 19-го – к премьер-министру, а потом снова к королеве Марии. Я снова встретился с королевой Марией вечером 23 ноября и с моим братом вечером во вторник 24-го.
Потом в воскресенье вечером 29 ноября я уехал в Эдинбург, чтобы в понедельник 30 ноября вместо моего брата принять титул великого мастера масонов Шотландии. Мне сообщали всю информацию о том, что происходит. По возвращении я поспешил к королеве Марии и рассказал ей, как меня удивило, что вся эта история стала достоянием гласности. Я увидел своего брата, который находился в состоянии страшного возбуждения, и сказал, что выступит по радио с обращением к своим подданным, после чего покинет страну в сане короля и оставит им решать, что делать[80]. В 9 часов вечера того же дня к нему приехал премьер-министр, и позднее (в присутствии меня и Мэри) Дэвид сказал королеве Марии, что не может жить один как король и должен жениться на миссис… Когда Дэвид, сделав своей матери это ужасное заявление, ушел, он сказал, чтобы я приехал к нему в форт на следующее утро [в пятницу 4 декабря]. Я позвонил ему, но он не стал встречаться со мной и отложил все до субботы. Я сказал ему, что к 12:30 буду в субботу в Роял-Лодж. В субботу я звонил ему. Его ответ был: „Приезжай ко мне в воскресенье. Я встречусь с тобой и расскажу о своем решении, когда все обдумаю“. Вечером в воскресенье я позвонил ему. „Король на совещании, он поговорит с вами позже“, – ответили мне. Но он не позвонил. Наступил понедельник [7 декабря]. Я позвонил в час дня, и мой брат сказал, что сможет увидеться со мной сегодня вечером. Я сказал ему: „Мне надо ехать в Лондон, но я приеду в форт, когда ты захочешь“. Я не поехал в Лондон и стал ждать. Я отправил в форт телефонное сообщение, чтобы сказать, что если понадоблюсь, то буду в Роял-Лодж. Брат позвонил мне без десяти семь и сказал: „Приезжай, мы встретимся после обеда“. Я ответил: „Нет, я приеду прямо сейчас“. В 7 я был у него. Ужасный кошмар ожидания закончился. Я застал его ходившим по комнате взад-вперед, и он сказал, что решил уйти. Я поехал назад в Роял-Лодж обедать, но позднее вернулся в форт. Я почувствовал, что раз я здесь, то никуда не уйду. Он мой старший брат, и мне надо быть здесь, чтобы попытаться помочь ему сейчас, когда это будет ему нужно.
Той же ночью мы с женой уехали в Лондон.
Во вторник утром [8 декабря] я виделся с королевой Марией.
В тот же вечер я встретился с Уолтером Монктоном (которого до этого не допускали ко мне), и он выложил мне все факты. Узнав их, я пошел к королеве Марии и все рассказал ей, потом уехал в Роял-Лодж, где встретился со своим братом Гарри и сообщил ему, что происходит. Пока я говорил с Гарри, Монктон срочно вызвал меня в Форт на встречу с братом и премьер-министром. Мы пообедали вместе. Этот обед я, наверно, никогда не забуду. В то время как все остальные (всего 8 человек) Д., П.М., Г.К., Э.П., У.М., Дж. А., У.А., Г.Й[81], были очень расстроены (мы знали финал, бесповоротное решение было принято), мой брат был душой вечеринки, рассказывая премьер-министру вещи, которые, я уверен, тот никогда прежде не слышал, про центры для безработных и т. д. (имя в виду свой визит в Ю. Уэльс). Я шепнул У.М.: „И этого человека мы потеряем“. Невозможно было в это поверить, никто не мог.
Позже я вернулся в Лондон.
В среду утром [9 декабря] я виделся с королевой Марией, чтобы договориться о ее встрече с моим братом в Роял-Лодж.
Тем же утром позднее я виделся с Пикоком и Монктоном, потом с премьер-министром и после этого со своим адвокатом Бирхэмом. Я встретился с братом в Роял-Лодж, где он какое-то время провел со своей матерью. После этого я поехал в Форт, где мы с Дэвидом поговорили с Биркхэмом и Алленом (Дж. А.). Мне пришлось прервать беседу, поскольку нужно было поговорить с У.М., который только что вернулся с № 10[82]. Потом у меня состоялся долгий разговор с Д., но я увидел, что все мои слова не изменят его решения. Он все решил. Я уехал в Лондон с У.М., поскольку (к нашему обоюдному удивлению) Д. с большим подозрением отнесся к моей беседе с ним, и мы смогли обсудить все, что хотели, конфиденциально. Я поехал к королеве Марии, и, когда стал рассказывать ей о произошедшем, не выдержал и расплакался, как ребенок. Через несколько минут мне сказали, что 10 декабря в 10:00 меня вместе с моими двумя младшими братьями ждут на № 10, чтобы мы засвидетельствовали отречение Д. Но сначала я встретился с Уиграмом в Р-Л [Роял-Лодж] и присутствовал при судьбоносном моменте, который сделал меня преемником Д. на троне. Д. абсолютно спокойно подписал пять или шесть копий документа, потом пять копий своего обращения к парламенту: по одному для парламента каждого доминиона. Ужасный момент, никто из присутствовавших его не забудет. Я пробыл там все утро и весь день. Потом я уехал в Р.Л., чтобы отдохнуть, поскольку напряжение, царившее в форте, становилось невыносимым. Но я не смог отдыхать в одиночестве и в 5:45 вернулся в форт. Уиграм был на ужасной встрече с адвокатом, которая закончилась тихо и спокойно. Очень большую помощь оказал Э.П. Мы с Уиграмом и Э.П. пообедали в Р.Л. Позднее я поехал в Лондон, где у своего дома обнаружил большую толпу, встретившую меня безумными приветственными криками. Я был ошеломлен.
Я поехал в королеве Марии.
В пятницу [11 декабря], в тот жуткий день я занимался делами, связанными с моим воцарением: обсуждал детали со своим советом, составлял прокламацию, встречался с адвокатами короны по поводу нового титула Д. и т. д.
Я поехал в Форт, теперь уже в качестве короля. Со мной был Гарри, который прибыл в 7 вечера. Вся прислуга обращалась ко мне „ваше величество“. Сэр Дж. Р. (Джон Рит) в своем радиообращении хотел назвать Д. мистер Э. Виндзор. Я это исправил. Уладил еще пару вопросов.