Обедал в Р.Л. Были мама, Дэвид, Мэри, Гарри, Джордж, тетя Элис [принцесса Элис, графиня Атлон], дядя Элджи [граф Атлон] и я[83].
Прощаясь, мы с Д. поцеловались и разошлись, как масоны. Он поклонился мне как своему королю».
Так сошел с трона Британии суверен, который сделал то, что, как он твердо верил, было для него правильным решением. Когда он той ненастной декабрьской ночью ехал в Портсмут, он жалел только об обстоятельствах, но не о самом решении, но «мое сердце окутала всепоглощающая грусть, когда я покидал Великобританию и ее народ».
В субботу 12 декабря в два часа утра его королевское высочество принц Эдуард Виндзорский отплыл из Портсмута в Булонь на эсминце «Фьюри», а в одиннадцать часов король Георг VI прибыл в Сент-Джеймсский дворец на заседание Совета по престолонаследию. Мысли присутствующих невольно обратились к тому дню, после которого не прошло еще и года, когда они засвидетельствовали воцарение короля, только что отплывшего из страны. Он был обходительным, уверенным в себе, жизнерадостным и полным юношеского обаяния. Суверен, представший перед своими личными советниками теперь, был совсем другим. Он был скромным, неуверенным и всегда избегал быть в центре внимания. На его лице угадывались следы тяжелых испытаний, которые ему пришлось недавно пережить. Воистину, «достойные люди проходят испытание в горниле невзгод».
Бледный и осунувшийся, но наделенный внутренним благородством и цельностью, вызвавшими у собравшихся уважение, благоговение и инстинктивное желание защитить его, он обратился к ним низким чистым голосом, в котором угадывалось множество сомнений:
«Ваши королевские высочества, милорды и джентльмены!
Сегодня я встречаюсь с вами при обстоятельствах, не имеющих параллелей в истории нашей страны. Теперь, когда обязанности суверена легли на меня, я заявляю вам свою приверженность принципам конституционного правления и прежде всего свою решимость работать во благо Британского Содружества наций.
Вместе со своей женой и спутницей жизни, всегда находящейся рядом со мной, я беру на себя тяжелую задачу, стоящую впереди. И в этом я жду поддержки от всего своего народа.
Кроме того, моим первым актом в качестве преемника моего брата станет жалование ему герцогства, и с этого момента его следует называть его королевское высочество герцог Виндзорский».
Таким образом, первым актом короля стал акт милости и, как будет видно в дальнейшем, мудрости.
Во второй половине дня он был провозглашен королем со всей пышностью традиционного церемониала, и на следующий день, в субботу, во всех уголках империи предлагалось возносить молитвы за него. В больших кафедральных соборах метрополии и в маленьких серых деревенских церквях взывали к всемогущему Господу: «Молимся за его королевское величество, самого милостивого суверена нашего, короля Георга… так наполни его… исцели его… даруй ему… укрепи его… приведи его… Молимся за королевскую семью… за нашу милостивую королеву Елизавету… за принцессу Елизавету… исцели их… даруй процветания им…»
Как сказал позднее один из молившихся: «Это было почти как если бы мы слышали эти молитвы впервые, так много они значили».
Часть третьяКороль Георг VI1936–1952
Глава 1Первый год1936–1937
Король Георг VI был Roi malgre lui (король поневоле), и, возможно, ни один монарх не наследовал трон с такой неохотой. Со всех сторон его внезапное величие было ему нежеланно. И трагические обстоятельства, приведшие к нему, и его личная нелюбовь к публичности и к тому, чтобы быть в центре внимания, и его неготовность к этому с практической точки зрения – все это, как казалось поначалу, должно было раздавить его.
Сказалась и ошибочная политика короля Георга V, отказывавшегося допустить своего второго сына даже к рутинной ежедневной работе по управлению страной. Новый король был потрясен объемом и природой дел, день за днем появлявшихся из тех отделанных кожей папок с документами, которые неумолимо сопровождали жизнь каждого британского суверена. Более того, теперь он, как никогда, сознавал свой физический недостаток, из-за которого считал себя неполноценным по сравнению с братом.
Это ощущение неполноценности особенно яркое проявилось в страстном излиянии души его кузену лорду Льюису Маунтбеттену, имевшему место в первую ночь царствования Георга VI. Они оба находились в форте Бельведер, наблюдая за последними приготовлениями принца Эдуарда Виндзорского к отъезду. «Дики, это просто ужас, – говорил новый король, пребывавший в полном расстройстве. – Я никогда не хотел, чтобы это случилось. Я совершенно к этому не готов. Дэвид всю жизнь к этому готовился. А я всего лишь офицер военно-морского флота, и это все, что я знаю». Лорду Льюису удалось его утешить. «Какое причудливое стечение обстоятельств, – сказал он. – Мой отец как-то говорил мне, что, когда герцог Кларенс умер, твой отец пришел к нему и сказал почти то же самое, что ты говоришь мне сейчас. И мой отец ответил ему: „Георг, ты не прав. Для короля нет более подходящей подготовки, чем военно-морской флот“».
Справедливость этого замечания стала очевидной сразу же и во многих отношениях. Тот факт, что король жил и работал как часть команды корабля, дал ему понимание природы человека и представление о гуманности, которое предстояло с пользой употреблять снова и снова. Его предрасположенность, как морского офицера, к прагматичному использованию здравого смысла часто позволяла ему сформировать точку зрения или даже найти решение проблемы, ускользавшее от его советников.
Это было особенно ясно продемонстрировано в первом серьезном решении, которое королю предстояло принять на заре своего царствования. Представители власти разделились в отношении того, какой титул следует избрать для короля Эдуарда VIII после его отречения. В истории не нашлось прецедента, на который можно было бы сослаться, поскольку Яков II, последний британский монарх, лишившийся трона подобным образом, формально никогда не отрекался. Вместо этого парламент объявил, что трон «освободился». Яков до самой своей смерти оставался «the King over the Water» и как таковой представлял серьезное неудобство для своего преемника.
Эксперты были сбиты с толку и, чтобы решить проблему, обратились за советом по этому чрезвычайно деликатному вопросу к королю Георгу. В памятной записке, приложенной к сделанной им записи о кризисе отречения, король описывает встречу с представителем лорда-канцлера в пятницу 11 декабря и свое решение проблемы:
«Утром ко мне пришли лорд Уиграм и сэр Клод Шустер (как представитель лорда-канцлера), поскольку Шустер хотел спросить меня, каким будет обращение к моему брату королю Эдуарду VIII после отречения. Вопрос был срочным, поскольку тем вечером сэр Джон Рит (директор Би-би-си) собирался назвать его мистер Эдуард Виндзор. Я ответил, что это совершенно неправильно. Прежде чем двинуться дальше, я спросил, от чего он отказался в связи с отречением. Ш. сказал, что не знает. Я сказал, что было бы очень хорошо выяснить это, прежде чем идти ко мне. Теперь что касается того, как его будут называть. Я предложил его королевское высочество Д. Виндзорский. Он не может быть мистером Э. В., поскольку рожден от герцога. Это делает его лордом Э. В. в любом случае. Если он когда-нибудь вернется в страну, то сможет баллотироваться и быть избранным в палату общин. Вам это понравится? Ш. ответил: нет.
Как Д. В. он сможет присутствовать и голосовать в палате лордов. Вам это понравится? Ш. ответил: нет. Что ж, если он станет герцогом – членом королевской семьи, то не сможет выступать и голосовать в палате лордов и не будет лишен своего ранга в армии, военно-морском флоте или военно-воздушных силах. После моих слов Шустер воспрянул духом и ушел вполне довольным».
Насущную проблему в отношении того, как следует называть бывшего монарха по радио уже этим вечером, тоже решил лично король Георг. С его подачи сэр Джон Рит представил его как «его королевское высочество принц Эдуард», и, как мы уже упоминали, на следующее утро на заседании Совета по престолонаследию король объявил о своем намерении сделать своего брата герцогом Виндзорским.
Однако титул герцога Виндзорского получил законную силу только после коронации Георга. 28 мая в «Лондон газет» было объявлено, что согласно письменному патенту, заверенному большой печатью королевства – что означало по совету министров, – титул «королевское высочество» присвоен исключительно герцогу и не может употребляться в отношении герцогини. Заявление звучало следующим образом:
«Король удовлетворен письменным патентом от 27 мая 1937 года, заверенным большой печатью королевства, объявляющим, что герцог Виндзорский, несмотря на отречение от престола, подписанное им 10 декабря 1936 года, и объявленный его величеством Акт об отречении, придающий законную силу этому отречению, будет удостоен чести именоваться „его королевское высочество“, однако его супруга и потомки, если таковые появятся, не будут носить этот титул».
Здравый смысл и человечность, высокая личная сознательность в сочетании со скромностью, обостренным чувством долга перед обществом, моральное и физическое мужество сверх обычного и смиренное признание своей зависимости от милости и руководящей руки всемогущего Бога были теми выдающимися качествами, с которыми король Георг VI пришел на свой высокий пост. И именно эти качества помогли ему быстро преодолеть первоначальный шок. Поначалу он пребывал в большом волнении, затем последовало спасительное бесчувствие, однако постепенно он вернулся к реальности, которая потребовала от него приложения всех его сил и мужества. И как всегда, за помощью и поддержкой он обратился к своей жене, и как всегда, помощь не заставила себя ждать. Вместе они смотрели в будущее с естественным трепетом, но без страха. «Сейчас мне трудно поверить, что мы были призваны выполнить эту невероятную работу, но (пишу вам совершенно откровенно), как ни странно, нам не страшно. Думаю, что Бог дал нам сил спокойно справиться с ситуацией», – писала королева Елизавета архиепископу Кентерберийскому.