После этого мистер Рузвельт инициировал первое личное письмо королю, положившее начало переписке президента Соединенных Штатов и британского суверена. Его приглашение было сердечным и неформальным: «…Мне нет нужды убеждать вас, что моей жене и мне доставит огромное удовольствие встретиться с вами, и я искренне считаю, что, если бы вы смогли посетить Соединенные Штаты, это было бы очень хорошо для англо-американских взаимоотношений… если вы возьмете с собой одну или обеих своих дочерей, мы будем очень рады, и я постараюсь взять одного-двух Рузвельтов такого же возраста, чтобы они с ними поиграли!»
Первоначальный план президента предполагал посещение Всемирной ярмарки в Нью-Йорке, а затем «три-четыре дня самой простой деревенской жизни» в его доме в Гайд-парке, где король и королева были бы свободны от своих официальных обязанностей и смогли немного отдохнуть и расслабиться. Он оставил на их усмотрение решение о том, поедут ли они в Вашингтон, учитывая пик летней жары и тот факт, что там все неизбежно будет более официальным и на короля будет оказано сильное давление с тем, чтобы он посетил конгресс, если тот еще будет заседать.
«Вы и я, – писал президент, – прекрасно знаем требования протокола, но, имея большой опыт работы с ним, я склонен думать, что вам и ее величеству следует уделять больше времени тому, что хотите делать лично вы, и здесь я позабочусь, чтобы правильным решением было ваше решение».
Король Георг получил это письмо в разгар мюнхенского кризиса – оно пришло в промежутке между визитами мистера Чемберлена в Берхтесгаден и в Годесберг, – и, хотя позднее он называл его «приятным отвлечением среди больших тревог», у него не было возможности ответить до того, как кризис привели к мирному завершению, и он продолжил свои прерванные каникулы в Балморале. Он с такой же сердечностью ответил 8 октября, в тот день, когда было объявлено о его намерении поехать в Канаду:
«Королева и я очень искренне ценим ваше любезное приглашение посетить миссис Рузвельт и вас в Соединенных Штатах в случае, если мы следующим летом поедем в Канаду. Могу вас заверить, что удовольствие, которое этот визит в любом случае доставит нам лично, будет намного больше от мысли, что он внесет определенный вклад в поддержание доброжелательных взаимоотношений между нашими странами.
Я надеюсь, что вам не доставит неудобств, если я отложу свой ответ, пока планы нашего визита в Канаду не получат дальнейшего развития и я не буду в состоянии определить, как долго смогу отсутствовать в своей стране. Тогда я снова свяжусь с вами.
Несмотря на то что ваше предложение по поводу визита очень привлекательно, я боюсь, что мы не возьмем детей, если поедем в Канаду, поскольку они еще слишком малы для такого напряженного путешествия.
Прежде чем закончить это письмо, я чувствую, что должен сказать вам, как горячо приветствую ваше вмешательство в недавний кризис[106]. У меня нет сомнений, что оно сильно способствовало сохранению мира.
С наилучшими пожеланиями и благодарностью за ваше любезное приглашение, искренне ваш
Георг R.I.».
Не смутившись неопределенностью, содержавшейся в ответном письме короля, мистер Рузвельт написал ему 2 ноября, изложив некоторые детали возможных планов. Его письмо пересеклось с письмом короля от 3 ноября о том, что он и королева с радостью включат в свою программу четырехдневное турне по Соединенным Штатам с посещением Нью-Йорка, Вашингтона и Гайд-парка.
Решение, что их величества въедут на территорию Соединенных Штатов и нанесут государственный визит в Вашингтон, вызвало ряд сложных проблем, среди которых не самым простым и весьма деликатным оказался вопрос, кто из министров должен – и должен ли – их сопровождать. Первоначальная мысль короля была следующей: хотя в турне по Канаде его будет сопровождать мистер Макензи Кинг как его премьер-министр, а также министр иностранных дел Канады, в Вашингтон его должен сопровождать лорд Галифакс, как это было в случае его визита в Париж в июле 1938 года.
Однако здесь возникла трудность. Ряд доброжелательных американских источников, а также лорд Твидсмюр, хорошо знакомый с широким спектром американского общественного мнения, высказали точку зрения, что если короля будет сопровождать лорд Галифакс, то в некоторых кругах королевское турне будет интерпретировано как визит, имеющий определенную политическую составляющую и привкус неких «обязывающих союзов». Сам лорд Галифакс, хотя он приветствовал возможность побеседовать с президентом и мистером Халлом, сомневался в разумности своего присутствия в королевской свите. В то же время правительства других доминионов заявили, что в чужой стране его величеству не следует появляться в сопровождении одного лишь канадского министра.
Такая реакция склоняла короля Георга к мысли, что он вообще не должен брать с собой никакого министра сопровождения, и эта точка зрения была передана президенту. Мистер Рузвельт согласился относительно лорда Галифакса, сказав, что его присутствие неизбежно спровоцирует разговоры об альянсе, но с мистером Макензи Кингом все намного проще. Канадский премьер и раньше часто бывал в Вашингтоне, и президент сможет объяснить его присутствие тем, что он его старый друг.
Однако мистер Макензи не питал иллюзий. Он был решительно настроен ехать в Вашингтон. Конечно, его право сопровождать короля по территории доминиона не ставилось под сомнение, поскольку суверен был таким же королем Канады, как Соединенного Королевства, и его канадские министры имели те же права и привилегии, что и их коллеги в Британии. Но мистер Кинг не собирался допускать, чтобы, как он говорил, «король сбросил его на границе, как старый башмак». Он был настроен любой ценой сопровождать его величество в Вашингтон. Он обращался к генерал-губернатору, он написал прочувствованное письмо личному секретарю короля, наконец, он телеграфировал мистеру Чемберлену. Он задействовал все связи, использовал все пути.
В конце концов короля убедили, что вопрос о министре сопровождения не следует считать имеющим какую-то конституционную значимость, что он находится в рамках его личных прерогатив и не является таким, который предполагает следование министерскому совету, и что этого совета можно даже не спрашивать. Вместе с тем ему сказали, что отсутствие министра сопровождения исключает разговоры на политические темы, а его присутствие неизбежно предполагает их. В результате его величество решил не брать с собой лорда Галифакса в Вашингтон, но согласился с присутствием мистера Макензи Кинга, которого он успокоил, сообщив об этом в конце марта в личном письме.
Отъезд короля и королевы назначили на 3 мая, для чего в их распоряжение был предоставлен крейсер «Репалс», но чем ближе подходила эта дата, тем меньше короля Георга прельщала перспектива покинуть Британию. Вспоминая сильное впечатление, которое произвела на него Канада во время его короткого визита в бытность кадетом военно-морского флота, он хотел снова увидеть ее, но неуклонное ухудшение международной обстановки, последовавшее за беспричинным нарушением Мюнхенского соглашения со стороны Гитлера, вызывало желание оставаться в сердце Содружества. Его разговоры с визитерами из-за рубежа: президентом Лебреном и господином Жоржем Бонне, загадочным полковником Беком и наблюдательным господином Гафенку[107] не давали ему оснований для оптимизма. Но его министры сходились в том, что кризисный момент, как таковой, еще не настал и не настанет до осени. Следуя их советам, король продолжил готовиться к отъезду.
«Я думаю, что мы должны отбыть в Канаду в воскресенье, если не возникнет действительно весомых причин этого не делать, – писал он королеве Марии. – Мне совершенно не хочется уезжать отсюда, учитывая сложившуюся ситуацию, но, если есть утвержденный план, нужно ему следовать, иначе Канада будет очень разочарована».
Вместе с тем короля сильно тревожило то, что он должен увести «Репалс» в то время, когда любой момент мог оказаться критическим. Ему казалось, что уход одного из самых мощных военных кораблей в такой момент добавит весомости аргументу – в то время слишком широко распространенному на континенте и в Соединенных Штатах, – что Британия не имеет серьезных намерений. В то же время, если бы он отказался от своих планов и «Репалс» остался с флотом, это могло бы рассеять это нежелательное и несправедливое впечатление. Георг обратился с этим вопросом к Адмиралтейству, которое поначалу не горело желанием соглашаться. Однако разумность королевских рассуждений возобладала, и за неделю до отплытия было принято решение оставить «Репалс», который, однако, должен был в качестве эскорта сопровождать короля во время первой половины пути через Атлантику. Вместо него Адмиралтейство зафрахтовало канадский тихоокеанский лайнер «Императрица Австралии», который до этого перевозил принца Уэльского и герцога Глостерского в Канаду. Для нынешнего вояжа этот корабль определили как «королевскую яхту» под флагом White Ensign[108], верховное командование которой осуществляет сам король, а капитаном является вице-адмирал сэр Дадли Норт, командующий всей королевской эскадрой.
Таким образом, отплывая 5 мая из Саутгемптона под бледным вечерним солнцем, король и королева испытывали смешанные чувства. Они ни минуты не сомневались, что на той стороне Атлантики их ждет теплый прием, но, покидая свой дом и своих родных при таких тревожных обстоятельствах, они не могли избавиться от щемящей тоски. Тех, кто радостными возгласами провожал огромный лайнер, выходивший из Саутгемптона в сопровождении военно-морского эскорта, посещали те же хмурые мысли, и во многих сердцах эхом отдавались слова молитвы, произнесенные одним из зевак: «Милостивый Боже, верни их нам обратно живыми и невредимыми».
Плавание оказалось неожиданно долгим и не обошлось без инцидентов. К несчастью, скопления дрейфующего льда впервые за многие годы распространились очень далеко на юг, и эта опасность наряду с плотным туманом так сильно замедлила движение «Императрицы Австралии», что в тот день, когда должны были дойти до Квебека, они едва добрались до Ньюфаундленда.