Прием, оказанный жителями Вашингтона первым королю и королеве, которых большинство из них видели собственными глазами, определенно нельзя назвать недостаточно теплым, сердечным или восторженным. По теплоте он был под стать погоде, потому что оба дня, 8 и 9 июня, в столице стояла сильная жара и большая влажность, причинявшая королю и королеве изрядный дискомфорт. Но сила духа, позволявшая им улыбаться, несмотря на это дополнительное испытание, вызывала еще большую симпатию у веселых и счастливых толп, которые при любой возможности высыпали на улицы, чтобы поприветствовать их. «За свою долгую жизнь я видела много важных событий в Вашингтоне, но никогда не видела, чтобы такая толпа стояла вдоль улиц на всем протяжении маршрута от Юнион Стейшн до Белого дома, – записала миссис Рузвельт в своем дневнике и добавила: – Они умели заводить друзей, эти молодые люди». Не зря одна из газет напечатала заголовок: «Британцы снова берут Вашингтон», а более сдержанная консервативная «Вашингтон пост» подчеркнула, что прием, оказанный Вашингтоном, явился «не результатом расчетливого правительственного принуждения с целью создать видимость народного энтузиазма… но был абсолютно добровольным и искренним».
И это не было просто массовым сборищем. Даже едкое перо Гарольда Айкса вывело слова: «Король и королева произвели очень хорошее впечатление… Они были прелестны». Высокая оценка для такого желчного хроникера. Для людей, воспитанных в представлении, что «член королевской семьи» – это синоним напыщенного ничтожества, король Георг и королева Елизавета стали не только приятным сюрпризом, но и несомненным шоком. Именно дружелюбие короля и его чувство юмора наряду с прелестью и очарованием королевы и их очевидный живой интерес ко всему, что они видели и слышали, пленял тех, кто с ними встречался. От сенатора на Капитолийском холме, который на приеме, организованном конгрессом, стиснул руку короля и воскликнул в экстазе: «Да вы мастер выбирать королев!», до мальчугана в лагере Гражданского корпуса охраны природных ресурсов (ССС), который, потрясенно глядя на свою руку, которую только что пожал король, заметил: «Ничего себе… раньше я никогда не здоровался за руку даже с конгрессменом! Я очень надеюсь, это поможет мне получить работу, когда я выйду из ССС», – впечатление было одно и то же: прежде всего «человечность» и вместе с тем ощущение величия.
А один инцидент, который получил достаточную известность, тронул сердца американцев по всей стране. Восьмилетняя дочь близкого друга и соратника президента Рузвельта, мистера Гарри Хопкинса, высказала разочарование тем, что их величества одеты не так, как короли и королевы из сказок, и по предложению королевы ее привели в холл Белого дома, когда они шли на торжественный обед в британском посольстве. Там совсем рядом с ней прошел король в облачении рыцаря ордена Подвязки и сияющая королева в длинном платье с кринолином, в драгоценностях и диадеме. Оба остановились и заговорили с девочкой. Когда к ней вернулся дар речи, она с сияющими глазами повернулась к отцу: «Папа, папа, я видела королеву из сказки».
Во многих отношениях самым важным оказался эффект, произведенный этим визитом на самого президента Соединенных Штатов. Поначалу мистер Рузвельт был склонен относится к королю и королеве как «к двум милым молодым людям», которые испытывали трудности, занимая свое высокое положение, но очень хорошо и эффективно справлялись с этим. Однако очень быстро, почти с момента встречи на вокзале Юнион Стейшн и поездки в Белый дом, президент обнаружил, что у него много общего с ними, и что с королем он может обсуждать самые разные темы, как мужчина с мужчиной. Как следствие, президент с растущим удовольствием думал о том, как увезет своих гостей из Вашингтона с его протокольными формальностями в относительно спокойный и тихий Гайд-парк.
Сельский дом президента Рузвельта, расположенный в округе Датчес штата Нью-Йорк, играл важную роль в его жизни. Здесь на крутом берегу реки Гудзон, поросшем кизилом, который был так красив весной, его семья жила сотню лет. Свое происхождение они вели от того гордого голландского рода Кникербокеров, членов которого даже Уорд Макаллистер, признанный авторитет восьмидесятых годов XIX века, называл «непреклонными» и которые сформировали становой хребет удивительного организма нью-йоркского общества, описанного в романах Генри Джеймса и Эдит Уортон. Здесь мистер Рузвельт родился; отсюда он совершал свои первые вылазки в стан нью-йоркской политики; здесь начал свою бесплодную кампанию в попытке занять кресло вице-президента. Сюда же он вернулся в двадцатых после мучительного восстановления от последствий полиомиелита и начал свое триумфальное восхождение на пост губернатора штата Нью-Йорк и президента Соединенных Штатов.
Сам дом не отличался показной роскошью, но георгианское серебро, диваны Дункана Файфа, столы из палисандра и портреты кисти Пила и даже гравюры Ландсира придавали ему старомодный комфорт, резко контрастировавший с монументальными домами миллионеров, стоявшими выше по течению Гудзона, где комнаты в силе барокко и римские атриумы, в которых каждая плитка была привезена из Европы, олицетворяли другой, более поздний стиль жизни.
Для мистера Рузвельта любовь к своему дому была одной из фундаментальных основ существования. Он лично надзирал за всеми посадками и дорожил каждым деревом. Дороги от дома были проложены по его плану, и по какой-то загадочной причине он, несмотря на свою инвалидность, мог водить машину и совершать поездки по извилистым окрестным маршрутам. Он изучил земледелие, лесное хозяйство и даже пчеловодство и получал от своих земель хороший доход. Здесь он был не президентом, а сквайром и благодаря своей сильной интуиции быстро почувствовал, что это найдет отклик у короля Георга.
Субботним вечером 10 июня президент, его жена, его мать и дети сидели в библиотеке, ожидая прибытия короля и королевы из Нью-Йорка. Они прождали с шести почти до восьми, прежде чем гости прибыли, потому что программа королевского турне в некотором роде вышла из-под контроля.
Предыдущим вечером королевский поезд вышел из Вашингтона в Ред-Бенк, штат Нью-Джерси, где на следующее утро король с королевой поднялись на борт американского эсминца «Уоррингтон» с королевским штандартом на фок-мачте, который доставил их в нью-йоркскую гавань. С момента прибытия их судьба была в руках двух говорливых шоуменов: мэра Нью-Йорка мистера Фиорелло Ла Гуардиа и президента Всемирной ярмарки мистера Грувера Уолена. Результат был запоминающимся, но пагубным для пунктуального следования расписанию турне. За долгим посещением выставки на Флашинг Мидоуз, где толпа спела «Правь, Британия!» и «Земля надежды и славы», следовала поездка через сам город Нью-Йорк, где их встречали огромные толпы людей, которые выкрикивали слова приветствий и тянули к ним руки. Поездка закончилась на Морнингсайд-Хайтс, где король и королева посетили Колумбийский университет, в 1754 году получивший от Георга II свою первую грамоту в качестве королевского колледжа.
Маршрут до Гайд-парка длиной девять миль пролегал по дорогам, плотно заполненным с обеих сторон людьми и машинами. Когда процессия проезжала через маленькие городки, церковные колокола звонили, машины гудели, и на дорогу бросали цветы. Один из присутствующих сказал: «Ни одного американца его сограждане не встречали такими овациями».
Но король с королевой опаздывали уже на несколько часов, а в библиотеке Гайд-парка их ждал президент Рузвельт с семьей. По приказу короля президенту телефонировали из разных пунктов об их продвижении, и, когда они подъехали к дверям его дома, их ждал поднос с коктейлями. «Моя мать, – сказал Рузвельт, – считает, что вам надо предложить по чашечке чая. Она не одобряет коктейли». – «Моя мать тоже», – ответил король и с благодарностью взял бокал.
Затем последовал обед, на котором президент неожиданно, но удачно предложил тост за здоровье королевы Марии. Обеду предшествовал любопытный инцидент. Президент привез из Белого дома прислугу, состоящую в основном из цветных. Узнав, что за столом короля и королеву будут обслуживать негры, английский дворецкий его матери так разгневался, что за день до их приезда взял отпуск, чтобы не присутствовать при таком унижении! И действительно, казалось, что в доме поселилась какая-то «порча», поскольку посреди обеда приставной стол рухнул и половина обеденных блюд оказалась на полу. Мгновенно воцарившую тишину нарушила невестка президента, с тревогой воскликнувшая: «Надеюсь, из моих тарелок ни одна не разбилась!», затем последовал взрыв смеха. Но эта неприятность была не единственной. После обеда общество переместилось в библиотеку, находившуюся на чуть более низком уровне, чем остальные комнаты. Не успели они рассесться, как снова раздался звон битой посуды и в комнату влетел негр-официант, который не заметил ступеньку и теперь сидел на полу в окружении декантеров, бутылок, кувшинов, бокалов и кубиков льда, содержимое которых образовало на полу большое озеро.
Вскоре после этого короля, президента и мистера Макензи Кинга оставили одних, и разговор перешел на более серьезные темы. Трудно было найти более приятного человека и собеседника, чем мистер Рузвельт. На короля произвели большое впечатление его прямота и дружелюбие. «Его легко узнать, – писал он впоследствии, – с ним никто не чувствует стеснения. Он хороший слушатель и собеседник».
Они говорили о том, что больше всего занимало их мысли, – о международном положении и его, по-видимому, неизбежном сползании к войне. И король, и президент работали ради сохранения мира и не собирались прекращать эту работу, но ни один из них не мог скрыть ни от себя, ни от другого, что у их усилий было мало шансов на успех. Оба чувствовали, что, несмотря на окружающий летний покой долины Гудзона, они приближались той точке, когда вместо «если начнется война» станут говорить «когда начнется война».
Они говорили о том, как это затронет их страны, и о проблемах, с которыми они столкнутся как главы государств. Президента сильно беспокоила безопасность Западного Гемпшира. Он многократно ездил на рыбалку в Северную Атлантику и Карибское море, и уже в 1936 году у него родился план разместить базы на Ньюфаундленде, Бермудах, Ямайке, Святой Лючии, Антигуа и Тринидаде, чтобы лучше защитить Американский континент и предотвратить их попадание в руки потенциального врага. Военно-морские маневры США зимой 1938/39 года на самом деле имели целью не допустить в этих водах военных операций противоборствующих сторон, особенно подводных лодок и торговых рейдеров, и тогда прочно укоренилась идея патрулирования Западной Атлантики. Теперь президент откровенно рассказывал об этом королю Георгу, как и о том, что он надеется сделать в рамках своих конституционных полномочий, чтобы в случае войны помочь Британии. Король с такой же откровенностью говорил о ситуации в Европе и о загадочном поведении русских.