Вместе с тем вопрос о представительстве Ирландии за рубежом стал острым и актуальным. Когда пост министра дипломатической миссии Ирландии в Берлине стал вакантным, полномочия нового министра в соответствии с Законом о внешних сношениях должны были быть подписаны королем. Но его величество не мог аккредитовать дипломатического представителя в государстве, с которым он находился в состоянии войны, и, как следствие, Ирландию пришлось представлять в столице Германского рейха charge d’affaires (временным поверенным в делах).
Таким образом, король отправился на войну в сентябре 1939 года во главе практически единого Содружества, каждый составной блок которого пришел к выводу об участии в нем в соответствии со своими взглядами и по свободной воле. Ничто не могло бы более определенно проиллюстрировать суверенный статус нескольких доминионов, поскольку право на войну и мир было признано проверкой суверенитета. К 1939 году дни странствующих рыцарей Доминиона закончились; призывы к традиционной лояльности или моральным обязательствам больше не являлись достаточными для того, чтобы втянуть объединенное Содружество в войну. Даже «узы общего страха», о которых писал Редьярд Киплинг, были ослаблены. В каждом случае участие должно было быть обосновано национальными интересами.
Функции британского суверена во время войны по своей сути не отличаются от тех, которые он выполняет в мирное время. Он, например, не принимает на себя автоматически командование своими войсками на поле боя, поскольку он уже, как суверен, явля ется их Верховным главнокомандующим. Его штандарт мог бы развеваться на флагманском корабле любого инспектируемого им флота или эскадры, но то же самое имело бы место и в мирное время. Его конституционное положение остается прежним; у него ни больше ни меньше власти. Но если его функции не изменятся, война принесет суверену, как и всем остальным стоящим у власти, значительное увеличение объема работы и ответственности и только ему одному предоставит дополнительные возможности в интересах министров использовать свое надпартийное положение главы государства.
Во время Первой мировой войны король Георг V осознавал, что самая его полезная функция заключалась в том, чтобы «не принуждать министров к постоянной бдительности, а давать советы, поощрять и предупреждать, и в нескольких случаях он предлагал свои услуги для того, чтобы достичь договоренности среди партийных лидеров, и „с некоторой резкостью отмечал упрямство политиков, продолжавших высказывать свои взаимные обвинения во время национального кризиса“». Фактически это стало основным принципом поведения, принятого королем Георгом VI, однако он не всегда оставался доволен сделанным. Несмотря на то что неустанно трудился над возложенными на него задачами – а они были многочисленными и трудными, ежедневно занимавшими почти все его время, – в его дневниках периодически появляются записи с упреками в свой адрес по поводу того, что он не смог сделать большего. В бескорыстном служении своему народу он не щадил себя и тем не менее не мог избавиться от чувства разочарования, даже несмотря на свою сильную усталость.
Первое изменение, с которым столкнулся король в начале войны, касалось состава его правительства. Первым действием Чемберлена была реорганизация его кабинета, который, как он надеялся, надлежало сформировать на основе национальных принципов. В этом, однако, его ждало разочарование. В то время как два главных оппозиционера в его собственной партии, мистер Черчилль и мистер Иден, приняли его приглашение пойти на службу – один в Адмиралтействе, а другой в Управлении доминионов, – его предложения лидерам либералов и лейбористов были отклонены с одинаковой формулировкой, что их партии могут принести больше пользы национальному делу извне. Таким образом, военный кабинет из девяти членов состоял из его бывшего «внутреннего кабинета» – лорда Галифакса, сэра Джона Саймона и сэра Сэмюэля Хоара, а также трех министров вооруженных сил – мистера Черчилля, сэра Кингсли Вуда и мистера Хор-Белиши, министра по координации обороны лорда Чатфилда и лорда Хэнки в качестве министра без портфеля.
Король оказался не готов ни к размеру, ни к составу военного кабинета. Он ожидал, что кабинет будет состоять из шести, а не из девяти человек, и, хотя знал, что в него будет входить Черчилль, видимо, был удивлен тем, что тот оказался в Адмиралтействе. Тем не менее он радушно приветствовал своего первого лорда и обсудил с ним проект создания американских баз в Атлантике, передав Черчиллю записи своих бесед с президентом Рузвельтом в Гайд-парке. Но после встречи с Иденом король остался при мнении, что с ним «трудно разговаривать».
Начавшаяся война поставила короля перед личной и весьма деликатной проблемой возвращения в Англию герцога Виндзорского. С момента своего отречения и женитьбы в июне 1937 года на Уоллис Симпсон герцог проживал в Австрии и Франции. И хотя его жена приняла титул герцогини Виндзор, Георг VI, к большому неудовольствию Эдуарда, выпустил жалованную грамоту от 28 мая 1937 года, в которой отказал ей от права на титул «ее королевского высочества». Раннее предложение о визите герцога и герцогини в Англию не вызвало одобрения короля, но теперь ситуация изменилась. Англия находилась в состоянии войны, и герцогу не терпелось послужить своей стране, в вооруженных силах которой он все еще занимал чины фельдмаршала, адмирала флота и маршала Королевских военно-воздушных сил.
Опасаясь трудностей, которые могли возникнуть у всех заинтересованных сторон в связи с продолжительным пребыванием герцога Виндзорского в Англии, король сначала решил предложить своему брату два альтернативных поста. Герцог мог либо получить военное назначение во временном чине генерал-майора в штате Британской миссии в Париже, главой которого был генерал Говард-Вайз, или же нести гражданскую службу при региональном комиссаре по гражданской обороне Уэльса лорде Портале; и герцога ознакомили с этими вариантами.
Братья встретились 14 сентября, и король записал в своем дневнике: «Я встретился с Дэвидом по возвращении (из тура по лондонским докам). Я не видел его с тех пор, как он покинул Англию 11 декабря 1936 года. Мы разговаривали около часа. Ни с моей, ни с его стороны не возникло никаких взаимных обвинений…»
Премьер-министру король сообщил: «В целом тон нашей встречи был очень дружеским. Выглядит он очень хорошо и нисколько не беспокоится о том, какой эффект произвел на умы англичан своим поведением в 1936 году. Он забыл об этом».
Из предложенных ему альтернативных должностей, следует полагать, герцог Виндзорский предпочел бы служить у лорда Портала в Уэльсе. Однако король, рассмотрев этот вопрос в дальнейшем, решил иначе. «Вывод, к которому пришли его величество, – писал сэр Александр Хардиндж 14 сентября, в день встречи короля и герцога, государственному военному секретарю мистеру Хор-Белишу, – состоит в том, что его королевское высочество был бы наиболее эффективен на посту представителя военной миссии во Франции, главой которой является генерал Говард-Вайз». На следующий день герцог был проинформирован об этом решении мистером Хор-Бе лишем и получил назначение от начальника Имперского генерального штаба сэра Эдмунда Айронсайда на должность его личного офицера связи с французской армией, действующего под административным руководством генерала Говарда-Вайза.
Таким образом, в Париж герцог отправился как член британской военной миссии, в чине временно возвращенного ему звания генерал-майора, но став ниже по званию своего младшего брата, герцога Глостера, занимавшего тогда пост главного офицера связи при британском экспедиционном корпусе. Герцог Виндзорский оставался во Франции до ее падения летом 1940 года и после авантюрного путешествия по Испании и Португалии был назначен губернатором и главнокомандующим Багамских островов – пост, который он занимал до конца войны.
Сам король был глубоко убежден в справедливости дела, за которое сражалась Британия, в правильности ее поведения в борьбе против фашизма и в ее окончательной победе и не был склонен смиренно терпеть стенания и погребальное пение тех «каркунов», которые не видели в конце пути ничего, кроме тьмы и отчаяния. Дух, вдохновивший королеву Викторию во время Южноафриканской войны произнести свое знаменитое изречение: «В этом государстве нет ни одного подавленного; нам нет дела до возможности поражения; такая возможность просто не существует», пульсировал в сердце ее правнука, но король Георг выразил его другими словами. В своем блокноте он сделал следующую заметку: «Определение храбрости по школьному принципу: та часть тебя, которая говорит „держись“, в то время как все остальное говорит „бросай“; а ниже поместил стих из Книги пророка Исайи: „…Каждый помогает ближнему своему и брату своему внушает: „Крепись!““»
Поэтому, когда американский посол мистер Джозеф Кеннеди посетил короля в первую неделю войны, полный мрачных предчувствий относительно будущего, король Георг немедленно предпринял усилия, дабы развеять его настроение. Мистер Кеннеди слыл горячим сторонником политики умиротворения мистера Чемберлена во время Мюнхенской конференции, но в последующий год он не пошел по тому же пути, что и премьер-министр. Разделяя его отвращение к войне, он довел это чувство до того, что усомнился, стоит ли вообще вести войну, если, невзирая на то, каким может оказаться ее конечный результат, финансовые и материальные затраты выглядят неизбежными. Он был не способен понять те глубокие мотивы, по которым Британия вступила в борьбу, отмечая только то, что, поскольку Восточная Европа была для нее малопригодна с денежной точки зрения, она с таким же успехом могла позволить Гитлеру оккупировать ее. Вдобавок к этому он был глубоко потрясен торпедированием лайнера «Атения», которое повлекло за собой гибель американцев.
Свои соображения Кеннеди изложил королю, и его величество отреагировал вполне открыто. Короля огорчило, что американский посол лично придерживался таких взглядов, и его беспокоило, что настроение мистера Кеннеди наверняка повлияет на доклады, которые он отсылал в Вашинг