Таким образом, «кадет его королевское высочество принц Альберт Уэльский» – так он записан в книгах колледжа – имел определенную связь с миром старого Осборна, но в новом мире, обитателем которого он внезапно стал, принц Альберт был в значительной степени чужаком. Он оказался на курсе «Грейнвиль», как и семьдесят других тринадцатилетних мальчиков, значительное большинство которых имели перед ним существенные преимущества – физические, умственные и психологические, приобретенные за три, а в большинстве случаев за четыре года обучения в частных школах. Принц Уэльский не преминул дать указание, чтобы к его сыну относились во всех отношениях так же, как любому другому кадету. Эти указания имели целью предотвратить любые проявления фаворитизма в отношении принца Альберта как сына наследника трона и, как предполагалось, должны были поставить его в равное положение с другими мальчиками, чего с очевидностью не было. Фактически он оказался в невыгодном положении по сравнению со сверстниками. Помимо того что он был робким, нервным и больше других тосковал по дому, он никогда всерьез не играл ни в крикет, ни в футбол, никогда не сидел в классе, где было больше трех человек, и никогда по-настоящему не испытывал жажды знаний. Более того, его заикание провоцировало природную грубость, характерную для мальчиков такого возраста, и среди его товарищей кадетов нашлось немного тех, кто не поддался искушению похвастаться, что хотя бы раз пнул или ударил принца королевской крови.
Помимо этих индивидуальных трудностей, внезапный переход к жизни в военно-морском колледже с ее жесткой рутиной и напряженным существованием, к которому достаточно трудно было привыкнуть обычному мальчику, выглядел еще более странно и приводил в смущение того, кто рос в лоне семьи, каким бы строгим ни был родительский авторитет. Таким образом, принцу Альберту предстояло многому научиться, наверстать много упущенного и, несмотря на бравое заявление, сделанное в его первом письме домой матери: «Теперь я уже совсем освоился здесь», а также заверения принца Эдуарда в том, что «у Берти все в порядке», требовалось достаточно много времени, чтобы он смог сориентироваться. Принц Уэльский проявил изрядное понимание в отношении трудностей, с которыми столкнулся его сын, и написал мистеру Хенселлу, который был на прямой связи с руководством колледжа: «Нет сомнений, что понадобится один или два семестра, чтобы Берти по-настоящему освоился».
С точки зрения разделения власти Королевские военно-морские колледжи в Осборне и Дартмуте больше всего напоминали «величественный Лакедемон – город двух королей». В колледжах имелся командующий, отвечавший за администрацию, дисциплину и обучение военно-морским навыкам, и директор, руководивший учебным процессом в более широком смысле, и это деление отражалось на жизни любого кадета. У каждого мальчика был тьютор – учитель, который на протяжении всего курса обучения фиксировал его успеваемость и писал отчеты, но фактически его непосредственным наставником являлся офицер курса (Term Officer) – исполнительный лейтенант (executive lieutenant) примерно двадцатишести-двадцатисемилетний мужчина, выбранный благодаря своему характеру и своим техническим или физическим достоинствам. Именно офицер курса задавал тон и формировал характеры кадетов, за которых он отвечал. Он хвалил их или ругал, когда это требовалось, он был организатором всех игр и исполнителем наказаний. Отношения с ним имели для кадетов чрезвычайную важность. Если воспитатель в общеобразовательной школе мог нравиться мальчикам и пользоваться их уважением, но мало кто из них старался подражать ему, то кадеты сознательно или инстинктивно копировали своих курсовых офицеров. В конце концов, этих полубогов было всего шестеро, но отбирали их в кают-компаниях всего военно-морского флота. Таким образом, неудивительно, что четыре сотни потенциальных героев-флотоводцев только что со школьной скамьи находили в них невероятные достоинства. «Их пример и влияние, – писал некий морской офицер, – были той формой, в которой год за годом отливался жидкий металл будущих офицеров военно-морского флота, которым предстояло пройти по семи морям, закалиться ветрами и невзгодами и, когда Богу будет угодно, выдержать высшую проверку».
Принцу Альберту в Осборне исключительно повезло с начальством. Командующий, капитан Кристиан, и директор, мистер Годфри, были людьми высочайших достоинств в своих сферах ответственности, непосредственно заинтересованными в его благополучии и развитии, насколько это было возможно с их олимпийских высот. Его тьютор, мистер Джеймс Уатт, заместитель директора и руководитель научного департамента, обладал способностью стимулировать умственную деятельность ученика. Но самое сильное влияние на жизнь принца в Осборне, несомненно, оказал офицер курса «Грейнвиль», лейтенант Уильям Фиппс, характер и темперамент которого естественным образом делали его идеальным образцом для подражания среди подопечных. Кроме того, что он был отличным спортсменом и поборником строгой дисциплины, лейтенант Фиппс обладал тем тонким пониманием человеческой слабости, которая делала его справедливым и восприимчивым наставником. Но самое главное, он был способен отличить законченного лентяя от того, кто искренне растерялся. К первым он был беспощаден, для вторых при необходимости мог стать другом. Принц Альберт искренне восхищался своим офицером курса и помнил его долгие годы.
«Период адаптации» для принца Альберта пришелся на летний семестр, и к тому времени мнение о нем среди кадетов уже начало формироваться. Его характер – дружелюбный, веселый, легкий – начал всем нравиться, а его усердие в играх отозвалось теплотой и признательностью. Он не был прирожденным игроком ни в регби, ни в крикет, но он очень старался, а в легкой атлетике вскоре продемонстрировал быстроту и физическую выносливость в беге, выгодно отличавшие его и в Осборне, и в Дартмуте. «Он проявляет твердость духа и никогда не сдается, что является прекрасной чертой в характере человека», – с восхищением писал командующий Кристиан.
Одновременно с этим принц Альберт начал заводить первые дружеские отношения с товарищами, которым суждено было сохраниться на весь период его флотской карьеры и о которых он не забывал до конца своих дней. Несмотря на свою популярность среди кадетов, он не легко заводил друзей. Природная робость на всю жизнь сделала принца замкнутым в отношениях с людьми, но, если с кем-то у него возникала дружба, она оставалась с ним навсегда. В маленький круг его близких друзей в Осборне входили Джимми Джеймс, Колин Бьюист, Джордж Кавендиш, Билл Слейтер и Майлз Рид, и с каждым из них он поддерживал отношения еще долгое время после как ушел с военно-морского флота. Их привлекало в нем чувство юмора и озорство, искренность, цельность, мужество и его способность с «доброму товариществу». По их общему мнению, он был таким товарищем, который никогда не подведет.
С ними принц Альберт чувствовал себя свободно и раскованно, и его заикание практически исчезало. Такого не происходило в классе, где он считал заикание серьезным недостатком. Его нежелание выдать свою слабость озадачивало и раздражало учителей, которые приписывали его молчание либо глупости, либо чрезмерной робости. И здесь его отец снова проявил глубокое понимание. «Уатт считает, что Берти стесняется в классе, – писал принц Уэльский мистеру Хенселлу. – Я полагаю, что это нежелание демонстрировать свою запинающуюся речь не дает ему отвечать, но я надеюсь, что он это перерастет».
В конце летнего семестра 1909 года разнообразие в жизнь внесли известия о подготовке к государственному визиту русского царя, который 2 августа должен был прибыть в Спитхед на императорской яхте «Штандарт». На борту были также императрица, юные великие княжны и маленький цесаревич, и принцу Эдуарду с принцем Альбертом и принцессой Марией предстояло составить компанию этим молодым членам царской семьи. Находясь в преддверии визита со своими родителями в Бартон-Менор, принц Альберт сильно простудился и кашлял. Он уверял, что в конце семестра у многих кадетов начался кашель, но накануне прибытия царя стало очевидно, что у мальчика коклюш. Для него быстро организовали карантин в Бартон-Менор, и до самого отъезда императорской семьи с ним никто не общался. Нельзя сказать, чтобы все особенно сильно беспокоились по поводу его болезни, если не считать того, что в случае заражения цесаревича кашель мог вызвать разрыв сосудов, а это, в свою очередь, могло иметь катастрофические последствия из-за его гемофилии. Но ничего подобного не произошло, дети царя благополучно играли на берегу в Осборне и покупали открытки, а принц Эдуард показывал им колледж.
Эта болезнь принца Альберта, сама по себе детская и неопасная, имела своим последствием появление в его жизни человека, который в последующие годы оказал на него заметное благотворное влияние. Младшим офицером медицинской службы в колледже служил молодой шотландец, некий Льюис Крейг. В то время этому выпускнику университете Глазго исполнилось двадцать девять лет, он был помощником хирурга и героем кадетов, не столько благодаря своим медицинским навыкам, сколько потому, что играл за Шотландию в международных матчах по регби и тренировал команды колледжа с яростью и изобилием таких выражений, которые не оставляли иллюзий по поводу их смысла. Принцу Альберту очень нравился этот крепкий жизнерадостный молодой человек, своей веселостью скрасивший ему скуку во время болезни. Он вызывал у принца доверие, любовь и восхищение, и между ними возникла дружба, которой суждено было сыграть очень важную роль в становлении его личности и характера[18].
После болезни принц Альберт чувствовал себя вялым и ослабленным. Было решено, что он должен восстановить силы в Альт-на-Гитасах, поместье, расположенном в десяти милях от Балморала прямо над озером Лох-Муик. Мистеру Уатту предстояло потрудиться над его душевным и умственными состоянием, а ухаживать за принцем должен был верный Финч. Здесь, дыша чистым бодрящим воздухом Хайленда, он вновь почувствовал себя здоровым и сильным. Он поймал много лосося, а его наставник, сам заядлый рыболов, обучил своего подопечного множеству тонкостей, которые отличают опытного рыбака от обычного любителя. Вместе они истоптали множество вересковых пустошей и восполнили отставание в учебе. Несмотря на то что восстановление заняло большую часть сентября, принц не проявлял никаких признаков скуки, перенося свое затворничество с невозмутимостью, удивительной для мальчика его возраста, лишенного