С обеих сторон возобладали мудрые советы. Британскую Вест-Индию убедили смирить свою гордость и сдержать опасения, в то время как американцы старались придерживаться линии поведения, которая с меньшей вероятностью могла оскорбить чувства британцев. К моменту подписания окончательного соглашения 21 марта 1941 года большинство серьезных затруднений было преодолено.
Несмотря на то что в летние месяцы 1940 года осуществились амбиции мистера президента Рузвельта относительно патрулирования Западной Атлантики, базирующегося на британских островных владениях, и, таким образом, реализовалась самая выдающаяся идея, которую они с королем Георгом обсуждали в ходе своих бесед в Гайд-парке, вполне возможно, что в ту печальную осень и зиму наступали моменты, когда его величество с затаенной надеждой вспоминал оптимистические надежды президента, что за бомбардировкой Лондона последует американское вмешательство. Напротив, движение „Америка прежде всего“[159] в сотрудничестве с полковником Чарльзом Линдбергом обеспечило хорошо организованное лобби меньшинства, резко критиковавшее политику, которую президент уже рассматривал как подступ к войне. Эти факторы неизбежно оказывали большое влияние на мистера Рузвельта в тот момент, когда он решился на уникальный эксперимент – баллотироваться на третий президентский срок.
В Лондоне с глубоким интересом и тревогой следили за американскими выборами 1940 года. Кандидат от Республиканской партии мистер Уэнделл Уилки считался лично благоприятным, по крайней мере, для продолжения оказания помощи Великобритании, но его партия традиционно придерживалась изоляционистских взглядов, и возникли опасения, что смена на данном этапе правительства в Соединенных Штатах вполне может оказать пагубное воздействие на дело союзников. Переизбрание мистера Рузвельта было встречено с чувством удовлетворения и облегчения, хотя нашлись те, кто, слишком горячо приняв желаемое за действительное, был разочарован последовавшим сразу же результатом. Мандат, полученный президентом, действительно предусматривал продолжение оказания помощи Великобритании, но это в любом случае должна была быть „любая помощь, кроме военной“, и, хотя мистер Рузвельт дошел до крайних пределов либеральной интерпретации этой заповеди, он ни разу не смог добиться большинства в конгрессе или даже народной поддержки для активных военных действий.
„11 ноября 1940
Мой дорогой президент Рузвельт,
я подумал, что должен воспользоваться возвращением лорда Лотиана в Вашингтон, чтобы отправить вам личное послание, в котором хочу выразить, как мы с королевой рады тому, что вы станете президентом Соединенных Штатов Америки в третий раз.
Мы все с глубоким интересом следили за выборами, рады и благодарны вам за вашу победу.
В эти тяжелые и тревожные дни большое облегчение приносит осознание того, что ваша мудрая и предупредительная политика будет продолжаться непрерывно. Лично для вас, должно быть, стало великой жертвой выстоять против тягот баллотирования на переизбрание, и я надеюсь, что, когда вы сложите свое бремя, мы добьемся победы и мира и во время вашего пребывания на посту наши две страны будут еще теснее связаны узами взаимопонимания и товарищества. Мы хорошо справляемся со своей задачей, и, несмотря на постоянные, смертоносные бомбардировки, наши люди полны мужества и решимости одержать победу.
Королева и я передаем наши наилучшие пожелания вам и миссис Рузвельт.
Искренне ваш
Георг R.I.“.
На это письмо президент Рузвельт ответил в выражениях искренней дружбы. Он написал послание 22 ноября из Гайд-парка.
„Мой дорогой король Георг!
Я собирался написать вам с месяц назад или даже еще раньше, но, как вы знаете, все мое время перед выборами пришлось занять чередой выступлений и инспекционных поездок. Лично я разрывался между истинным долгом баллотироваться на выборах в очередной раз и глубоким личным желанием уйти в отставку. Поэтому вызывает удовлетворение тот факт, что большинство оказалось таким значительным, если вообще могло быть какое-то большинство.
Кроме того, я считаю и очень надеюсь, что преемственность существующей политики принесет определенную пользу вашей стране и всему миру в целом. Нет абсолютно никаких сомнений в том, что сторонники умиротворения и изоляционизма сделали все возможное для моего поражения.
Что касается материальной помощи с нашей стороны, я, как вы знаете, делаю все возможное для ускорения и дополнительного выпуска буквально всего, что мы можем вам выделить.
Надеюсь, что понимаю, как отважно ваши доблестные люди противостоят этим ужасным воздушным атакам – и я испытываю то, что мы называем „предчувствием“, не обязательно основанным на точных цифрах, что вы зашли за поворот, и вам все чаще и чаще будет сопутствовать удача.
Позвольте мне также сказать вам, что вы лично и королева еще больше укрепили то глубокое уважение и доброжелательность, с которыми к вам относятся в этой стране подавляющее большинство американцев. Все, что делается в Великобритании, и то, как это делается, заставляет меня чувствовать полную бесполезность наших собственных усилий.
По крайней мере, ежемесячное производство здесь ускоряется и будет продолжаться.
В День благодарения я проведу четыре дня дома. В начале декабря я надеюсь устроить себе что-то вроде каникул и отправиться на Багамы и несколько других потенциальных баз. Соглашение насчет эсминцев, похоже, сработало идеально. Практически нет никакой критики, за исключением тех законников, которые считают, что сначала этот законопроект должен был быть представлен конгрессу. Если бы я это сделал, то данный вопрос по-прежнему находился бы под чуткой опекой комитетов конгресса.
Моя жена присоединяется ко мне и передает наши наилучшие пожелания вам и королеве.
Глубоко преданный вам
Франклин Д. Рузвельт“.
В разгар ликования по поводу переизбрания президента Рузвельта англо-американские отношения понесли самую тяжелую утрату – 12 декабря внезапно скончался британский посол в Вашингтоне лорд Лотиан. Со времен великого лорда Брайса лишь немногие британские представители в Америке добились такого значительного влияния и столь выдающегося положения, как Филипп Лотиан. Его назначение в июле 1939 года не было встречено всеобщим одобрением, поскольку он являлся сторонником политики умиротворения мистера Чемберлена и сам нанес визит Гитлеру. Однако это назначение оказалось гениальным ходом. Его предыдущее сотрудничество с лордом Милнером в Южной Африке и с мистером Ллойд Джорджем на Парижской мирной конференции дало ему всестороннее представление об имперских и международных делах, а последующий опыт работы в качестве секретаря Фонда Родса расширил его знакомство с доминионами и Соединенными Штатами и еще больше подготовил к успешной карьере.
Убежденный сторонник „явного предначертания“ Британского Содружества и Соединенных Штатов работать сообща на благо мира, лорд Лотиан обладал бесценным преимуществом – глубоким знанием Американского континента, любовью и признательностью к американскому народу и четким пониманием проблем, лежащих в основе англо-американских отношений, которые он никогда не недооценивал. Заняв пост в Вашингтоне накануне войны, он с самого начала продемонстрировал способность убеждать, свои качества государственного деятеля и широту взглядов. В трудные месяцы пребывания на посту он играл ведущую роль в запутанном развитии англо-американских отношений, часто проявляя выигрышную инициативу, которая пугала наиболее робких его коллег, но никогда не недооценивал ситуацию. От президента, в дружбе с которым он состоял более двадцати лет, до простых людей его знали, ему доверяли и им восхищались. В своей последней речи в Балтиморе, которую зачитали вместо него, поскольку он лежал при смерти, он обратился с посланием, принесшим стократные плоды: „Если вы отступите, вы не поддержите слабого. Теперь вопрос во многом зависит от того, что вы намерены сделать. Никто не может разделить с вами эту ответственность“. На следующий день он умер.
„Сегодня в Вашингтоне от пищевого отравления умер лорд Лотиан[160], – написал король Георг в своем дневнике. – Это ужасная потеря для всех нас, поскольку он прекрасно управлялся с делами в США. Это место будет очень трудно заполнить. Он был христианским ученым и поэтому не обратился к врачу“.
В тот же день король в Виндзоре получил следующую телеграмму от президента Рузвельта:
„Я безмерно потрясен известием о внезапной кончине моего старого друга и вашего посла маркиза Лотиана. За почти четверть века мы научились понимать друг друга и доверять друг другу. Я совершенно уверен, что если бы Провидение позволило ему оставить нам последнее послание, он бы сказал нам, что величайшие усилия, направленные на сохранение демократии в мире, должны увенчаться успехом.
Франклин Д. Рузвельт“.
Выбор преемника лорда Лотиана действительно оказался трудным. Первой мыслью Черчилля было назначить Ллойд Джорджа, и, когда это оказалось неосуществимым, он обратился к лорду Галифаксу. И этот выбор, по-видимому, не казался удачным. Решение послать на данном этапе в Соединенные Штаты крупного аристократа, известного любителя охоты на лис, который в своей политической карьере был тесно связан с политикой Мюнхена и для которого Американский континент выглядел как terra incognita, на первый взгляд не представлялось мудрым, особенно с учетом того, что он должен был стать преемником демократичного, покладистого и непринужденного в общении лорда Лотиана. Однако и здесь критики ошиблись. Лорд Галифакс весьма успешно адаптировался на американской сцене и добился большого авторитета и популярности. Однако поначалу он был недоволен своим назначением, не желая покидать Англию в то время, когда, как он считал, его умение оценивать ситуацию и опыт могли оказать благотворное влияние на решения военного кабинета. О некоторых своих опасениях он поведал королю Георгу.