Максим Максимыч искоса взглянул на свое отражение в оконном стекле, выпрямил спину и спросил:
- Так ты будешь читать отрывок или разглагольствовать?
- Я буду читать, но не сразу, - пообещал Филька. - Вначале мне хотелось бы изложить свой взгляд на литературу вообще. В прошлом веке почему так много читали? Потому что не было ни телевизора, не видака, не компьютеров. Тут уж волей-неволей зачитаешь, делать-то больше нечего. И вообще не могу я наслаждаться классикой из-под палки, когда меня заставляют. Вот вырасту, тогда, может быть, наслажусь.
Рассуждая, Филька зорко наблюдал на Максим Максимычем. Заметив, что рука учителя потянулась к лежащей на журнале ручке, Хитров быстро выпалил первое, что пришло ему в голову:
- Подождите, Максим Максимыч! Я не сказал самого главного! Я потому не читаю сейчас отрывок, что учу "Евгения Онегина" целиком!
Карающая ручка замерла в трех миллиметрах от журнала.
- Ты не мог бы повторить, что ты только что сказал, - попросил Максим Максимыч. - У меня, кажется, заложило сразу оба уха.
- Я учу "Евгения Онегина" целиком. По методу... э-э... ускоренного запоминания, - повторил Филька.
- Да? И когда же ты нам его прочтешь?
- Через неделю!
Максим Максимыч недоверчиво хмыкнул:
- Хорошо, Хитров, я подожду неделю. Но если к тому времени ты не вызубришь нам "Онегина" от точки до точки, я поставлю тебе столько двоек, сколько в "Онегине" глав. А их там десять.
Когда урок закончился, к Фильке подбежал его приятель Коля Егоров:
- Ну и влип же ты, гусь лапчатый! Кто тебя за язык дергал врать, что ты учишь "Онегина"?
- Как-то само вырвалось. У меня всегда так: вначале скажу, а потом уже думаю, - признался Филька.
- Как ты думаешь выкручиваться? Взаправду будешь "Онегина" учить?
- Не знаю, - протянул Филька. - А сколько в нем страниц?
- Кажется, страниц двести.
- Это по тридцать страниц в день? Мне столько не запомнить.
- А если притвориться больным?
- Не-а, не пойдет. Максимыч не поверит. И потом получится, что я вроде как струсил. Надо что-нибудь другое придумать.
И, озабоченно размышляя, Филька вышел из класса. Он думал, думал, думал, и чувствовал, что голова у него раздувается точно воздушный шар.
Через три дня вечером он позвонил Коле и спросил:
- У тебя есть магнитофон?
- Есть. А у тебя нет, что ли? - удивился Коля.
- И у меня есть, но мой без микрофона. А мне нужен такой, который голос пишет. Я хочу "Онегина" на кассеты начитать.
- А, понял... - засмеялся Коля. - Ты хочешь вставить кассеты в плеер, засунуть наушник в ухо и на уроке вроде как сам себе подсказывать.
- Ничего ты не понял, - снисходительно заявил Филька. - Я тоже об этом думал, но этот фокус не сработает. Наушник Максимыч заметит, он же с проводом. Лучше я засуну себе под свитер магнитофон на батарейках и незаметно включу его. Я все просчитал. Если правильно встать, то со своего стола Максимыч будет видеть только одно мое ухо и часть щеки.
- А губы?
- Чего губы? Губы ему со своего места не видно. Но на всякий случай, я, конечно, буду ими шевелить. Если как следует все устроить, Максимыч ничего не заметит, а наши не выдадут.
Филька взял у Коли магнитофон, и в оставшиеся дни начитал на него всего "Онегина". У него ушло на это четыре девяностоминутные кассеты.
- Слушай, как ты будешь кассеты менять и на другую сторону переворачивать? - спросил его Коля.
- Я все просчитал. Урок длится сорок пять минут, и одна сторона кассеты тоже сорок пять минут. Должно хватить, - сказал Филька.
- А зачем ты тогда всего "Онегина" начитывал?
- На всякий случай. Мало ли какая ситуация сложится, - ответил Хитров.
Ровно через неделю Максим Максимыч вошел в класс и, весело взглянув на Фильку, сказал:
- Вот уж не думал, Хитров, что ты явишься. Даже гелевую ручку купил, чтобы тебе двоек покрасивее наставить. Ну чего, выучил "Онегина"?
- А то как же! Выучил! - сказал Филька.
- Ну читай! - учитель недоверчиво поднял брови и уселся за свой стол, перелистывая журнал.
Филька вышел к доске, откашлялся и громко объявил:
- "Евгений Онегин". Роман в стихах. Глава первая. Эпиграф: И жить торопится и чувствовать спешит. Князь Вяземский. Мой дядя самых честных правил...
Тут Хитров еще раз кашлянул и нажал кнопку включения магнитофона, спрятанного у него под свитером.
- Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог...
- заработал магнитофон.
Филька жестикулировал, шевелил губами, поэтично отбрасывал со лба волосы и изо всех сил старался, чтобы учитель не заметил выпячивающегося магнитофона. Вначале Максим Максимыч смотрел на него недоверчиво и с удивлением, а потом подпер руками голову и стал слушать. Не перебивая, он слушал весь урок и только два или три раза отвлекся, чтобы поправить галстук и посмотреть на свое отражение в стекле. "Поверил! Сработало!" - торжествовал Филька, вовсю подмигивая ребятам в классе.
Когда до конца урока осталось всего минута, Максим Максимыч прервал его.
- Ладно, Хитров, хватит! Вижу, что знаешь. Иди сюда с дневником!
Филька показал Кольке язык и нажал на кнопку выключения. Нарочно сутулясь, чтобы магнитофон не выпирал, он подошел к учительскому столу и протянул дневник. Сделав вид, что тянется за дневником, Максим Максимыч внезапно сунул руку Хитрову за ворот и вытащил магнитофон:
- Что, Хитров, думал провести меня своим чревовещанием? Я почти сразу сообразил, что тут что-то нечисто... Давай дневник! - и Максим Максимыч взялся за гелевую ручку.
Получив обратно свой дневник, Филька поплелся на место. Даже задребезжавший в эту секунду звонок уже не мог его спасти. Уже за партой, пряча учебники в сумку, Филька решился заглянуть в дневник, ожидая увидеть там несколько двоек. Внезапно он оцепенел, словно приговоренный к смерти, которому прочитали помилование. В дневнике стояла четверка!
- Ну что, Хитров, говорил я тебе, что самый умный из нас я! Это тебе в награду, что прочитал всего "Евгения Онегина"! - крикнул ему Максим Максимыч. - Но особенно не радуйся! Скоро мы будем проходить "Войну и мир", и ты тоже будешь учить ее наизусть.
Рассказ двадцать девятый.
ПОДВИГ ВО ИМЯ ЛЮБВИ
В своей жизни Филька Хитров попадал в такое неимоверное количество дурацких историй, что, чтобы сосчитать их, не хватило бы пальцев не только на его руках и ногах, но и на руках и ногах всего 7 "А".
И вот одна из них, произошедшая тогда, когда Аня Иванова еще только перевелась в их класс из другой школы, и Филька еще не был с ней знаком. Их знакомство произошло тоже в Филькином духе и началось с того, что он в нее немедленно и бесповоротно влюбился. Это была то, что называют любовью с первого взгляда.
Филька вбежал в класс с высоко поднятой над головой шваброй: он гнался за Антоном Даниловым, швырнувшим в него мокрой тряпкой. Он почти догнал его, как вдруг увидел Аню и замер словно статуя, открыв рот так широко, что в него вполне мог положить голову укротитель тигров.
Разумеется, от Ани не укрылось, какое впечатление она произвела на Хитрова. Она прошествовала мимо него и, метнув на Фильку короткий взгляд из-под длинных ресниц, вышла в коридор, а Хитров остался в классе. Антон, подкравшись, снова хотел бросить в него мокрую тряпку, но, увидев филькино лицо, озабоченно спросил:
- Ты что об дверь стукнулся?
- Почему ты так решил? - удивился Филька.
- Ты на физиономию свою посмотри! - посоветовал Антон и отправился искать, в кого бы ещё кинуть тряпку. Он тоже видел Аню, но его толстую кожу неспособны были пробить никакие стрелы Амура.
Придя в себя, Филька Хитров стал осаждать сердце Ани. Вначале он забрасывал ее записками, на которые она не отвечала, а потом пообещал, что будет давать ей списывать на контрольных.
- Только вначале я сам спишу у Кольки Егорова, - сказал он.
- Да уж спасибо! Своим умом обойдусь! - фыркнула Аня.
Какие способы Филька только не перепробовал, чтобы понравиться Ане. И коронные шуточки свои откалывал, и цветы дарил, и кассеты одалживал, и гулять приглашал, и стихотворения Пушкина переписывал, выдавая их за свои, - но всё равно Аня оставалась к нему совершенно равнодушной. Как и раньше, она проходила мимо, даже не глядя в его сторону, и только гордым движением головы отбрасывала назад длинные волосы.
Так продолжалось, наверное, с месяц. От несчастной любви Филька даже мороженое перестал есть и похудел на полкилограмма (впрочем, что более вероятно, он случайно взвесился натощак).
И тогда Филька решил посоветоваться со своим мудрым дедушкой, тоже, кстати, Филиппом Хитровым, в честь которого он и был назван. Он отправился к дедушке в гараж, где старый Хитров, пыхтя, переворачивал ломом двигатель от "Москвича".
- Дедушка, ты когда-нибудь влюблялся? - спросил Хитров-младший.
- Угу! - ответил Хитров-старший.
- А посоветоваться с тобой можно?
Старший Хитров уселся на капот машины, вытирая руки промасленной тряпкой.
- Ну, советуйся! - разрешил он.
- Понимаешь, мне нравится одна девчонка. Ее зовут Аня. Я все способы перепробовал, но ничего не помогает. Вот я и хотел спросить...
- Аня, говоришь? Это не ты исписал краской бетонный забор за домом? вдруг перебил его дед.
- Там много чего написано. А я писал только то, что про Аню и про любовь, - опасливо уточнил Филька.
- А остальные надписи откуда?
- Вообще-то я краску с кистью у забора забыл, и кто-то её, видимо, нашел, - признался Филька.
- Теперь я знаю, кому уши надрать, - насмешливо протянул дед, выщелкивая из пачки сигарету. - Ну да ладно... Ты хотел узнать, как обратить на себя внимание девочки? Используй самый древний в мире способ, которым пользовались все настоящие мужчины - соверши подвиг.
- Подвиг? - переспросил Филька. - Какой?