Хотя о проектируемом браке короля было запрещено сообщать заблаговременно, однако все о нем знали. Мнения двора разделились: одни не хотели вдовы для короля, хотя он и сам был вдовцом, другие предвидели, что придется дорого за нее заплатить королю Яну, падкому на деньги.
Казимир стремился к тому, чтобы породниться с чешским домом, а Маргариту ему в свое время так расписали, что он заочно в нее влюбился. Судя по отцу и брату, а также по обычаям и благовоспитанности придворных, не отличавшихся от французских, Казимир предполагал найти в Маргарите то, чего именно недоставало Альдоне. Он мечтал о ней, как о женщине, которая сумеет его понять, будет разделять его убеждения и усладит его жизнь.
Каждая минута ожидания и неизвестности ему казалась вечностью.
Зындрам стоял в ожидании приказаний и глядел попеременно то на Казимира, то на драгоценные вещи, разложенные перед ним.
— Старичок ты мой, — проговорил, наконец, король, как бы очнувшись от задумчивости, — все это прекрасно… но для дочери короля Яна это слишком ничтожно… Я охотно бросил бы к ее ногам самое красивое и самое дорогое на свете. Она этого достойна. Выбери все лучшее и собери как можно больше… Бывал ли ты в Праге? — спросил он вдруг подскарбия.
Старый Зындрам приподнял свою седую голову, удивленный неожиданным вопросом. Прошло некоторое время, пока он собрался ответить.
— Давно, уж очень давно, всемилостивейший король!
— Я хотел бы с Божьей помощью сделать Краков таким же, как Прага, — сказал король, сложив руки. — Красивый, роскошный, богатый, хорошо защищенный город… Мы должны от чехов научиться управлять, строить и ввести порядок.
Зындрам не сразу ответил.
— Однако мы часто слышим жалобы от тех, которые сюда приезжают. Эта пышность, эти здания, путешествия короля по всему свету, двор, рыцарство очень дорого обходятся. Евреи оттуда переселяются к нам, потому что на них безжалостно налагают страшные подати, убегают и мещане, так как король Ян после каждого своего возвращения с них столько требует…
Казимир покачал головой.
— А когда люди не жалуются? — возразил он. — Чешский народ может гордиться своим монархом, ставить его в пример рыцарям!
Зындрам молча разглаживал бороду; он не осмеливался противоречить.
— Поговаривают, — добавил он тихо, видя короля задумчивым, — что, вероятно, этот монарх недолго будет управлять, а должен будет отказаться в пользу сына.
— У него больные глаза, — произнес Казимир. — Благодаря врачу, гнусному арабу, он уже лишился правого глаза; поэтому он ездил к французским врачам и теперь именно возвращается из Монпелье и Авиньона; с Божьей помощью…
Король, задумавшись, не окончил и после маленького перерыва произнес со вздохом:
— Моравский маркграф Карл — достойный преемник своего отца! Его самого и жену его Бьянку чехи, как слышно, очень любят…
— У него имеются и враги, — шепнул Зындрам, который, казалось, был хорошо осведомлен.
Казимир, взглянув на него, смолк.
В соседней комнате, в которой он обыкновенно принимал, послышалось движение и шепот. Казимир начал прислушиваться. В этот момент приподнялась портьера у дверей, и слуга тихим голосом доложил о прибытии почетных гостей.
Король, оставив Зындрама при разложенных драгоценностях, быстро вышел в соседнюю залу, посреди которой стояли двое ожидавших его духовных в одежде епископов, с крестами на груди. Король их радостно приветствовал. Один из них был высокого роста, представительный, с умным выражением лица, производивший невыгодное впечатление вследствие прищуренных, уставших, больных глаз. Взгляд их был напряженный, неуверенный, неестественный; одной рукой он прикрывался от света. Несмотря на его страдания, лицо выражало спокойствие и величие; оно было полно энергии и вместе с тем кротости. Это был Ярослав Богория, архиепископ гнезнинский, духовник и любимый капеллан короля, его сердечный друг, поверенный его мыслей и советник.
Позади его стоял епископ краковский Ян Грот — человек уже немолодой, преклонного возраста, скромной, неказистой наружности, с холодным выражением лица.
Казимир очень обрадовался их посещению и принял их как желанных и долгожданных гостей… Окружавшие его придворные тотчас удалились, оставив его одного с посетителями; архиепископ занял место возле короля, и рядом с ним молча уселся Ян Грот.
— Получили ли вы какие-нибудь известия? — спросил Богория, обратившись к королю с сочувствием.
— Я надеюсь! Я их жду с нетерпением! Но до сих пор ни одной весточки из Праги, — начал Казимир, тяжело вздыхая. — Я очень боюсь, — добавил он немного тише. — Разве у меня нет врагов? Могли представить меня и мою страну в таком черном свете, что княгиня Маргарита могла испугаться и почувствовать ко мне отвращение… При дворе Яна и маркграфа Карла находятся различные люди, преследующие разные цели. Есть и такие, которые с удовольствием помешали бы.
— Но за вас, ваша королевская милость, отец и брат; ведь они самые близкие ей люди, и вдова от них зависит. Брак этот с Божьей помощью непременно должен состояться… Подняв руку вверх, он повторил: — Господь поможет.
— Я очень хотел бы, чтобы этот план осуществился, но чем больше продолжается неизвестность, тем более я беспокоюсь, — сказал король.
— Мы молимся за вас, — произнес краковский епископ.
— Собственно говоря, — добавил Казимир, понизив голос и опустив глаза, — я обещал передать трон после меня моему племяннику Людовику… но я не отказался еще от надежды, что Господь меня наградит мужским потомком.
Епископы молчали, король стал грустным.
— Я знаю, что в Будапеште будут недовольны моей женитьбой и что сестра Елизавета рассердится, но я не могу помириться с мыслью быть последним в роде.
Архиепископ незаметно сотворил крестное знамение над говорившим и шепнул:
— У меня предчувствие, что вам не откажут. Дочь короля Яна даст себя склонить… нельзя пренебречь королевством, которое Господь постоянно наделяет новыми приобретениями… Вы завоевали Русь, вы возьмете когда-нибудь обратно Поморье, Мазовье тоже со временем будет присоединено…
— Я полагаю, — добавил медленно Ян Грот, — что приобретенные вами на Руси сокровища, о которых идут баснословные слухи, усилят в короле Яне желание выдать за вас свою дочь, потому что он любит деньги, а тратит их неосмотрительно…
— Он приобретает славу, — возразил Казимир, — а она дороже денег.
— Король Ян — настоящий рыцарь, — произнес архиепископ, — но он не воздержан в своих страстях. Очень жаль, что он вредит своим прекрасным качествам таким бесстыдством…
Король покраснел немного.
— Многое нужно простить тем, которые на своих плечах несут тяжкое бремя, — произнес он, обращаясь к Богорие.
Духовный кротко ответил:
— Многое нужно простить, но не все можно…
Разговор был прерван, пришел канцлер с докладом о пожертвованиях для костелов, об обмене деревень, о привилегиях.
Казимир слушал и поддакивал, но глаза его были устремлены на двор, и он напряженно прислушивался к каждому звуку, оттуда доходившему.
После ухода епископов явились другие чиновники; король их принял равнодушно, так как мысли его блуждали в другом месте, и он милостиво их отпустил.
Кохан Рава, знавший его хорошо и догадавшийся о том нетерпении, с каким король поджидает известий, желая прислужиться, стоял в сенях, чтобы первому увидеть ожидаемого гостя и принести своему пану радостную новость.
Между тем наступил вечер, а ожидаемого посла все еще не было. Беспокойство Казимира с каждой минутой увеличивалось. К концу дня потеряли надежду на скорое получение известий, потому что в то время люди ночью неохотно совершали путешествие, так как дороги не были безопасны и часто случались нападения.
Кохан отправился к королю и попал к нему как раз в то время, когда воспитательница привела ему его дочку-сиротку. Казимир с грустью молча прижимал к сердцу лепетавшего ребенка, а при виде вошедшего в комнату любимца поспешил удалить девочку. Когда они находились наедине, то Рава, при людях относившийся к королю с должным почтением, обращался с ним запросто, фамильярно, как в прежние времена.
Казимир любил видеть его таким.
— Кохан! — воскликнул он взволнованно. — Что ты скажешь на это промедление? У меня скверное предчувствие!
— А у меня самое лучшее, — весело ответил фаворит. — Но если бы оно даже меня обмануло, мой милостивый король, то разве так трудно получить другую княжну для молодого и красивого короля?
— Я хочу именно эту, а не другую, — живо начал король и, заметив, что Кохан насмешливо улыбается, добавил:
— Ты мне скажешь, что я ее даже не видел? Но мне нарисовали ее образ люди, знающие ее с детских лет… и она как будто стоит перед моими глазами во всей своей красоте! Она красивее всех других, и у нее благородный характер, который я так ценю в их семье. У нее в крови что-то геройское, как и у короля Яна. Я другой, кроме Маргариты, не хочу!
Кохан слушал, пожимая плечами.
— Уж по одному тому, что вы, всемилостивейший государь, могли ее так полюбить, ни разу не видевши, она должна быть вашей.
— Она должна была приехать в Прагу, — добавил король. — Маркграф Карл мне обещал приложить все старания, чтобы уговорить ее выйти за меня замуж.
— Не приходится много уговаривать, когда дело идет о королевской короне, — возразил Кохан насмешливо. — Красивая вдовушка покапризничает, дешево себя не отдаст, но не откажет в своей руке.
— Дай Бог, чтобы так было, — произнес король и, быстро приблизившись к своему любимцу, добавил: — Кохан, ведь это правда, что мы не дадим себя осрамить в Праге! Там необходимо будет выступить с пышностью, подобающей польскому королю, ты наблюдай за этим! Я голову теряю от нетерпения и страстной любви к женщине, которой я никогда в жизни не видел. Самых лучших коней, самые богатые попоны, самую дорогую одежду, оружие…
— Нужно будет взять с собой всю сокровищницу, потому что там окажется много жадных рук, — заметил Кохан.