Снизу подошел Ришье с зажженной свечой. Шеф протянул руку и погасил пламя мозолистыми пальцами кузнеца. Ришье заворчал было, но Шеф зажал ему рот ладонью, подтолкнул вперед и прошептал:
— Смотри в дыру. Видишь там кирку?
Вникнув в смысл увиденного, Ришье весь затрясся под рукой Шефа. Тот еще раз шепнул:
— Пошли вниз.
Несколько витков по лестнице — и показались ребята с зажженными свечами, терпеливо ожидающие распоряжений.
— У нас очень мало времени, — произнес Шеф уже нормальным голосом. — Ришье, веди, и побыстрее.
Тот взял свечу и торопливо двинулся по лестнице, ввинчивающейся в самое сердце горы. Отсчитав две сотни ступенек, они остановились, и Шеф понял, что наконец-то стоит на ровном полу. Перед ним была крепкая сводчатая дверь из усиленного железными полосами дуба. Ришье достал еще один ключ. Прежде чем вставить его, он оглянулся на ребят и что-то буркнул. Все они упали на колени, осенили себя зигзагом секты.
— Это самое святое наше место, — пояснил Ришье. — Сюда не может входить никто, кроме перфекти.
Шеф пожал плечами:
— Лучше побыстрее войти и вынести все, что надо.
Ришье глянул на внушительную фигуру человека, в свое время с легкостью его разоружившего, и раздраженно мотнул головой:
— Входи, ибо так нужно. Но помни, что это святыня.
Свирелька и остальные, по-видимому, не нуждались в подобных напоминаниях. Они попятились, пропуская в дверь Ришье и Шефа. Король понял причину их робости, когда огляделся при свечах.
Внутри было царство смерти. Доносившийся на лестницу трупный запах чувствовался здесь гораздо сильнее. Однако Шефу доводилось сталкиваться и с худшим, много худшим — на английских полях сражений. По-видимому, сухой воздух препятствовал разложению. Прямо перед вошедшими за круглым столом находилось двенадцать человек, двенадцать трупов; некоторые уткнулись лицом в ладони, некоторые рухнули на пол. Ришье снова начертал в воздухе зигзаг, а Шеф по детской привычке начал креститься, но вовремя спохватился и превратил крест в молот. Тор, или Тунор, — между мной и злом.
— Они предпочли смерть плену и пыткам, — сказал Ришье. — Дружно приняли яд.
— Значит, от нас зависит, чтобы их смерть не оказалась напрасной, — проговорил Шеф.
Ришье кивнул, собрался с духом и прошел по комнате, огибая трупы, к двери в дальней стене. Открыл замок, распахнул дверь.
— Здесь алтарь Грааля, — сказал он.
В следующей комнате Ришье вдруг стал двигаться с хозяйской уверенностью, как человек, который знает каждый закоулок и хочет подчеркнуть свою осведомленность перед гостями. Перфекти обошел небольшое круглое помещение, зажигая свечи в больших канделябрах. Шеф сразу отметил, что канделябры сделаны из золота. Еще больше золота было на стенах и в утвари этой часовенки, подобной христианской. Но на почетном месте здесь стоял не алтарь.
Это был гроб, каменный саркофаг, почти соприкасающийся с дальней стеной. А из него поднималась — невзрачная среди окружающей роскоши — самая обычная деревянная лесенка; в одну сторону выступали три ступеньки, в другую две; они были неровными, на бледной поверхности дерева кое-где оставалась кора.
— Это он, — сказал Ришье. — Грааль, на котором принесли с горы Calvary, с Голгофы, Господа нашего. Восставшего из гроба — дабы показать, что и нам будет дано воскресение.
— Ансельм вроде говорил, что Христос не воскресал. Что он умер, как обычный человек. Разве его тело не здесь?
— Его здесь нет. И нигде нет! Потому что мы воскресаем не так, как говорят об этом христиане во славу церкви, матери зла. Мы воскресаем через отрешение от тела. Освобождая свой дух! «Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей?» Есть только один способ…
Позади Шефа раздался стон суеверного ужаса, это пастушки услышали сакральные слова, произнесенные Ришье на исковерканном арабском, который они и сами едва понимали. Перфекти в гневе оглянулся, понял, что слишком разговорился при непосвященных, понял также, что в священном месте, которое вот-вот будет осквернено, слова мало что значат.
— «Не входи в лоно женщины! Не изливай семя! Перестань платить дань ему, Отцу, пославшему своего Сына на смерть, князю мира сего. Богу, который на самом деле дьявол! Умри, не оставив детей, заложников у Врага».
«Неудивительно, что Свандис не была изнасилована, — подумал Шеф, посмотрев на искаженное, со злобно сверкающими глазами лицо. — Хотя все это не ответ».
Он заглянул в пустой гроб.
— Теперь скажи-ка, что мы должны отсюда вынести? Кроме самого Грааля?
Ришье кивнул, собираясь с мыслями.
— Все это золото, разумеется. — Он показал на поблескивающий повсюду желтый металл. — Но важнее, гораздо важнее спасти книги.
— Книги?
— Наш Священный Завет. Истинные Евангелия, написанные людьми, которые самолично разговаривали с Сыном Божьим. Когда Сын Божий стал мудрее, избавился от заблуждений своей юности.
«Интереснейшие, должно быть, книжки, — подумал Шеф. — Если это не подделки».
— Сколько они весят? — спросил он.
— Пустяк, несколько фунтов. А еще… еще мы должны унести Грааль.
Шеф с некоторым сомнением взглянул на поднимающуюся из гроба лесенку, подошел, чтобы потрогать ее. Позади него Ришье зашипел в страхе и негодовании: неверующий коснется святой реликвии! Но ведь для этого они сюда и пришли. Именно поэтому послали неверующего. И вдобавок этот чужак прошел испытание, Ришье сам сказал об этом.
«Высота не больше семи футов», — определил Шеф. Он осторожно поднял лесенку. Дерево старое, сухое, возрастом восемь с лишним столетий, если еретики не врут. Однако оно было хорошо просушено и никогда не хранилось на открытом воздухе. В Йорке, в старинных казармах, Шефу показывали лестницы и хоры, уверяя, что они были построены еще во времена древних римлян. Нельзя считать Грааль подделкой лишь на том основании, что дерево так хорошо сохранилось. Несомненно, принципы еретиков запрещали им украшать реликвию золотом и самоцветами, как это сделали христиане с бесчисленными фрагментами Креста Господня. Во всяком случае, лесенка была легкой, можно нести одной рукой. Неудобно только поднимать по винтовой лестнице. А что касается колючего кустарника снаружи…
— Ладно, — сказал Шеф, извлекая Грааль из гроба. — Ришье, бери свои книги, сделай сверток, его понесешь ты. Вы, парни, займитесь подсвечниками, тарелками, всем, что из золота. Заворачивайте их в тряпки, разделите между собой, чтобы удобно было нести.
— В тряпки? — переспросил Свирелька.
— Эти господа в соседней комнате не станут возражать, если вы возьмете у них одежду для такой цели, — сказал Шеф, стараясь развеять атмосферу благоговейного ужаса. — Будь они живы, сами предложили бы. Их духи поддержат вас.
Мальчики неохотно занялись своим скорбным делом. С лесенкой в руках Шеф прошел через обитель смерти и, задержавшись на ступеньках, прислушался. В подземелье все еще проникали сверху крики. Плохой признак.
Шум сопровождал группу в нелегком подъеме, становясь все громче и перекрывая тяжелое дыхание. Шеф устало шагал впереди, даже не пытаясь угадать, как высоко они поднялись и где может находиться вращающийся на оси потайной камень. Грааль он нес в левой руке, чтобы не задевать за центральный столб винтовой лестницы. Каждый раз, когда реликвия стукалась о ступеньку или о стену, Ришье вздрагивал, иногда жалобно постанывал. Будь здесь посветлее, он подхватывал бы каждую отвалившуюся от лесенки крошку коры.
Сзади зашипели. Шеф остановился, сообразив, что проскочил мимо нужного камня. Ришье, уже не заботясь о секретности, нащупал выступ и потянул его на себя. В стене, казавшейся сплошной, образовалась щель, потайная дверь снова могла свободно вращаться на своей оси. Шеф помялся, аккуратно прислонил Грааль к стене и спустился на три ступеньки. Когда Ришье наполовину вытолкнул камень наружу, Шеф поднырнул под медленно уходящую внутрь нижнюю половину и уставился в темноту.
Не совсем в темноту. Ночь по-прежнему пронзали сполохи света, но теперь это было красное зарево, а не разноцветье арабских огней. Видел ли кто-нибудь, как выдвинулся камень? Тревожных голосов не слышно, вокруг крепости тишина. Шеф разглядел кустарник, через который они пробрались сюда, разглядел вдали горы. Нигде уже не метались паникеры, не видно часовых, вообще никакого движения. «Там слишком светло», — сказал себе Шеф, хотя прямо перед ним простирались густые тени, падавшие от крепостной стены и склонов ущелья.
Кожа покрылась мурашками. Он нырнул назад, подставил плечи под камень и, поднатужившись, вернул его на место. В мерцающем свете единственной свечи, которую Шеф разрешил оставить, Ришье испуганно таращился на него.
— Слишком тихо, — коротко сказал Шеф. — Знакомая тишина. Охрана начеку, затаилась. Возможно, знает, что мы внутри.
— Мы не можем здесь оставаться.
— Нет! Нет! — раздался голос, которого Шеф никогда раньше не слышал. Один из пастушков восклицал на местном диалекте, которого король не понимал, однако панические нотки нельзя было спутать ни с чем. Детские нервы не выдержали приключений: тайной вылазки в стан врага, проникновения в подземное святилище, ужаса при раздевании мертвецов, холода мрачных стен. — Laissetz, laissetz me parti! Пустите, пустите меня!
Паренек снова открыл выход, хотя и не полностью, но достаточно, чтобы проскользнуть как ласка, даже не отвязав заплечный мешок с золотом. Шеф схватил было мальчишку, но в руке остался только клочок рубашки. А сам пастушок исчез. Шеф чуть-чуть повернул камень и приник к щели шириной не более ладони.
Он не увидел ничего, услышал лишь легкий топот босых ног по камням. Потом и этот звук стих. Тишина, несомый ветром слабый запах гари. И тут, когда Шеф был почти готов задавить в себе опасения и повести группу вперед, раздался тихий, но отчетливый треск, словно сломалась палка, а затем тонкий, сразу прервавшийся крик и звон металла о камень.
Шеф снова затворил камень, на этот раз с решимостью обреченного.