— Они длинные и низкие, и, чтобы оборонять их мечами и копьями, нам понадобится пятьсот, даже шестьсот человек, — прикинул Бранд. — И это должны быть силачи, отборные воины, — добавил он.
— Угу, — ответил Квикка. — Значит, мы не будем оборонять их мечами и копьями — равно как и топорами. Они длинные и низкие, на них негде укрыться, и к ним нет подходов. Арбалеты на малых дистанциях и мулы на больших. Мы размажем нападающих как дерьмо.
— А ночью? — спросил Бранд, поглаживая бороду.
Они с Малаки принялись обсуждать, сколько у защитников людей и как их лучше всего расставить.
Самой последней проблемой было море. Вход в гавань, шириной в сотню футов от мола до мола, сейчас пересекало плавучее заграждение из бревен, соединенных массивными бронзовыми цепями и кольцами. Прорывающаяся в гавань галера разбила бы себе форштевень и повредила днище. Однако то, что сделано одним человеком, может быть переделано другим. Любой опытный воин знает, что никакое заграждение не способно надолго задержать атакующих, если его не обороняют вооруженные люди, притом находящиеся в более выгодном положении, чем противник.
Бранд аккуратно расставил семь парусников флота Пути так, чтобы им не грозили камни, летящие с бронированного плота, но чтобы они одновременно могли простреливать морские подходы из своих мулов. Любой корабль или лодка, которые попытаются высадить десант, будут немедленно потоплены. Если все пойдет как должно. Если никто не ошибется. Если противник не придумает какую-нибудь хитрость.
Бранд и сам усиленно пытался изобрести что-нибудь умное, глядя из укрытия на бронированный плот и силуэты красных галер за ним. Но в голову ничего не приходило. Он уже отказался от идеи снять стальные пластины, загруженные в качестве балласта на все парусники, навесить их на «Победителя Фафнира» или «Хаген», уподобив судно «Неустрашимому», и послать его против бронированного плота. Но даже броня не защитит от греческого огня: Беовульф, в честь которого назван «Победитель Грендаля», имел для защиты от дракона железный щит, однако, как возразил выслушавший эту историю Бранд, у героя не было деревянного корпуса. Разумеется, обшитый сталью катапультоносец потопит с большой дистанции красную галеру — если будет нужный ветер, — но ведь он не может одновременно сражаться с бронированной и притом непотопляемой крепостью. «Возможно, наступит день, когда нам придется так и сделать, — решил про себя великан, — но не раньше чем ситуация на суше станет по-настоящему скверной». Все-таки одно дело умереть от удара копьем и совсем другое — сгореть заживо, как Суммарфугль. Занозой сидело воспоминание о том, как греки демонстративно сожгли маленькие торговые суда.
— Положение сложное, — пробасил Бранд своему шкиперу и родичу Стирру, которого жрецы Пути тоже позвали на свой неофициальный совет. — Но ведь никогда не знаешь, насколько оно сложно для противника. Все, что нам остается, — не совершать ошибок и ждать, пока врагам не надоест. В конце концов, они должны на что-то решиться: или штурмовать, или убираться прочь. А мы будем просто сидеть сиднем.
— Пока что-нибудь не произойдет, — скептически сказал Хагбарт.
— Да.
— Что, например?
— Может быть, халиф придет со стотысячной армией. Может быть, кто-то отдаст императору эту проклятую лесенку или что ему еще нужно. Может быть, боги заступятся за нас.
Последнее предположение было встречено крайне холодно.
— Скажу вам одну вещь. — Бранд попытался внести некоторое оживление.
— Говори.
— В данный момент император облегчает нам задачу.
Действительно, осаждающие будто нарочно все делали, чтобы придать защитникам крепости уверенности в себе, не подвергая их серьезной опасности. Дня через два после того, как на окружающих холмах появились ночные костры конного авангарда и был переброшен мешок с головами парламентеров, император — если там был император — пошел в лоб на крепостные стены, одновременно на суше и там, где город граничил с морем. На рассвете на каждом из этих участков по тысяче человек покинули укрытия и ринулись вперед со штурмовыми лестницами и крючьями.
Во время подготовки они наделали слишком много шума, и защитники успели занять свои места. Лестницы отталкивали рогатинами, рубили канаты крючьев. В толпящихся под стенами воинов летели стрелы и камни. Через несколько минут, когда стало ясно, что ситуация под контролем, Бранд оттащил еврейского стражника, рвущегося отбросить лестницу, отпихнул английского арбалетчика, что целился в карабкающегося врага, и сам укрылся в засаде за каменным зубцом, заслонившись сбоку щитом от стрел.
Над стеной появилось лицо с неистовым оскалом, воин перепрыгнул через парапет, он радовался удаче и спешил расчистить на стене место для прорыва обороны. Бранд примерился и рубанул своим «Боевым троллем», надвое развалив голову вместе со шлемом. Отступил, махнул рукой арбалетчику и стражнику. Один выстрелил, другой толкнул рогатиной, и лестница вместе с тяжеловооруженными воинами рухнула в быстро растущую у стены кучу. Бранд осмотрел убитого, его оружие, доспехи и то, что осталось от лица.
— Франк, — пробормотал он. — Причем не бедный.
Он снял с пояса кошелек убитого и перехватил жадный взгляд арбалетчика.
— Не смотри так, потом все разделим поровну. Это hermanna lög, закон воинов. Но я его пустил сюда не ради денег.
— А для чего же? — спросил опечаленный арбалетчик.
— Хотел посмотреть, кто он. И это не ублюдочный монах из ордена, у тех за душой нет ни пенни.
— И что это значит?
— Это значит, что император еще не воюет по-настоящему. Он просто проверяет, не слабаки ли мы.
Не обращая внимания на крик радости, который дружно издали северяне и иудеи, воины и мирные жители при виде беспорядочного отступления неприятеля, Бранд проталкивался между ними по крепостной стене, гадая, где же начнется настоящая атака.
Как он и ожидал — со стороны пересохшего русла. Спустя полтора дня после первого, почти игрушечного приступа камни онагров стали беспорядочно долбить в крепостные стены, иногда перемахивая через зубцы и разрушая черепицу на крышах домов, но не причиняя вреда защитникам. Затем плотность обстрела усилилась, и наблюдатель заметил стену из щитов, медленно надвигающуюся по руслу, которое вело в самое сердце Септимании. Это были не просто щиты, а мантелеты с тяжелыми деревянными рамами; каждый несли два человека, защищенные от стрел, арбалетных болтов и даже бросаемых сверху камней. Конечно, снаряд мула уничтожит мантелет вместе с укрывающимися за ним людьми, но на стенах отсутствовали баллисты, слишком трудно было бы нацеливать их вниз. Линия мантелетов потихоньку продвигалась вперед, и через некоторое время вызванный с командного поста Бранд увидел, что нападавшие в бешеном темпе выбрасывают из русла камни и землю. А позади мантелетов по расчищенной дороге приближалось некое бронированное сооружение. Взмахом руки Бранд приказал дать залп зажигательными стрелами. Те воткнулись в мокрые бычьи кожи и погасли. Сооружение продвинулось еще чуть-чуть.
— Ты когда-нибудь видал такую штуку? — спросил Малаки у своего рослого коллеги на исковерканном арабском — единственном языке, на котором они могли понимать друг друга.
— Да.
— И что это?
— Таран. — Бранд употребил норвежское слово «murrbrjotr», «стенобитное орудие», и пояснил его жестами.
— Что будем делать?
Сосредоточенно прикинув, куда подойдет неповоротливая машина, Бранд приказал воинам вынуть камень с противоположной от нападающих стороны моста. Они за час аккуратно выломали его кайлами и клиньями, стараясь не повредить остальную кладку, и массивный блок завис на краю пролета, в двадцати футах над руслом. Бранд задумчиво наблюдал, как на верху камня укрепили толстое железное кольцо, а из порта притащили самую прочную железную цепь. Он сделал на конце цепи петлю, вставил в нее деревянную распорку, к которой привязал длинный канат.
Еще оставалась уйма времени. Мантелеты подбирались к мосту, за ними следовал таран, со стен их осыпали камнями из вращательниц. Неслись радостные вопли, когда подбитый мантелет отправлялся в тыл или неосторожный воин, получив удар стрелой либо камнем, оставался лежать на пыльной земле. Все это не имело большого значения. За железной решеткой расчеты двух дротикометов постепенно меняли прицел, мантелеты и таран виднелись уже так близко, что промахнуться было невозможно. Бранд осторожно, чтобы не задеть подваженный каменный блок, перегнулся через тыловой зубец стены и подал дротикометчикам сигнал замереть.
Внизу раздались крики, и люди с мантелетами хлынули назад и в стороны, по-прежнему удерживая над головами свои неуклюжие приспособления. Позади тарана, но за пределами досягаемости вращательниц — и с большим запасом — виднелось что-то вроде изготовившейся к атаке тяжеловооруженной пехоты. Похожи на монахов из ордена Копья, отметил Бранд. Видимо, в этот раз император атакует всерьез. Жалко, что нельзя заманить несколько брудеров в засаду, пустить им кровь. Но мудрее будет не рисковать.
Таран, который под массивным защитным навесом толкала сотня человек, прокручивая десять огромных колес, встал на позицию. Его обитое железом острие качнулось назад и затем ударило по решетке. Послышался звон гнущихся железных прутьев. Град стрел неожиданно пронесся в каких-то дюймах над крепостными зубцами, одновременно раздался двойной удар ядер, выпущенных из онагров, что прятались на позиции в холмах. Бранд покривился, высоко поднял свой щит, быстро и осторожно выглянул наружу. В щит ударили стрелы, отскочили от металлического умбона. Одна удачливая пробила щит насквозь и распорола руку у локтя. Бранд продолжал расставлять людей для работы с цепью.
Снизу снова лязгнуло, Малаки обеспокоенно поглядел на искореженную железную решетку. Бранд отошел назад, поднял большой палец. Четыре человека одновременно скинули вниз петлю из железной цепи. В этот момент таран ударил снова. И угодил в петлю.
Бранд дернул за длинный тросик, распорка выскочила, а петля с ужасным скрипом затянулась вокруг тарана. Бранд опять кивнул, теперь уже людям около вывороченного каменного блока. Они разом налегли на подведенные снизу ваги, камень закачался на краю