Тримма и его люди убежали.
— Остальные стойте и слушайте. Сколько лодок у нас осталось? Садитесь в них по два человека и гребите к нашим кораблям в гавани, россыпью, по два человека к каждому. Передайте расчетам мулов, чтобы расстреляли людей около плавучего заграждения. К «Победителю Фафнира» я сплаваю сам!
Он огляделся, неожиданно оставшись один. Вот болван! Надо было удержать одного человека при себе. Все лодки ушли, и…
Сзади подошла Свандис. Она посмотрела на небесные огни, потом огляделась, пытаясь оценить обстановку. Женщина слишком долго искала свою одежду. А может быть, события развивались быстрее, чем казалось Шефу. Она протянула руку в сторону мола, где свирепая рубка превратилась в правильный бой, в воспетую скальдами игру стальных мечей против щитов из липы.
— Туда! — закричала она. — Туда! Почему ты сзади, сын шлюхи и керла? Встань впереди, как мой отец, как морской конунг…
Шеф повернулся к ней спиной:
— Развяжи-ка ремни.
Резкий тон возымел свое действие, Шеф ощутил, как ее пальцы распутывают узлы сыромятных ремешков, ею же и завязанных. Но поток оскорблений не прервался: трус, предатель, дезертир, прячущийся за чужими спинами. Он не слушал. Когда кольчуга свалилась, Шеф отбросил свой меч, вслед швырнул шлем и, подбежав к воде, нырнул с причальной стенки.
Огни все еще горели в небе. Плывя размашистыми саженками и выбрасывая голову из-под воды, Шеф видел в небе сразу два факела: один почти опустившийся в море, другой еще высоко. Пятьдесят гребков в теплой как парное молоко воде — и вот он уже перебирает руками по якорному канату «Победителя Фафнира». Над бортом склонились лица, короля узнали, совместными усилиями втащили на палубу.
— Сколько человек на борту, Ордлаф? Достаточно, чтобы идти на веслах? Нет? А поднять парус? Тогда давай. Руби канат. Идем к выходу из гавани.
— Но там заграждение, государь.
— Уже нет, — показал Шеф.
Как только первые камни из катапульт посыпались в воду вокруг суетящихся разрушителей и засвистели над их головами, началось отступление. Но они успели разбить одно из железных колец, крепивших заграждение к молу, или распилить бревно. Преграду уже сносило к берегу, открывался проход в гавань. И за ней, около каменной стенки, что-то виднелось. Характерное падающее движение подсказало Шефу, что это ряд весел, опущенных сверху, из позиции отдыха, в воду. В гавань шла галера. А вместе с галерой греческий огонь.
«Победитель Фафнира» уже двигался, влекомый ночным бризом, но только-только начал набирать ход. Слишком медленно, и форштевень развернут прямо на невидимый источник опасности. Форштевень, через который не могут стрелять катапульты. Шеф понял, что через десяток секунд он превратится в обугленный, но живой кусок мяса, как это было с Суммарфуглем. Вспомнил, как скрипела и крошилась под его рукой сгоревшая кожа, когда он из милосердия добивал беднягу кинжалом. Только для него самого такого кинжала не найдется.
Где-то в стороне над самой водой раздалось щелканье взводимых арбалетов, застучали пронзающие тела и доспехи стрелы. Прямо над головой вспыхнул еще один осветительный снаряд. Шеф ни на что не обращал внимания. Не повышая голоса, он обратился к Ордлафу:
— Возьми право руля. Пусть передний мул целится в выход из гавани. У нас будет только один выстрел.
Среди лязга стали и воинственных воплей Шеф различил еще один звук. Странный рев, знакомый, но неожиданный. Какое-то время король не мог понять, что это. Ордлаф тоже услышал.
— В чем дело? — крикнул он. — Что там за демоны рвутся? Это укрощенный ими зверь или колдовской смерч из мира Хель? Или шум ветряной мельницы?
Шеф улыбнулся, он узнал звук.
— Это не зверь, не смерч и не мельница, — ответил он. — Это работают гигантские воздуходувные мехи. Но я что-то не слышу кузнечного молота.
В сотне ярдов от них сифонист Димитриос увидел сигнал людей, которые рубили и пилили край плавучего заграждения, — отчетливо различимый в темноте белый флаг, которым яростно размахивали из стороны в сторону. Димитриос в знак согласия кивнул шкиперу. Ударили весла, галера пустилась в стремительную атаку. Вдруг в небе вспыхнул огонь, и стало светло как днем. Гребцы остановились, шкипер, лишившийся защиты темноты, повернулся к Димитриосу за дальнейшими указаниями.
Но ведь Димитриос уже дал знак работающим на мехах. Они постарались изо всех сил, и от этого по разложенной под медным котлом пакле побежало пламя. Первый помощник Димитриоса уже взялся за рукоятку насоса, сначала неподатливую, но оказывающую все меньше сопротивления яростным качкам. При этом он негромко считал: «…семь, восемь…»
Эти цифры грозно врезались в сознание Димитриоса, он никогда не забывал, сколь опасно его оружие. Если давление станет слишком велико, котел взорвется и командир сам превратится в обгорелое бревно, как приговоренные преступники. Если же сифонисты остановятся после того, как уже начали разводить огонь, Димитриос перестанет чувствовать, какие в котле температура и давление. Но если они будут продолжать грести в этом дьявольском свете на катапульты, уже заряженные и нацеленные… А длинная узкая галера продолжала потихоньку скользить вперед с занесенными для следующего гребка веслами, она уже входила в гавань, ее таран едва не коснулся плавучего заграждения…
В любое мгновение их могут потопить. Или взять на абордаж. Пока Димитриос колебался, от вершины медного купола, у которого качали насос его помощники, разнесся свист, с каждой секундой становившийся все сильнее. Это предохранительный ниглар сигнализировал об опасности. Нервы Димитриоса, взволнованного небесными огнями и зловещим молчанием гавани, не выдержали.
— Право на борт! — закричал он. — Направо, направо! Вдоль мола! В гавань не входить!
Крик, удары плетью, и это по плечам высокооплачиваемых и уважаемых греческих гребцов! На левом борту налегли на весла, на правом затабанили. Галера, так и не войдя в гавань, неторопливо развернулась вдоль каменной стенки, весла левого борта пришлось поднять, чтобы избежать столкновения. Димитриос разглядел испуганные лица в неполных десяти футах. Это были уцелевшие из первого штурмового отряда, они смотрели так, словно собирались прыгнуть. Вдруг они посыпались в воду: варварская катапульта попала в цель, разрывая плоть и круша кости.
Невысокую галеру надежно укрывала от снарядов каменная насыпь. А впереди, уже меньше чем в пятидесяти ярдах, Димитриос завидел свою цель. Люди в доспехах, сражающиеся на краю мола. Можно подойти к ним, остановиться в последний момент у прибрежной отмели и выпустить огонь. Как раз вовремя, пока давление не перешло опасный предел. Посвистывание уже превратилось в нескончаемый вой; краем глаза Димитриос видел, что двое качающих отскочили от насоса. Люди на мехах испуганно озирались. Все боялись, что котел взорвется и выбросит на них пламя.
Но Димитриос был мастером. Знал прочность труб, которые паял собственными руками. Он развернул поблескивающее медное сопло, толкнул горящую лампу вперед, в положение поджига. На молу можно сжечь не только врагов, но и союзников. Однако сейчас это правильная тактика, да и кто они такие, эти римляне и германцы? Еретики и раскольники. Это будет лишь прелюдией к вечному огню, в котором всем им предназначено гореть. Его рот исказился в безжалостной усмешке.
Как раз позади него форштевень «Победителя Фафнира» только что миновал выход из гавани. Шеф взобрался на самую верхушку драконьей головы, чтобы разглядеть, что произошло, в то мгновение, когда его катапульты очистили оконечность мола. Он увидел задранные весла, понял, что галера разворачивается. Кожа покрылась мурашками — стоило предположить, что греки пустят свой таинственный огонь назад, прямо в него. Но эта мысль тут же исчезла, вытесненная холодной логикой. Греческий огонь сжигает все, даже греческие суда. Галера не сможет стрелять огнем назад, через собственную корму. Посвист стрел, пущенных лучниками с мола, не страшил Шефа нисколько. Он высматривал свою цель.
Вот она, развернувшись, скользит прочь, к берегу, а в середине, вокруг загадочного медного купола, разгорается бледноватое сияние, и все сопровождается пронзительным свистом. Греки собираются выстрелить из своего орудия. И на прицеле у них Бранд, Шеф знал это. Что же мул, выстрелит он когда-нибудь? Начальник катапультеров Озмод пригнулся к своей машине, взялся за раму, разворачивает…
Озмод вскинул руку: прицел взят.
— Бей! — крикнул Шеф.
Рывок за спусковой тросик, грозный мах рычага, слишком быстрый для глаза, и еще более быстрое вращение пращи, выпустившей снаряд даже раньше, чем корабль содрогнулся от удара рычага по отбойной перекладине. Глаз Шефа, находившийся почти точно на линии выстрела, уловил знакомый промельк: подъем и спуск летящего камня…
Нет, слишком близко для спуска. Камень проскочил над своей целью, изогнутой кормой галеры, где он разрушил бы ахтерштевень и шпангоуты, выпотрошил бы судно как селедку. Вместо этого глаз Шефа, полуослепший от вспышки, отметил лишь черную тень, ткнувшуюся прямо в медный купол как раз в тот момент, когда оттуда вырвался поток яркого пламени, напоминающий дыхание самого Фафнира.
И тотчас пламя распространилось повсюду, выброс газов из котла Шеф ощутил за пятьдесят ярдов как толчок в грудь. Его зажмуренный глаз долгое время не мог ничего различить, потом Шеф осознал, что огненная стена — это горящая галера, факелы в воде — обожженные люди, а шум — их мучительные вопли.
Он отвернулся. На берегу Стеффи, заметив, что ярко освещенный «Победитель Фафнира» как на ладони виден с вражеского бронированного плота с его катапультами, отбросил очередной запал уже не гнущейся от ожогов рукой и молча посмотрел на опускающийся и гаснущий в воде последний осветительный снаряд. Темнота снова окутывала гавань и каменный мол, где устрашившиеся бойцы разбегались в неверном свете догорающей галеры. Сорванным голосом Шеф позвал Ордлафа, приказал развернуть «Победителя Фафнира» и возвращаться.