Пока окружающие с ужасом смотрели на покалеченных товарищей, Шеф увидел, что образовалась еще одна такая просека, потом еще; людей косило как солому. А они по-прежнему растерянно озирались, некоторые вскидывали арбалеты в поисках невидимого супостата. Шеф подбежал к ним, закричал, чтобы рассредоточились, сошли с дороги, залегли, укрылись за стенами. Пока они это делали, прилетел еще один двадцатифунтовый камень и над дорогой взметнулись осколки. Полегло уже двадцать или тридцать человек, а противника еще никто не видел. Но противник был, Шеф разглядел батарею катапульт в полумиле выше по склону холма; прислуга беззаботно расхаживала вокруг машин, взводила торсионы и разворачивала хвостовики. Сейчас выстрелят снова. Шеф залег, и еще один снаряд просвистел мимо, на этот раз довольно высоко. Позади с дороги разбегались погонщики мулов, а викинги, забыв о гордости, прятались среди деревьев и стен.
Шеф настроил подзорную трубу, отчетливо разглядел людей вокруг катапульт. Вопреки ожиданиям, он не нашел Эркенберта. Должно быть, дьякон успел обучить многочисленных помощников, способных занять его место.
Как же достать врага? Из имевшегося у северян оружия на такое расстояние били только дротикометы. Придется воспользоваться ими, хотя против людей они более эффективны, чем против машин. Шеф прокричал приказ, и расчеты катапульт стали распрягать мулов, разворачивать и устанавливать машины. Подготовка к стрельбе — дело не быстрое, а камни свистели теперь высоко над головой Шефа, прицел был перенесен на позицию дротикометов, и король побежал вперед, к своим рассеявшимся арбалетчикам, выкрикивая приказ атаковать.
Несколько томительных минут воины не шевелились, подчиняясь инстинктивному страху перед прилетающими издалека снарядами. Ложись, замри, ползи в сторону. Шеф орал, пинал, взывал к гордости и чувству долга. Вид человека, выпрямившегося во весь рост и оставшегося невредимым, вернул воинам толику здравого смысла, напомнил о неточности онагров при стрельбе по одиночной цели. Арбалетчики поднялись и неуклюже бросились вперед. Шеф закричал, чтобы двигались перебежками. Десять-двадцать шагов — и падай, и дождись, пока товарищ преодолеет такое же расстояние, а когда он заляжет, вставай и беги дальше. Не давай врагу возможности прицелиться.
Со склона холма рядом с батареей онагров Эркенберт и император наблюдали за поспешно организованной атакой. Как будто склон покрылся суетящимися муравьями: ни один не движется непрерывно вперед, но вся масса неуклонно приближается. Между тем снаряды катапульт летели уже в обе стороны. Один из подчиненных Эркенберта опрокинулся навзничь, ему перебил хребет пятифутовый дротик. Раму дротикомета разбил камень онагра, лопнувшая пружина хлестнула северян по рукам и лицам.
— Я видел его мгновение или два, — сказал Бруно. — Жалко, что он не постоял чуть подольше, — твои люди успели бы выстрелить, и все закончилось бы сразу.
— Как и в случае твоей смерти, — ответил Эркенберт.
— Он до сих пор даже не знает, где я.
Арбалетные болты, долетающие с предельной дальности, зазвенели по камням вокруг батареи онагров. Прислуга занервничала, засуетилась.
«Весящий тонну онагр не так-то просто утащить с позиции, — подумал Шеф. — Если поднажать, можно захватить всю батарею».
Но это при условии, что враг не готов отразить стремительную атаку. А если готов?
До сего момента противник демонстрировал отменную предусмотрительность. С ужасом таким пронзительным, что вызывал в груди спазм, Шеф вспомнил Карла Лысого: как тот рвался и рвался вперед, пытаясь захватить машины, которые, дразнясь, появлялись на все новых и новых позициях. Теперь Шеф делает то же самое. И на этот раз противник лучше знает местность, имеет план действий, а Шеф слепо бросается вперед, уповая на превосходство в вооружении.
— Стой! — закричал Шеф. — Остановитесь, укройтесь и стреляйте. Хватит бежать!
Его голос услышали только ближайшие арбалетчики, остальные же, увидев, что враг дрогнул, ринулись вперед, чтобы отомстить за пережитый страх.
— Сработало, — отметил Бруно и кивнул трубачам.
В пространство между бегущими арбалетчиками и батареей из-за оливковых деревьев и стен роскошных вилл выехали тяжеловооруженные всадники, краса и гордость императорской армии: кольчуги сверкают, подкованные сталью копыта высекают из камней искры, пики нацелены вперед. Каждая группа сразу устремилась на неприятеля, не пытаясь выстроиться в общую линию. Они начали атаку с расстояния в каких-то пятьдесят ярдов: пять панических ударов сердца для человека без доспехов, на которого прет боевой жеребец.
Шеф, находившийся чуть позади атакующих арбалетчиков, увидел, как они остановились, замялись, потом все как один повернулись и побежали, мечась по камням, чтобы уклониться от надвигающихся пик. Один припал на колено, вскинул арбалет. Пока он жал на спуск, пика вонзилась в него, оторвала от земли, и стрела ушла в небо. С искусством выросших в седле людей римские воины работали пиками, а когда те ломались или застревали в распростертых телах, выхватывали из прикрепленных к седлу ножен широкие мечи. Шеф вдруг увидел, что один из копейщиков выбрал его в качестве очередной жертвы. Их взгляды встретились, всадник ударил длинными острыми шпорами, и конь, роняя хлопья пены, прянул вперед. Шеф зашарил на поясе, понимая, что в который уже раз оказался в критический момент безоружным, не считая поясного ножа. Обратиться в бегство — значит быть бесславно убитым в спину, навсегда остаться поводом для шуток. Постараться отразить удар?
Могучая рука небрежно отбросила его в сторону, широкая спина в кольчуге заслонила взгляд. Это Стирр! Задыхаясь на жаре, он прибежал из колонны викингов. Атакующий франк — на щите у него не было эмблемы Святого Копья, как у риттеров ордена, — одними коленями повернул жеребца, чтобы пройти справа от Стирра, занес меч для удара. В этот момент Стирр, яростно выбросив вверх правую руку, со всей силой метнул боевой топор. Он целился в лошадь, а не во всадника. Раздался мясницкий хруст, франк кувыркнулся через голову коня и упал к самым ногам Шефа. Не задумываясь Шеф ударил его кулаком в не прикрытый шлемом подбородок, в точности как показывал на дитмаршских болотах давно упокоившийся Карли. Франк обмяк, а Стирр, выхватив меч, рубанул его по шее и тут же повернулся, высматривая нового противника.
Склон холма снова был чист, словно развеялись колдовские чары, — всадники исчезли. Вернулись в укрытие. Пока Шеф недоуменно озирался, камень из онагра пролетел так близко, что в голову ударило воздушной волной. «Все происходит слишком быстро, — ошеломленно подумал король. — Еще не кончилось одно, а уже начинается другое».
Стирр с кряхтеньем пытался извлечь свой топор, глубоко зарывшийся в череп коня. Крякнул, высвободил носок лезвия, раскачал и наконец освободил свое оружие. Озабоченно осмотрел топор, потом ухмыльнулся.
— Раньше я так не делал, — сказал он. — А что теперь?
Викинги, вспомнил Шеф, могут быть разбиты, но никогда не поддаются панике. Он огляделся, снова принялся командовать. Одно ясно: он больше не может двигаться вперед в этом лабиринте ловушек. Вопрос: дадут ли ему отсюда выбраться?
Глава 33
— Колодец отравлен, — сказал Хунд.
Шеф уставился на лекаря, потом на ведро, которое держал в руках. Зеленый ил налип на дно и стенки, вода была очень грязной. Ерунда, король все равно выпил бы. В тот раз, добравшись до деревни еретиков и отказавшись пить, он думал, что умрет от жажды. А сейчас еще хуже. Сейчас не нужно показывать гордость, вода есть вода, и не так уж плохо она выглядит…
Хунд вышиб из его рук ведро, зыркнул с глубокой неприязнью:
— Отравлено, я сказал! И если это свалит даже тебя, то что говорить о моих раненых?
Шеф провел языком по пересохшим губам. Была уже ночь. Весь долгий остаток дня и короткие вечерние сумерки они тащились в пыли по раскаленным камням и остановились у виллы на вершине холма, надеясь обнаружить колодец. Но враги уже в который раз за этот день опередили. Шеф не знал, сбросили они в колодец труп или ядовитые ягоды. Придется поверить Хунду на слово. А еще придется найти воду. У Шефа целый обоз раненых — они уже молчат, и это кажется зловещим.
На короля вопросительно смотрел Стирр, спасший ему сегодня жизнь. Стирр хуже прочих переносил жару и жажду. Ночь полнилась трескотней расположившихся на оливковых деревьях сверчков: достаточно громкий хор, чтобы заглушить любой звук притаившегося в засаде врага.
Бранд вытолкнул вперед старика с седой бородой. Шеф вспомнил слова великана: всегда найдется кто-нибудь, решивший остаться вопреки любым опасностям.
— Спроси его, где ближайший колодец, — велел Шеф. — Скальдфинн, переводи.
Последующий разговор звучал для Шефа как церковная латынь. Король пришел к выводу, что здесь живут выродившиеся потомки древних римлян, все еще говорящие на латыни, хотя и искаженной, едва ли не худшей, чем язык франков.
— Он говорит, вода есть в акведуке у подножия холма. Она течет из Рима, который снабжается по другим акведукам.
— Что такое акведук?
— Вроде канавы, только сделан из кирпича и камня.
«По собственной глупости или слабости остался здесь седобородый? — задумался Шеф. — А может, по чьему-то приказу? Нельзя исключать, что он лжет. Рагнар, отец Ивара и дед Свандис, умел вытягивать правду из таких людей, об этом мне однажды рассказал Катред. Вопрос, смогу ли я сделать так же?»
Шеф подошел к старику, толчком повалил его на колени, решительно воткнул в глазницу большой палец.
«Рагнар для этой цели отращивал на большом пальце правой руки длинный ноготь, — угрюмо вспомнил Шеф. — Чтобы облегчить себе работу. Он выкалывал человеку один глаз до того, как задавал вопросы. Просто чтобы не возникло сомнений в его намерениях. Я на это не способен».
— Скажите ему: я буду давить на глаз, пока он не объяснит, почему я должен ему верить, — ровным голосом произнес Шеф.