Когда первая стрела в ярд длиной свистнула рядом и пронзила боковое крылышко, он не понял, что происходит. Затем прямо под собой мальчик увидел вновь заряженный самострел и понял, откуда грозит опасность.
— Сигналит, чтобы опускали, — сказал глядевший в подзорную трубу Шеф.
Человек начал подтягивать бечеву, собирая кольцами себе на локоть, поскольку лебедки у них уже не было.
— Что-то идет не так, — заключил король.
Вторая стрела попала уже в корпус змея; собственно говоря, целящимся больше ничего и не было видно. Она ранила Толмана в колено. Мальчик задергался от боли, и змей чуть не потерял ветер. Потом Толман справился с собой, постарался развернуть машину так, чтобы помощнику было легче тянуть ее вниз, но чтобы при этом ветер слегка давил на плоскости снизу, не давая змею рухнуть камнем. По мере того как аппарат снижался, уменьшалась дистанция выстрела. Тисовый самострел перезаряжался дольше, чем арбалеты с ножной рейкой: два человека просто тянули изо всех сил тетиву и зацепляли ее за храповик. Однако они вполне успевали сделать третий выстрел.
Толману оставалось до укрытия каких-то десять футов, когда тянущие к нему руки люди услышали свист стрелы, увидели, как дернулось от удара маленькое тело, как исказилось личико. Но они не знали, куда ранен летун. Поймав змея над зубцами стены, друзья попытались вынуть мальчика из седла. Но не смогли его сдвинуть, он будто застрял. Потом Шеф залез внутрь и увидел огромную стрелу, пронзившую седло и тело насквозь. В четыре взмаха ножа Шеф разрезал веревки, вытащил Толмана вместе с седлом и стрелой. Мальчика невозможно было положить, мешало древко. Шеф стоял, прижимая ребенка к груди, и кровь впитывалась в его рубашку.
— Где Хунд? — крикнул он.
Лекарь уже был здесь. Он принял ребенка из рук Шефа, бережно положил на бок и быстро разрезал седло и одежду. Уселся на корточки и ободряюще похлопал Толмана по щеке. Шефу уже доводилось видеть, как Хунд это делал. Это означало смертный приговор.
— Не надо ничего говорить, — успокаивающе пробормотал лекарь.
Но на лице Толмана теперь была написана не только боль, но и тревога. Он пытался сказать что-то, повернув лицо к Шефу. Король склонился над ним, стараясь расслышать слова умирающего. Что-то связанное с императором…
— Говори! — попросил он. — Что ты видел?
Голова мальчика склонилась набок, и Хунд выпустил ее из рук, профессиональным жестом закрыл глаза покойника. Он взглянул на своего повелителя и бывшего друга с отвращением и ненавистью, которые снова и снова охватывали его в этом походе. Шеф не обратил на него никакого внимания.
— Он что-то увидел. Пытался мне сказать. Что-то важное! Есть у нас другой змей? Кто-нибудь еще сможет подняться?
— Они притащили и твой змей, тот, большой, — раздался чей-то голос.
— Ты сможешь посмотреть сам, — сказал другой.
— Ешли не намерен пошлать еще одного пашана, — сказал третий.
Это Квикка, шепелявит, потому что лишился переднего зуба.
Шеф вдруг вспомнил, как ударил его ночью, как грозился снова сделать рабом. Но не мог вспомнить из-за чего. На всех обращенных к нему лицах был гнев, даже презрение. Раньше он с подобным не сталкивался — а ведь это его боевые товарищи, люди, которых он сам вызволил из рабства. Хотя нет, такой взгляд он однажды видел. У Годивы. Из-за него Шеф и отправился в этот поход.
— Ну так соберите моего змея и посадите меня в него, — велел король, и собственный голос словно доносился до него издалека.
Казалось, прошло мгновение, и вот уже он в седле, дюжина помощников держит его, другие привязывают тросы. На фут ниже своего лица он увидел глаза Квикки.
— Прости, — сказал Шеф.
Воины подбросили его навстречу поднимающемуся ветру.
Как это было и с Толманом, он мгновенно провалился вдоль стены. Несколько секунд не видел ничего, кроме мелькающих перед собой серых квадратных камней, и вспоминал о человеке, который прыгнул с башни Дома Мудрости, прыгнул и полетел прямо вниз. Затем снова вернулось ощущение подъема; Шеф чувствовал, что его подхватил ветер. Летная команда торопливо травила тросы, змей поднимался. Уже видно, что происходит на стене. Шеф увидел Бранда, исторгавшего проклятия и дравшегося с теми, кто запустил змея, увидел выстроившихся вдоль стены арбалетчиков; они стреляли вниз, чтобы убить или отвлечь людей, сразивших Толмана. Пора оглядеться и обнаружить то, ради чего погиб мальчик. Да, вот вражеские войска, они строятся для штурма. Но не там, куда показывал Толман после первого полета, а позади виллы, от которой две лестницы ведут к городской стене, занятой остатками его войска. Шеф высунулся, насколько это было возможно без риска опрокинуть неустойчивую конструкцию, и закричал во всю мощь своих легких, много громче, чем пищал Толман:
— Там! Там! — Он ухитрился высвободить руку и махнуть ею.
Что ж, по крайней мере Бранд его понял, побежал в нужном направлении. Стеффи тоже был на стене, возился со своим хозяйством, к которому добавилась куча глиняных горшков.
— Сожжем гадов заживо, — весело приговаривал он, наливая адскую смесь в посуду, позаимствованную на кухне городской стражи.
— Дайте им подняться до середины, потом стреляйте, — басил Бранд, организуя оборону. — И не убивайте, цельте в живот. Это отпугнет остальных.
Хунд оторвался от мертвого ребенка, вспомнил всех раненых, кого не смог спасти ночью, вспомнил порубанных, простреленных и обожженных, которых лечил до этого, вспомнил смерть, хаос и поклонение Локи. Он сорвал у Квикки с пояса тяжелый секач, подбежал и разрубил главный трос. Змей дернулся, стал набирать высоту. Человек, державший бечеву управления, попытался наклонить его для плавного снижения, но перестарался и сразу вытравил трос, чтобы аппарат не сорвался в пике. Хунд полосовал остальные тросы, люди едва успевали отскочить от ножа. Через несколько мгновений осталась единственная бечева, она тянула змей за угол и опрокидывала его, ведь тяга уже не компенсировалась другими тросами. Пришлось отпустить и этот конец.
Змей задрал нос, неуклюже завалился в крен и поплыл прочь, уносимый ветром в пригородные поля, постепенно теряя высоту, в то время как неопытный пилот пытался восстановить управляемость машины.
Под пение труб воины императора хлынули к стенам, оборона которых держалась теперь только на мечах и топорах.
Глава 34
Когда внизу возникла заваруха и Шефа стало швырять в разные стороны, он испытал тошнотворный страх падения, инстинктивный страх пустого пространства под собой. А потом воздушный поток снова ударил в плоскости, подхватил змея, словно ласковое море — пловца. В тот же миг Шеф понял, что его несет вверх и в сторону. Стены Рима удалялись, обращенные к нему лица людей уже превратились в белые точки.
При свободном полете, вспомнил король, нужно развернуться лицом по направлению ветра, а не навстречу ему. Толман умеет… умел это делать. Нервы Шефа не выдерживали даже мысли о подобном маневре. Не лучше ли так и планировать по ветру задом наперед? Может быть, его унесет далеко, прочь от войны и нескончаемых страданий…
Ничего не выйдет. Ветер изменится, сбросит его на пашню или в какое-нибудь ущелье, оставит со сломанным позвоночником умирать от жажды. Нужно сейчас же повернуть. Толман говорил, это похоже на быстрый разворот корабля на веслах. С помощью крылышек один бок поднять, другой опустить, наклониться всем телом вместе со змеем и заложить вираж, а в конце разворота выйти из крена. Преодолевая страх, Шеф работал рукоятками управления, старался двигать ими плавно и согласованно. Змей незамедлительно завалился набок, тело летуна инстинктивно попыталось наклониться в другую сторону, избавиться от головокружительного крена.
«Держи себя в руках. Делай то, о чем говорил Толман».
Шеф попытался с помощью мышц спины и живота развернуться в нужном направлении. Змей быстро снижался, по-прежнему кренясь на бок.
«Выправи полет, работай боковыми крылышками, разворачивай зажатый между лодыжек рычаг хвоста».
Несколько мгновений аппарат ястребом пикировал на склон, усеянный крапинами вилл; его тень скользила впереди, уносясь прочь от Рима и восходящего солнца. Летим! Шеф стал небесным человеком, сбежавшим от врагов Вёлундом, парящим в потоках воздуха кузнецом, который отомстил своим мучителям. В порыве восторга Шеф выкрикнул строки из «Баллады о Вёлунде», которую часто вспоминал Торвин, горестные слова злобного конунга Нидуда, бессильного отомстить своему хромому, но недосягаемому врагу:
Где тот, столь высокий,
что с коня тебя ссадит,
где лучший лучник,
что стрелою достанет,
когда ты плаваешь
в поднебесье![10]
Земля приближалась слишком быстро, в пикировании Шеф набрал скорость и не знал теперь, как погасить ее. Задрать нос змея, как лыжник на мягком снегу поднимает носы лыж? Он развернул оба крылышка; нос вздернулся и закрыл от него землю. Начался ли подъем? Или вздыбившийся змей по-прежнему падает?
Хвост задел землю и подскочил. Шеф увидел впереди каменный уступ расположенного на террасах поля, попытался…
Удар отшиб дыхание, и Шеф почувствовал, что скользит куда-то в мешанине холстов и сломанных жердей. Попытался выдернуть руки, чтобы прикрыть голову. Что-то хлестнуло по лицу. Потом все остановилось.
Несколько мгновений он лежал неподвижно, пребывая в сознании, но ошеломленный. Как бы то ни было, он на земле. И жив. Насколько сильно он разбился? Шеф медленно повел во рту языком, пересчитал зубы. Высвободил левую руку и ощупал нос. Пока повреждений не заметно. Высвободив вторую руку, достал острый поясной нож. Разрезать веревки и кожу седла… Теперь, по крайней мере, понятно, где верх. Шеф лежит ничком за стенкой, через которую, должно быть, перелетел кувырком. Что ж, попробуем выбраться.
Шеф понял, что у него вывихнута левая лодыжка. Ступня торчала под неестественным углом. Боли нет, нет вообще никакой чувствительности, но травмированную конечность нельзя трогать, чтобы не повредить еще больше. Шеф перевалился на правый бок, выбрался из обломков, стараясь не зацепиться больной ногой, и откинулся на спину.