Читатель: Привет, Князь, меня зовут …………. ……………… (Впиши свое имя, а то получится, что Князь с какой-то Инкогнитой общается.)
Князь: Привет!
Читатель: Первый вопрос про Меригуана.
Балу и Князь в клубе «Не Бей Копытом». Москва, 1998 год. Фото Е. Евсюковой
Балу: Нет, нет, нет! Никаких Меригуанов в книге! Все Меригуаны в Интернете!
Читатель: Тогда такой же вопрос, как и Маше. Расскажи о всех участниках коллектива так, как их видел ты.
Князь: Сама группа «Король и Шут» подразумевала, что все участники любят свое дело и переживают за него душой и телом. И у каждого были свои определенные обязанности, у кого-то творческие, у кого-то административные, у кого-то бухгалтерские, а кто-то просто стучал.
Читатель: Вот и начни с себя!
Князь: Моя концепция появления в составе музыкального коллектива, учитывая, что я с детства хотел стать художником, заключается в том, что меня впечатлил Горшок как личность, как друг и как человек. Мне понравилось с ним дурака валять, дурачиться, я понял, что мы с ним на одной волне. У меня всегда была в голове идея поразить мир своим творчеством, а Горшок был человеком, который сильно привлекал к себе внимание. Это сложно объяснить, что я тогда почувствовал, но как будто что-то большее крылось за нашим с ним общением. Он здорово отличался от всех других людей, с которыми я до этого общался. Он так же, как и я, высоко ценил творческие идеи, которые другие люди не воспринимали. На этом мы и сошлись. Мы еще тогда не знали, насколько глубоко с ним по жизни свяжемся. А вообще, если верить всяким штукам по поводу переселения душ, реинкарнациям и так далее, то, скорее всего, даже было такое ощущение, что я этого человека уже знал, когда мы с ним повстречались. И я подумал, что в общем-то Горшок не особо умеет писать стихи, другими словами, вообще не умеет, Шура Балунов, который писал стихи, больше затрагивал социальные темы, с которыми, в принципе, после Константина Кинчева было сложно на что-то претендовать, я подумал, что моя помощь здесь очень понадобится, и через какое-то короткое время увлекся нашей идеей играть в группе, которая в тот период называлась «Контора», а потом стала называться «Король и Шут», и подумал, что я буду Горшку помогать. Ну и моя ниша определилась, что называется, за меня. Я стал тем, кто пишет в группе тексты, потом начал петь, потом я пробовал гитару, потом бас-гитару, потом гитару отдал, бас-гитару отдал, в итоге остановился на том, что буду бэк-вокалом.
Потом, когда прогремела история с «Акустическим альбомом», я перешел в статус второго вокалиста. Ну, и после «Акустического альбома», который был полностью написан мной, кроме двух соавторских песен, я перешел в статус второго композитора в «Короле и Шуте», так стихийно получилось.
Так вот, с самого начала своей работы в «Короле и Шуте» я планировал, что мы с Михой свернем горы, и я буду с ним идти, что называется, до победного конца. Но я понимал, что в какой-то степени, насколько мы с ним близки, насколько родственные души, настолько в нас и разная стихия была. Грубо говоря, в нем огонь, во мне воздух. Хотя по гороскопу, если я не ошибаюсь, так и есть, во мне воздух, а в нем огонь. И если стихии однажды разойдутся, грубо говоря, мне надо с чем-то уходить. Я не знаю, почему у меня это было в голове. Может быть, я чувствовал, что не всегда нам быть в одной упряжке, может быть, потому, что базой моего творческого союза с ним был факт моих первых побуждений – помощь Михе в создании творческого мира. Поэтому сразу открою тайну, многое из того, что я написал в «Короле и Шуте», я писал и для группы, и для себя. Это очень важный факт, он отвечает тем людям, которые считают, что все, что Князь в «Короле и Шуте» написал, должно остаться в «Короле и Шуте». Я это не забрал, я всю жизнь это делал для себя, вот это важный момент. У меня есть еще одна особенность: несмотря на то, что всю жизнь работаю в коллективах, я всегда сам по себе. Я не могу и не хочу становиться частью чего-то – я могу жить только параллельно той реальности, в которой живут другие.
Читатель: А кем ты был для себя в группе?
Князь: Я был вторым лидером, но Горшок был первым. В чем разница? В том, что Миха рвался в этом материальном мире к определенным идеям, и ему важно было переубеждать людей, он был бунтарем. Но не бунтарем-революционером, а бунтарем-шутом. Он порождал панковский хаос, и в дальнейшем это привело к его анархическим идеям. Но в работе над музыкой он сам был крайне дисциплинирован и требователен к другим. Я сидел в своем творческом вакууме и впускал в него только Горшка. Я держал в голове всю концепцию нашего творческого формирования и искал идеи, которые могут произвести впечатление на Горшка и на публику. Горшок для меня был первым и главным ценителем моего творчества, а также проводником этого творчества в массы. Но для того, чтобы он стал проводником, новая идея должна была не просто понравиться ему, но стать частью его. Тогда он был готов кричать об этом на каждом углу и создавать событие и замануху. Всех наших фанатов я воспринимал всегда как своих родных детей, ну, или братьев, сестер, потому что я о них думал постоянно. То есть, грубо говоря, наши поклонники мне были как родные мои люди, это очень важный момент для объяснения всех сторон моей деятельности. То есть мы не были с нашими фанатами врозь. Мы очень часто пьянствовали с ними, общались, причем в этих мероприятиях в основном принимали участие Горшок, Балу, изредка кто-то еще, но в общем и целом остальные музыканты такую близкую связь с нашей публикой не имели.
Читатель: У меня одно уточнение. Ты раньше говорил, что не хотел быть лидером, а сейчас сказал, что ты был лидером.
Князь: На самом деле тут все просто, дело в том, что у нас в коллективе, и Шура Балунов часто говорит эту фразу, не принято было выпячиваться, лидер ты или не лидер. Да как бы и смысла в этом не было.
Балу: Мы делали общее дело.
Князь: Да. Мы с Горшком вместе двигались в творчестве «Короля и Шута» в обоюдно интересном направлении. Я старался сделать, что понравится ему, а он старался произвести впечатление на меня. Таким образом, мы друг перед другом выкаблучивались как в творчестве, так и в реальном поведении и юморе. Поэтому друг другу, что называется, давали творческого пенделя. Ну, конечно, бывало всякое. Спорили мы тоже бесконечно, и даже были периоды, когда мерились силой.
Читатель: И верно ведь, бывает всякое.
Князь: Так что обо мне хватит. О Горшке и его роли в группе рассказано много и еще будет рассказано немало. Этот пункт я пропущу. Может, однажды сам накропаю мемуары и там раскрою его глубже. Кто у нас дальше?
Читатель: Наверно, Балу, а потом давай всех по очереди по мере появления их в группе.
Князь: Что ж, коль желаешь, расскажу! Первый человек, с которым меня Горшок познакомил, был Балу. Он тогда представил его как своего самого большого друга со школьной скамьи, вместе они очень мозговито были увлечены идеей рок-группы. Балу мне тогда показался очень сосредоточенным, серьезным человеком, потом, как выяснилось, с хорошим чувством юмора. Идеологическое значение Балунова в группе «Король и Шут» на самом деле очень важное. И объяснение тому простое. Во-первых, что не отнять, Балу искренне любил все, что мы делали. Во-вторых, до того, как я начал писать стихи, Балу вел эту всю текстовую идеологическую составляющую группы «Контора». И, по сути дела, восполнял то пространство, которого не хватало Горшку, чтобы петь песни. Балу вместе с Горшком активно работал над аранжировками. С самого начала лучше всех играл на гитаре, сперва он был гитаристом, а не басистом. Поэтому мы с Горшком, когда начали записывать первые песни, вскоре привлекли Балу и уже делали все втроем. За все время нашей дальнейшей работы, в плане обсуждения всего идеологического плацдарма, участие Балу было также беспрецедентным. Я обсуждал с Горшком идеологические вопросы, творческие вопросы и зачастую кадровые вопросы, параллельно Горшок вел абсолютно такую же линию с Шуриком. Он очень сильно опирался на его мнение, на его участие, и сейчас, с позиции более зрелого возраста, могу сказать, что факт нашего разъединения – это, скорее, стихийное недоразумение, чем объективная концепция «Короля и Шута».
Читатель: Имеется в виду история, когда Балу ушел из группы?
Князь: Да.
Читатель: А про Щиголева что скажешь?
Князь: Теперь давай про Щиголева. Человек, стоявший у истоков группы. Как барабанщик, как музыкант достаточно неплохой. И добился своего уровня мастерства путем упорной работы. Он, конечно, не универсальный барабанщик, но панк-рок рубит умело. Что касается вклада Щиголева в идеологию «Короля и Шута», тут мне сложно что-либо сказать, поскольку позиция у него всегда была такая: мое дело барабанить. На интервью не ходил, к процессу создания песен, как и другие, подключался лишь во время создания аранжировок. Его мнение всегда было такое: «Горшок с Князем – два придурка».
Балу: (Эти слова Щиголева, здесь и далее, я поставлю в кавычки, поскольку это именно те слова, которые говорил Щиголев. Они тоже всплыли у меня в голове. И как Князь их запомнил? Вот если бы он их дословно не сказал, я бы ни в жизнь не вспомнил!)
Князь: Потом его мнение было такое, что: «Князь там пишет сказки, которые, бл*ть, торкают людей, и люди начинают с ума сходить, безуметь и так далее. Ну, в общем, все круто, короче, все дебилы в одной упряжке, и все хорошо». Для меня в репетиционном плане Поручик был комфортный музыкант, потому что он играл то, что ему говорят, и не ставил палки в колеса. Наоборот, он очень часто говорил, что, «пацаны, хватит бодаться, кто сколько должен петь песен, давайте просто делать все и будем просто вместе кайфовать». И поэтому я его пригласил в 2005 году поучаствовать в моем сольном альбоме «Любовь Негодяя».