Балу. Я его всегда воспринимал, что он тем и крутой, что такой… дурацкий совершенно. Но он дурацкий по-нашему, по-правильному!
Князь. Да. И вот песня про какого-то лузера. А Горшок очень не любил песни про лузеров, по крайней мере, на себя он такой образ примерять не хотел. Максимум, на что он мог согласиться, – это на песню «Наблюдатель», но он этот прикол понимал.
Балу. А ты пытался переделывать текст?
Князь. Да, с другим текстом эта мелодия могла совершенно по-другому зазвучать. Но как я ни пытался переделать этого «Карапуза», ничего у меня не получалось. То ли я на себя какого-то особого давления не оказывал, то ли еще что. И, в конце концов, плюнул и оставил как есть.
Балу. По-моему, песня, конечно, неожиданная, но очень стильная.
Князь. Точно. Как будто из «Ералаша».
Балу. Отличное определение стиля «как будто из «Ералаша».
Князь. У меня вообще ряд песен таких, «как будто из «Ералаша»: «Сосиска», «Голые коки», «Карапуз», «Арбузная корка».
Балу. Ну и напоследок опиши карапуза, как ты его представлял тогда.
Князь, (долго смеется) Это такой чувак с рыжей бородкой и толстым пивным брюхом.
Балу. А если этого не знать, то текст действительно получается панковский, крутой и идиотский совершенно. В нашем, хорошем смысле слова.
Балу. Вообще-то, как я только что говорил, Князь принес для альбома песен 30, а то и 40. И вот эту песню, хоть мы ее и переделали, как могли, чуть было не отсеяли. Но пришел Горшок и сказал: «Да вы что? Такое безумие! Да и бас там прикольный!» Решили оставить.
Маша. Эту песню я очень люблю. По звучанию.
Князь. Я не помню мотивацию написания этой песни. Но она была. Хотя такой стиль не был мне близок. Почему про отца? Может, и про моего батю, не знаю. Скорее всего, нет, просто общий смысл. Демку я записал у своего брата троюродного, Димы Смирнова. И «Спятил отец» – это я как раз впервые начал заниматься аранжировками у себя дома на «самоиграйке». Кстати, я ее сейчас в своей группе играю.
Балу. Да, текст безумный, чем он меня и подкупил. А Горшок, ты не помнишь, как к нему отнесся?
Князь. Горшок вообще все тексты рассматривал через свою специфическую призму. Были вещи, которые он принимал сразу и безоговорочно. Всякие почтовые или крутые, например. То есть критерий такой: «Это круто! А это не круто!» А некоторые вещи приходилось в него прямо впихивать, убеждать, то есть. Но если вообще не катила тема, то можно было потратить день на убеждение Горшка, убедить его, но он все равно приходил на следующий день и говорил: «Я подумал, не годится». То есть, абы что в плане текста Горшку было не втюхать.
Балу. Ну, на то мы и были группой! Чтобы трудиться совместно.
Князь. Да, я помню, когда у него были колебания или сомнения, то первое, что он делал, – это бежал к тебе советоваться.
Балу. Музыкально эту песню сделали, как и все остальное, – минимализм. А когда я предложил петь на записи «Иа-иа!», Князь сначала не поверил: «А кто петь-то будет?» Я, говорю, и спою. А он: «А на концерте? И на концерте тоже?» Да, говорю, запросто. Так и пел. Потом газета «Комсомольская правда» написала в рецензии, что запись моего вокала «Иа-иа-иа-иа!» можно выпускать отдельным треком. Я вешаю ссылку на оригинальную запись, которую ты принес на точку и из которой мы сделали трек для альбома. Что скажешь о нем?
Князь. Эту песню я написал, если мне не изменяет память, с расчетом на то, что ее будет петь девушка. Но поначалу во дворе я ее пел сам, потому что у меня тогда еще был очень хороший фальцет, не испорченный рок-н-роллом. А когда я собрался эту песню записывать у своего брата, позвал соседку. Я в то время любил прикалываться и к записи привлекать людей, далеких от музыки. И вот она спела, а я говорил «иа».
Балу. Потом я пел «Иа»!
Князь. Да, потом ты начал петь «иа», когда мы стали готовить песню к альбому. Самое интересное, что несмотря на то, что к записи была привлечена такая блестящая певица, как Марина Капуро, которая замечательно пропела женские партии в двух песнях, эту песню все единогласно решили оставить мне. Потому что в женском исполнении песня потеряет часть стеба.
Балу. Нет слов. Мы с Яхой, конечно, постарались сделать красиво, но все меркнет перед мегапосылом лирического героя песни. Это просто надо послушать и полюбить.
Маша, (послушав песню, беззвучно смеется).
Балу, (с напускной серьезностью) Ты играла эти песни, записывала. Не надо стыдиться своего прошлого.
Маша, (сквозь слезы) Я не стыжусь! Совершенно! Мне кажется, что это просто шедеврально! Записать эти песни… это… это…
Балу. Мегавызов, я считаю.
Маша. Это мегавызов, и это дикая смелость! Это могут сделать только люди, которые серьезно к себе не относятся. И это просто прекрасно.
Балу. А ты б детям своим поставила такую песню?
Маша, (задумалась) Да, наверное, поставила бы. Только когда чуть подрастут.
Князь. Эта песня про скромного человека, который не знает, как убедить девушку остаться у него. К сожалению, желая избежать сходства с романсом, я в свои молодые годы написал идиотскую финальную строчку и таким образом разрушил всем девушкам милую картинку романтической встречи.
Балу. Как и песню «Со скалы», эту нужно было играть с серьезным лицом, это главное.
Князь. Абсолютно стебная песня, как и «Екатерина», но была написана раньше. Думаю, я сделал ее в силу неприязни к попсе в текстах – любовь-морковь, кровь, вновь и вновь, и прочие дурацкие рифмы, которые меня раздражают в низкопробной поп-музыке. В какой-то мере «Арбузная корка» (это второе название песни) является пародией на такие грустные явления.
Балу. Я бы сказал даже не пародией, а издевательством.
Князь. Очень верное слово, издевательством. Вот почему мне нравится панк-рок новой волны? Потому, что это не музыка протеста, а музыка высмеивающая. Почему нам понравилась тема шутовства и скоморошества? Ну, не всем ребятам, мне и Горшку. И тебе еще, конечно, потому, что ты в теме.
Балу. Именно поэтому «Акустический» я считаю самым панковским альбомом.
Князь. Да. Допустим, жесткий протест, как например Exploited – это одна эстетика, но была и другая – панк как стеб.
Балу. И она гораздо ближе нам, согласен, да и более эффективная.
Князь. Не то чтобы эффективная. Мы не сможем небольшим числом людей сломать всю систему.
Балу. Можем, и мы это сделали, я знаю много случаев, когда люди далекие от музыки, послушав «Акустический альбом», прекращали слушать попсу и начинали интересоваться настоящей музыкой. А ведь, по-моему именно появление такого интереса и прекращение тупого потребления и есть первый шаг к свободе. Хоть в музыке, хоть в чем, наше дело – показать направление.
Князь. Это другой момент. Мы не можем создать систему, но мы можем создать свой круг.
Балу. Этим мы и ломали.
Князь. Это невозможно, она слишком огромна, причем в физическом мире тоже.
Балу. А я всегда думал, что любую систему сломать можно только одним способом – создать свою.
Князь. Если мы говорим о мире искусства, то да. Одно направление может выжать другое. Так вот, песня «Арбузная корка» – это стеб, потому что слова там совсем незамысловатые (проговаривает стихи всей песни). Банальнейшие слова и словосочетания, которые используются в поп-индустрии. Но тут вся хитрость в последнем куплете. В нем я превратил все произведение в комическую зарисовку в стиле Andy Kaufman. To есть ты ведешь зрителя по одной колее, даешь ему информацию. Он начинает формировать свое мнение по поводу композиции и видеть в ней что-то привычное и знакомое. И вдруг ты переламываешь все его соображения и превращаешь все в шоу, в стеб. Эта задача и была выполнена.
Балу. Блестяще выполнена, я бы сказал.
Балу. Песня появилась в альбоме случайно. Горшок как-то спросил меня в метро: «А ты не против, если и твою песню в шуточном ключе переделаем?» Да я всегда только за то, чтобы серьезное сделать несерьезным и наоборот. Прямо там, в метро, решил, что играться она должна не в до диез, а в ля, как все блатные песни. А пока мы доехали, придумал вставить еще одну фишку. Если вы помните фильм «Голый пистолет», то там главные герои поют песню Besame Mucho и в середине очень смешно вдруг кричат «Хэй!», так вот «Хэй!» в третьем куплете «Мотоцикла» – цитата оттуда.
Князь. Про то, как были написаны стихи, я уже рассказывал, когда мы говорили про предыдущие альбомы.
Балу. Маша, твоя любимая!
Маша. Ох. (смеется уже почти без сил, только услышав название)
Балу. Ну, не рыдай, скажи чего-нибудь.
Маша. Oh, my Goodness… с ней мы прыгаем как зайцы, ох, вы яйцы, мои яйцы.
Балу. Нет, это другая песня совсем.
Маша. Я знаю! Просто это вторая серия «Голых коков», которая никогда не была издана.
Балу. К сожалению, даже записана нами не была.
Маша. Вот так и напиши, что есть вторая серия песни «Голые коки». И я надеюсь, что когда-нибудь вы с Андрюхой ее запишите и издадите.