А я, поглощенный идеями освобождения через саморазрушение, купил у какого-то бомжа бутылку водки, отдающей ацетоном, и придумал «Бойцовский клуб».
Правила следующие:
1. Не пей.
2. Не можешь не пить – пей.
3. Пьешь – пей со всеми.
4. Выпил – ударь со всей силы кулаком в грудак соседу слева.
5. Выпил сосед справа – получи удар в грудак.
Иными словами, за каждую рюмку кто-то получает удар в грудь.
После первого круга почти все слились. Остались я, Горшок и техник Мартынов. Я бил технику, он Горшку, Горшок мне. И мы втроем доиграли эту бутылку. Рентген не делали, конечно, но дышал я с трудом. Горшок сказал, что Мартыныч ему ребра сломал. А ведь Горшку еще петь надо было! Следующие концерта три он пел вдумчиво.
Через день я зашел к Горшку в номер, и мы вернулись к обсуждению. И решили, что это мы сами создаем злющие сущности (бесов) из души нашей, из страхов и обид. А потом в страхе пытаемся с ними бороться, кто чем, кто молитвой, кто крестом. И, борясь по сути с собой, причиняем себе же боль. И даже если ты добровольно надел вериги во искупление, это все равно твоя боль. А она опять рождает новые сущности (демонов), которые еще больше неподконтрольны. Больше мы в Бойцовский клуб не играли. На хрен такие идеи.
А теперь про Екатеринбург и лучший сексуальный опыт. Необязательно бросать пить тяжело, судьбоносно и с потерями. Я это делал много раз, и иногда получалось легко и элегантно. Где-то, допустим в Ижевске, я перестал бухать и прекрасно себя чувствовал. И провидение тут же прислало мне испытание. В Екатеринбурге ко мне подсели фанаты и подарили мне литровую бутылку немировской перцовки. Моей на тот момент любимой. Я с благодарностью принял и стал думать, что с ней делать. Играли мы в цирке, и поэтому решение пришло легко. Я решил проставиться циркачам – мы ведь играем на их манеже и все такое. Я пошел в зверинец и нашел слонов. Точнее, дрессировщиков слонов и слонов. А еще точнее, двух дрессировщиков слонов, слониху и двух ма-а-аленьких (буквально 2,5 метра в холке) девочек-слонят. Я подарил им литр перцовки, чему все были очень рады, и вот почему. В зверинце был дубак. А, оказывается, чтобы слоны не подохли, дирекция выделяет бухло, которое им добавляют в еду. Но по причине дубака выделенное бухло кончилось, не дойдя до слонов. А слоникам холодно! И дрессировщики мне поклялись, что из этой бутылки слонам точно достанется. И даже отлили в какую-то грязную посуду с отрубями.
Большая слониха обвила меня хоботом, закинула себе за голову и отпускать не хотела. Пришлось прыгать, и это был последний день моих любимых концертных портков Moschino, ибо приземлился я не в розовый куст. А потом дрессировик, что помоложе, говорит: «А если ты слоняткам понравишься, они тебя поцелуют!» Я сгонял в гримерку, изъял всю булку от бутербродов и угостил маленьких слоников. И тут – бац! – одна из них прямо хоботом целует меня в щеку. Вот много всякого со мной было. Двое сыновей все же. Есть с чем сравнивать. Но слоненок поцеловал меня так феерично и непередаваемо, что я даже буду пытаться описать это, чтобы не расстраивать окружающих. Это был самый сексуальный поцелуй в моей жизни. Я даже чуть не запил.
Так вот, о пидорасах. Катаясь по Сибири, мы частенько проезжали Омск. Вернее, мимо него. Не было там концертов. Томск– пожалуйста, Барнаул – всегда рады, да мало ли городов! А тут едешь из Тюмени в Новосиб чуть не сутки и мимо большого города! Обидно. Никак не мог директор наш найти там промоутера. И вот нашелся Клотя. Не помню, как его звали на самом деле, вроде Саша, не суть. Короче, Клотя. И он был не просто гей сибирский, на нем клейма ставить было негде. Плащ Versace тонкой кожи с меховым воротником, все дела. Я, Яха, Клотя и Горшок просидели до шести утра в вагоне-ресторане, отмечая знакомство, и почти подружились. Прикольный был парень. И, кстати, как оказалось впоследствии, один из лучших промоутеров. Но возникла проблемка. Наш директор Гордеев всегда изображал из себя ярого гомофоба, а тут с геем дела вести! Но и не вести нельзя. Тут я его пожалел и вывел формулу. «Пидорас – это тот, кто у музыкантов деньги ворует, а кто с кем спит, мне неважно», – сказал я ему. И все расслабились. Кстати, при расставании Гордеев обокрал группу. А Клотю через несколько лет, говорят, 18-летний любовник убил из ревности, 27 ножевых ранений. Такие дела.
Ехали мы как-то на автобусе в Тюмень. Зимой. Отыграли концерт, заехали в супермаркет, затарились и поехали в ночь. Автобус был хороший – хоть и старый, зато импортный. Neoplan, вроде. Тепло, все разделись до трусов и маек, развесили концертную одежду сушиться, погасили свет и легли спать. Я успел переодеться в сухое еще в зале и поэтому забрался к себе на задний ряд, накинул куртку и тихо сидел с книжечкой и фонариком. Неспешно прикладываясь.
Где-то с час я просидел в темноте, одинокий и задумчивый. И уже собрался было спать, как чувствую, что куртку снимать и неохота. Не жарко как-то. А вовсе и прохладно. Я пополз к водилам. Именно что пополз. Представьте: обычный такой автобус, типа «Икаруса». Два кресла слева, два справа, узкий проход. На каждом ряду кто-то лежит. То есть, что бы добраться до водил нужно ползти по верху кресел. Не касаясь даже подлокотников. И вот ползу я, смотрю на полуголую братию и понимаю, если сейчас всех не разбудить, завтра концерта не будет. Заболеют все. Но это было еще не самое худшее.
Водила сказал, что сломалась печка. За окном минус 30, ветер, ночь, снег и совершенно пустая трасса. Выяснилось, что на последней заправке водилы решили сэкономить и заправились дешевой соляркой. И эта соляра засрала какой-то фильтр. Сначала накрылась печка, а потом и тачка. Водилам приходилось вылезать наружу и голыми руками на морозе вынимать этот сраный фильтр, прочищать, вставлять обратно, и тогда мы могли ехать. Со скоростью километров 5 в час. Минут 15 ехали, потом снова глохли. Снова лезть за фильтром. А за окном ночь. Связи никакой, труба не ловит. Ни огонька, ни единой машины. Снег один.
С каждым открыванием дверей для прочистки фильтра из салона улетучивались остатки теплого воздуха. Сначала у всех замерзли ноги, и все забрались с ногами на сиденья. Потом заправили штаны в носки и надели всю одежду и шапки. У меня случайно (правда случайно) завалялась бутылка водки, и я отмерял всем прямо из пробки. Даже Маха начала пить. Мы реально замерзали, хорошо, хоть от ветра были спрятаны.
Не знаю, сколько мы так плелись, но, в конце концов, в той снежной степи появилась мобильная связь. Мы вызвали такси. За других не скажу но я, когда перебирался из автобуса в машину, почти не чувствовал ног и рук. А ведь в этот день еще и концерт! Вспоминать сейчас, конечно, весело, но если задуматься…
Завел однажды нас гастрольный тур в город Челябинск. Хороший город, годный. Сидим втроем, я, Горшок и Князь, у меня в номере гостиницы, чай пьем, телевизор смотрим. Какую-то музыкальную хрень. И вот Князь (а, может, и Горшок) придумал такую игру.
По ящику крутят видеоклип, а мы делимся на две команды. Один человек – «продюсер», он защищает и хвалит песню и исполнителя, а двое других – «зритель» и «критик». Один хает произведение, а другой, – смотря по обстановке. После каждой песни меняемся ролями. Досталось Горшку защищать Фила Коллинза, не помню какую песню. Он и так, и так, а ни фига не выходит. Очень неубедительно хвалит. И тут в приливе вдохновения и как последний аргумент Горшок говорит:
– Смотрите! Вот простой барабанщик, а тоже поет!
На что Князь, а он был за критика, выдержал паузу, пренебрежительно глянул на экран и говорит:
– Да он просто барабанщиком, наверное, хреновым был!
Примерно в это время у нас вышел концертный альбом «Мертвый анархист», с которым связана забавная история.
Для альбома «Мертвый анархист» нужно было подписать свою фотографию, какие-то слова про концерт. И я написал «Я счастлив играть с таким барабанщиком, как Пор». Думал, похвалю – ему будет приятно. Надо людей хвалить.
Первый пришел Ренегат, злой и рассерженный:
– Ты офигел? Что люди подумают? Тебе не стыдно?
Я такие наезды всегда пресекал в принципе, поэтому ответил довольно грубо:
– Я с этим барабанщиком играю, и мне не стыдно, какой ни есть, он мой друг.
Вторым явился Горшок:
– Шура, ты серьезно?
– Вполне, а что?
– Да… ничего.
Потом Князь, прослышав об этом, похлопал в автобусе меня по плечу:
– Ну, ты и прикололся!
И уже через пару недель мне позвонила Машенька:
– Шурочка, а если серьезно? Мы ведь в печать отправляем. Но я был непреклонен.
Когда наша прекрасная группа стала наконец мегапопулярной, в дополнение к прочим радостям случалось мне сиживать в неформальной обстановке с кумирами моего детства. Оказалось, что музыканты «Алисы», «Аквариума», ДДТ, «Машины времени», «АукцЫона» и многих других – такие же люди. Причем с множеством своих, специфических музыкантских проблем или смешных историй, о которых поговорить ты можешь только с музыкантами. Остальные не поймут.
И столько я узнал всего интересного, что, естественно, захотелось записать. Но, увы, все истории были глубоко личными. Тогда я подумал записать, но не указывать имен, но в этом случае пропадала изюминка. И тогда я решил записывать только свои истории, благо писать я всегда любил и умел. Сначала это были просто забавные моменты. Потом смешные истории, приключившиеся с нами. Много записывал за Горшком во время наших путешествий. Начал было собирать дорожное творчество Князя, но перестал, ибо он и сам бережно относится к своим произведениям.
Записи я вел бессистемно, а главное, бесцельно. Так, ради любви к искусству. И вот, пожалуй, расскажу вам неинтересную историю. Просто потому, что она у меня есть, а я обещал рассказывать почти все.