т петь мои "Куклу колдуна", "Со скалы", "Ром", "Гимн Шута" и другие песни, если Горшок на них никогда не претендовал?» Ну, а музыкантам или чьим-то женам я свое творческое достояние дарить и вовсе не собирался.
Балу. Я правильно понимаю, что все-таки в какой-то момент ты просто забил на поиски баланса в ваших отношениях? Если на тот момент у вас существовала пресловутая монархия, то Горшок, не видя возражений с твоей стороны, вообразил себя единственным монархом, собрав свиту и вассалов под свои знамена? Или я упрощаю?
Князь. Все гораздо сложнее. Как помнишь, он не всегда мог ясно и понятно выражать свои мысли. Но если бы ты мог послушать его версию, наверняка, там бы тоже нашлись свои, возможно, объективные соображения. Как известно, по-своему правым может быть каждый, но истина одна. «Монархия» – «не монархия», странно, что эти понятия вообще употребляются при разборе жизни внутри музыкального коллектива. Я поговорил с некоторыми музыкантами и понял, что с ними меня вообще ничего больше не связывает. Так складывалась ситуация в последний год совместной работы.
Впервые за нашу историю я решил поменять тактику и не только прекратил с Горшком спорить, но и начал во многом уступать, кроме жизненно важных для меня вещей. Тактика успеха не имела. Он по синему делу кому-то похвастался, что я во всем признал его правоту. Так и не понял, что я просто забил и переключился на собственное творчество.
Балу. И все-таки, несмотря ни на что, я помню совершенно другого Горшка, который безумно куражился, был охренительно веселым собутыльником, пусть с ним и надо было держать ухо востро.
Князь. Умения покуражиться и весело побухать у него было не отнять. Боюсь, что ради этого он и жил. Ему надо было бы иметь несколько жизней, как у кошки, чтобы можно было менять изношенные угаром тела. О том, каким он был веселым парнем, знают все. Не знаю ни одного рокера, который плохо бы о нем отзывался. Горшок – это Горшок, и этим все сказано. Но в нашей внутренней системе порою все было гораздо сложнее. Наверное, выходит, как в фильме про Высоцкого: вместо всеми любимого творческого героя, идеала, глубокого и многогранного, людям показали зависимого наркомана. Мы оба были и ангелами, и чертями, и шутами. Мы подпитывали друг друга и стимулировали. В наши с ним отношения стали совать нос все, кому не лень: давать нам характеристики, рассуждать, кто кого достоин или не достоин. Но только знать, что там реально между нами, никому дано не было. Я и сейчас к высказываниям насчет Горшка очень ревностно отношусь, если честно. Сам часто говорю про него – или злюсь, или ставлю в пример. Я считаю, что наша с ним работа продолжается. Он снится мне. Мы общаемся. Я пытаюсь его вытащить, вернуть к жизни, сыграть с ним концерт, и всегда очень рад, что он снова пришел. А в моем телефоне по сей день его номер в записной книжке. Наша с ним встреча – это судьба. А в судьбу мы верили оба.
Балу. Как это все грустно. Однажды, когда Миха сорвался и заторчал, мне пришлось обойти все притоны у нас в районе, благо район мой родной, я всех знаю и меня все знают. И я предупредил всех барыг: если кто Горшку продаст героин, я мгновенно пойду и заложу его в ментовку. А если не буду знать, кто продал, то заложу троих или пятерых наугад. Если мне не открывали, я срезал звонки, выбивал двери, короче, навел шороху. В итоге Горшок заявился ко мне, и у нас с ним был большой скандал, чуть до драки не дошло. Но наследующий день он вернулся в семью. Хотя очень тяжело ему было. Я понимаю, что не от всех в то время можно было ждать таких поступков. Но ты же был его друг! Неужели там никого вокруг не было? Кто-то ведь должен был дать ему по башке и остановить! Больше всего я хренел с того, что Яха и другие музыканты вообще часто отрицали, что Горшок опять употребляет героин, не хотели этого признавать. Почему никто ничего не делал?
Князь. Незадолго до моего ухода из «КиШа» у меня появился товарищ Вахтанг Махарадзе, с которым мы нашли общий язык по многим аспектам жизни и работы. Мы начали активно сотрудничать, и я предложил ему стать моим агентом, поскольку жизненная ситуация не позволяла мне одинаково эффективно заниматься и творчеством, и урегулированием текущих дел, которые стали расти в «КиШе», как снежный ком. Мы обмозговали ситуацию с Михиной проблемой и решили, что неплохо было бы его подтянуть к нашим спортивным занятиям. Вахтанг ездил с нами на гастроли в качестве помощника директора и не понаслышке знал о том, что происходит с Горшком во время туров. Мы начали проводить культурную программу – приглашать Горшка на футбол (мы тогда активно играли), на пейнтбол. В пейнтбол он очень любил играть – у него просыпался какой-то детский азарт. На какое-то время можно было забыть, что у Горшка проблема с наркотиками, все негативное в такие моменты забывалось, потому что у него были детские игривые глаза, он бегал, как угорелый, и всех отстреливал. Потом у нас появилась традиция по вечерам ездить в сауну и бассейн, мы и туда стали звать Горшка – он приезжал со своей супругой. То есть мы хотели его приобщить. Периодически получалось, но потом как-то все затухло. Я решил, что дело тут нечисто, но не придал этому особого значения. Я же помню, как один раз Горшок подшился на год. И это был совершенно другой человек, у него появились планы на будущее, ему захотелось себя попробовать в других направлениях, например, в театре или кино, он стал вести какие-то переговоры. Я решил, что именно в этом он будет искать возможность дать бой своим старым привычкам. Он же еще до «Тодда» ходил на какие-то пробы, он там понравился, но ему не понравился сценарий. К сожалению, и в этом был очень неприятный момент, в гримерке я начал слышать фразочки типа: «Горшок, какой ты панк, если не пьешь!» Не от большого ума люди это говорили, конечно. Я пил коньяк, отворачиваясь от него, чтобы не искушать, но он все равно это сек. Сейчас я не пью вообще и понимаю, как это непросто, – особенно для человека, которому нравилось бухать. Горшок держался, но ему постоянно приходилось видеть пьяную группу. Вероятно, он с нетерпением ждал момента, когда срок подшивки закончится. Не знаю почему, но, когда Горшок подшивался, все начинали ядрено квасить. Вероятно, народ подсознательно отыгрывался за предыдущие пьяные и обдолбанные выходки Горшка.
Подводя итоги последних лет жизни Горшка, скажу следующее. Миха, как бы этого ни отрицал, очень зависел от публики. Он сильно менялся, когда попадал в социум. Сразу входил в образ. Во всех последних интервью выглядел он ужасно, но люди как будто ничего не замечали. Подростки верили всему, что он говорит. По жизни он был своего рода Дон Кихот, поскольку борьба с ветряными мельницами забирала колоссальную часть его энергии. Внешних врагов у него не было. Враги были внутри. Когда становишься знаменитостью и многие люди от тебя зависят, ты превращаешься в заложника, пленника своего ремесла. Человек погибал у всех на глазах, но никто не мог на этот процесс повлиять. И Горшок – далеко не единственный, кто сегодня выходит на сцену, имея в голове мысли о своих страшных болезнях, на лечение которых не хватает либо денег, либо времени, либо желания, либо поддержки близких. Друзья, вглядитесь в своих кумиров! Спасайте тех, кто уходит у вас на глазах! Не думайте, что раз он знаменит, то за ним зорко следят и денег на лечение у него полно. Бывает ровно наоборот: многие приносят себя в жертву толпе и в окружении гигантского количества людей становятся крайне одинокими. Будьте внимательны и старайтесь понять, когда человеку хлопать, а когда – скорую вызывать.
Свой уход в сорок лет Миха пророчил еще в пятнадцатилетнем возрасте. Он хотел выстроить свою жизнь как миссию, в конце которой – самопожертвование. Я искренне сожалею, что образ жизни исказил истинный его посыл.
92. Захаров. Продолжение
Балу. Серега, расскажи, как обстояли дела с алкоголем на гастролях, Горшок же подшивался, вроде.
Захаров. По-разному. Однажды даже мы все, включая Мишу, подписали бумагу о сухом законе, то есть, если кто выпьет, то будет серьезно финансово оштрафован. И подписать-то подписали, но все музыканты и техники стали думать, как же выпивать. Горшок мне сказал: «Серег, для меня важно, чтобы они в гостиницах не бегали пьяными и не шумели, чтобы я их не слышал и спокойно спал, понятно ведь, что они выпивать будут». И на самом деле в первой же поездке ребята выпивали подпольно, но Миха-то видел по лицам и чувствовал запах алкоголя. В какой-то момент он подошел и сказал, это было в аэропорту: «Серег, а зачем мы подписывали бумагу? Вот только что прошел Поручик и от него несет коньяком, другие накуренные, кто-то под коксом». Помню, еще Реник как-то прочел длинную речь о том, что техники не должны перед Михой пить, а потом напился пива и поехал к нему «по делам», типа по Ренику не заметно.
Балу. И я, да и читатели, от имени которых я задаю эти неприятные вопросы, мы не понимаем, а на хрена вы подписывали тогда эту бумажку? И, вообще, я понимаю, что ребята уже не могли не пить на гастролях, это не хорошо или плохо, это факт. Но можно же как-то сидеть в номере и не высовываться. По себе скажу, я, когда завязал, почувствовал на себе, что наличие бутылки рядом и в сотой доли не провоцирует так сорваться, как наличие кого-то, кто бухает и веселится рядом. Неужели непонятно было, что если у всех проблемы с этим, то у Горшка это уже БОЛЬШИЕ проблемы и не только с этим, и что если он сорвется, то будет гораздо хуже?
Захаров. Да там не только в алкоголе дело. Вот такая история была: Яша, Поручик и Паша обожрались разных непонятных некачественных запрещенных вещей, и им несколько дней было плохо. Панические атаки, трясучка и полный набор всех прелестей. В Казани на концерте Яша попросил все соло сыграть Каспера, так как у него руки были ватные, и он не мог ничего сыграть, а у Пора в Чебоксарах на середине песни вылетели палочки из рук, а он сидел и глазами медленно хлопал. Горшок был просто в непонятке, а Поручик подходил ко мне и спрашивал: «Серега, это же навсегда останутся такие психопаникоприходы, пойдем выпьем водки, я подснимусь». После водки его ненадолго отпускало, и так было несколько дней. По приезде в Питер я отвез Яшу домой по его просьбе. Он чего-то боялся и попросил помощи. Я вызвал наших врачей из Бехтерева, к нему домой приехала бригада с аппаратурой, сделали ЭКГ, которая была очень плохой, поставили капельницу и вливали в него феназепам ампулу за ампулой. Яша очень просил меня не уходить, пока врачи его не вырубят.