возь листву шишки и желуди. Устрашающе светились гнилушки и трещали под ногами ветки. То тут, то там проползали светлячки.
— Надо было мне отсидеться где-нибудь и сказать, что я тебя не нашел, — причитал Фрэд, сдирая паутину с лица одной рукой, тогда как другой держался за пояс Прохора, чтобы не отстать. Шут никак не отреагировал на его нытье, а упорно продолжал двигаться вперед. — Ты точно знаешь, куда идти? Мы не заблудимся?
— Иди молча! — прикрикнул на него дворцовый дурак. — И смотри ты под ноги, так и норовишь меня уронить. Тихо! — неожиданно скомандовал он.
И тут сердце Фрэда ушло в пятки. По ночному лесу разлетелся жуткий волчий вой. В добавок к этому налетел сильный ветер, который нагнал тяжелые свинцовые тучи, заслонившие собой и луну, и звезды, а спустя несколько мгновений по листве забарабанили первые капли.
— Только этого не хватало! — пробубнил писарь и поежился.
— Не переживай, — поспешил утешить его шут. — Вон, впереди свет мерцает, кажись, добрели мы до избушки лесника. Прибавь ходу, а то сейчас польет как из ведра.
Просить дважды Фрэда не пришлось. Тот преодолел оставшийся путь шагов в семьсот за считанные мгновения, будто являлся счастливым обладателем семимильных сапог. Ему стали безразличны и коряги, что путались под ногами, и ветки, цеплявшиеся за одежду, и даже треклятая паутина. Он мчался вперед, как ветер в чистом поле. Прохор еле поспевал за ним.
Действительно, посреди небольшой полянки стоял дом с высокой, покатой крышей, устланной лапником, а из каменной трубы, что возвышалась над ее коньком, в хмурое дождливое небо валили клубы сизого дыма.
Свои пыл служитель пера умерил только возле крыльца, срубленного из толстых бревен, дома лесника. Он отдышался и еще имел наглость крикнуть отставшему спутнику.
— Ну, долго ты там? Плетешься, как древняя кобыла!
Шут усмехнулся, поднялся по скрипучим ступеням, заглянул в зашторенное окно и постучал в дубовую дверь.
Внутри послышалась брань и неспешные, шаркающие шаги.
— Кого нелегкая принесла?! Дома надо сидеть, а не шарахаться по лесам. Ночь на дворе! — петли скрипнули и дверь распахнулась. На пороге появился хмурый старик, забеленный сединой, в домашних тапках, потрепанных штанах и стеганке. — Кто такие, чего надобно?!
Фрэд гордо выпятил грудь и вздернул подбородок.
— Я - королевский летописец! А это, — Он кивнул в сторону шута, — со мной. Уважаемый, мы совсем выбились из сил, блуждая по лесу. Нам необходим отдых, и еда. На чистую одежду я уже не надеюсь, а вот нашу нужно просушить. Едва не утонули в тутошних топях, благодаря некоторым, — и он с укором посмотрел на Прохора, закатившего глаза.
Старик еще раз смерил взглядом непрошеных гостей, о чем-то подумал и отошел в сторону, приглашая войти внутрь. Затем сам вышел на крыльцо, всмотрелся в темноту и с улыбкой закрыл дверь.
— Как говорится — будь как дома, путник, — крякнул хозяин и потер подбородок, — но не забывай, что в гостях.
Внутри дом оказался много лучше, нежели снаружи: стены обшиты обрезной доской, вероятно, с королевской лесопилки, пол устлан ковром с крупным ворсом, тоже не дешевое удовольствие. Повсюду канделябры со свечками, а вместо захудалой печки — самый натуральный камин, где полыхали и потрескивали дрова, выбрасывая вверх сноп искр. Над огнем висел большой котел, в котором, судя по запаху, бурлила мясная похлебка.
Почуяв запах, Фрэд облизнулся, а его живот издал оглушающий урчащий звук. Он несколько смутился и закончил раскладывать на полу промокшую одежду, оставшись в одних портках и рубахе. Прохор же не скинул даже куртку.
— Прошу отведать моей скромной снеди, — лесник дружелюбным жестом пригласил гостей к столу, что стоял возле занавешенного окна. — Как говорится, чем богаты, тем и рады.
Не успел хозяин закрыть рот, а писарь уже занял место и крутил в руках серебряную ложку, которую предусмотрительно вытащил из своей сумы. Прохор покачал головой.
— Премного благодарны тебе, отец. Ты уж извини, измучила нас дорога, да и, кажись, волки выли неподалеку…
— Волки?! — удивился старик. — Да откуда ж им взяться-то? Последнего в том году, вроде как, охотник Себастьян завалил. Хотя, времена нынче престранные, все может статься.
Лесник пожал плечами и направился к камину. Он снял с огня котел и вернулся к столу. Разлив по мискам похлебку, он выложил еще кое-какие припасы: соленые огурцы, свежие помидоры, грибную икру и кругаль хлеба. Фрэд сглотнул слюну и начал набивать рот всем подряд, стряхивая на пол крошки. Прохор ел не спеша, поглядывая на хозяина дома, а тот, в свою очередь, к еде даже не притронулся.
Насытившись, летописец вышел из-за стола, достал из сумы трубку, забил ее табаком и закурил, выпуская клубы дыма.
— Ох, и объелся же я, сейчас лопну! — расположился он на полу возле камина, глядя, как полыхают сухие поленья.
Шут отодвинул миску и поблагодарил старика.
— Спасибо тебе, отец, за сытный ужин. Что-то меня в сон потянуло. Нельзя у тебя переночевать на чердаке?
Дед принялся за уборку.
— От чего же… Можно, только наверху крысы вот такие, — Он развел руки в стороны, как заправский рыбак. — Я вам тут кину тулупчик, у очага.
— И на том спасибо, — Прохор слегка кивнул. — Еще раз прости нас за причиненные неудобства.
Старик свалил грязную посуду в чан с водой, прошелся по ней ветошью, смывая остатки пищи, и убрал в шкафчик, что висел над топчаном. Затем смахнул со стола крошки в ладонь и выбросил за дверь.
Снаружи громыхал гром, а в окошко просматривались сполохи молний. Судя по тому, что капли дождя не колотили с силой по стеклу, гроза проходила стороной, лишь слегка намочив листву и напугав припозднившихся путников.
— Ты, я смотрю, — обратился лесник к Прохору, — из образованных будешь. В благородной семье родился?
— С чего взял? — удивился шут.
— Ну как же?! — старик повесил над огнем котелок поменьше, едва не наступив на дымившего трубкой писаря, который что-то кропал в своей книге. — Спасибо-пожалуйста да будьте любезны, не то, что некоторые. Сейчас вода закипит, попьем отварчиков травяных.
Старик на мгновение скрылся за дверью ведущей в соседнее помещение, а вернулся, неся в руках два тулупа, которые бросил на Фрэда.
— Эй! — встрепенулся тот. — Поаккуратнее!
Толи время потекло быстрее, толи что, но горячее питье оказалось в руках гостей довольно скоро. Прохор, так и не раздевшись, развалился на полу рядом с Фрэдом. Старик потушил все свечи и сам пристроился на топчане.
— Хотите, расскажу вам на сон грядущий историю, что приключилась в одной далекой стране? — спросил дед.
— Что мы дети малые?! — возмутился писарь, грея пятки у огня.
— А я бы послушал, — толкнул его в бок рыжий весельчак. — Все лучше, чем твой бубнеж.
Он отставил полупустую кружку в сторону, повернулся на спину и заложил руки за голову. На потолке плясали причудливые тени, рождаемые пламенем камина. Хозяин дома немного покряхтел, поворочался, устраиваясь поудобнее и, наконец, заговорил.
— Уж не судите строго, рассказчик из меня, прямо скажем, никакой, но… К тому же могу и подзабыть самую малость. История необычная и сложено по-чудному, все в рифму, стихи называется. Я ее в таверне услыхал, когда в город по делам наведывался, тогда ее, правда, под музыку зловещую рассказывали…
Тут Фрэд не выдержал.
— Да хватит уже ходить вокруг да около, не томи. Я засну, а ты так и не начнешь!
— Ты ж не собирался слушать! — хмыкнул Прохор.
— Передумал, да и выбора нет.
Старик прокашлялся, привлекая к себе внимание.
— Все, начинаю.
Порою возвращает меня память
в тот страшный летний день,
когда бредя вдоль речки безымянной,
наткнулся я на труп несчастной женщины.
Она лежала, запрокинув свою голову,
на шее рану я увидел безобразную.
Откуда здесь она, босая, полуголая,
какой-то грязью непонятной вся измазана.
Но что за взгляд недобрый, что за ненависть,
с какой покойница смотрела на меня.
Воскликнул я, значенья слов своих не ведая:
- Не смей смотреть, меня во всем виня!
Не понимал свое я состояние,
ужасный взгляд затмил мое сознание,
и побежал я прочь от места этого.
Свели с ума проклятые глаза ее…
Бежал, пока совсем не обессилел я,
но, обернувшись, я увидел эту женщину.
Не может быть! Какой ужасной силою
был этот труп вдруг приведен в движение?
И тело мертвое столкнул я в речку быструю,
и понеслось оно, потоку подчиняемо.
А я опять бежать, что было сил моих,
и падал на пути, кричал отчаянно…
А нынче глянул я в окно, со сна опухший,
а под окном — размокший труп несчастной женщины!
Протер глаза — виденье растворилась!
Избавь, Господь, меня от тех воспоминаний!
Хлещет дождь который час, бьет вода по крыше.
На столе горит свеча, пламя тихо дышит.
Будто вечен этот вечер…
И никак душе моей не найти покоя.
Слышу шорох у дверей. Что же там такое?
Будто вечен этот вечер…
Слышишь, стерва, голос мой? Ты ведь где-то рядом!
Не стучись ко мне домой, мне тебя не надо!
Будто вечен этот вечер…
— Старик! — прошипел Фрэд. — А ничего повеселее нет? Ужасу нагнал, даже крысы с чердака убежали!
— Дык… — кашлянул тот. — Ну вот, сбил меня, окаянный, я забыл как там дальше.
— И слава богу! — зевнул Фрэд во весь рот и подбросил в угасающий камин еще одно полено. — Давайте спать. У нас завтра еще дел по горло.
— Это какие же дела могут быть в лесу? — заворочался лесник.
— Государственной важности! — закутался в тулуп писарь. — Королевский ягодник и грибник пропали. Я их ищу.
Тут закашлялся шут.
— Ну-ну, — хрюкнул старик. — Ищи…
А уже через минуту избу наполнил громкий храп хозяина дома и дворцового бумагомарателя, и кто заливался пуще, еще можно было поспорить.