– У меня, уважаемый, здесь все перед глазами. – Он опять показал за окно, за которым действительно как на ладони виднелся магазин.
– Стоял магазин заколоченный, потом привезли прилавки, шкафы какие-то, началась работа. Но плохо работали, у них никогда ничего не было. Как завезли в самом начале морковку и картошку, так у них все и гнило два месяца. К ним никто и не ходил. Не магазин, а недоразумение.
– А до этого магазин долго простоял закрытым?
– Год. Нет, больше.
Я выложил фотографию Гончарова.
– Этот человек вам знаком?
Мастер всмотрелся.
– Видел, как же.
– Он работал в магазине?
– Наверное. Встречал я его, по крайней мере.
– Долго?
– Что? – не понял он.
– Как долго вы его встречали? Год?
– Какой год? Говорю же – два месяца они проработали.
– А до того?
– А до того ничего здесь не было.
– И его вот – тоже? – Я указал на снимок.
– Конечно.
– А раньше? При прежнем хозяине?
– Так это когда было!
– Значит, не припоминаете этого человека? Не работал он?
– Нет!
Он так твердо ответил, что я понял – дальше спрашивать бесполезно. Гончаров здесь появился всего два месяца назад. Хотя говорил, что проработал грузчиком год, в этом самом магазине. И Нина Тихоновна это подтверждала. И Колпаков. Колпаков?! Я обомлел. Уж ему-то с какой стати было лгать? Он мне сказал, что директорствует десять месяцев. А на самом деле выходило не больше двух.
– Директора магазина вы знали?
– Лично не общался. Но видел.
– Он тоже только два месяца как появился?
– Они все появились вместе.
Оставалась последняя надежда.
– А продавцы у них откуда? Кто-то из местных?
– Нет. Пришлые.
– Точно?
– Я здесь всех в округе знаю, мастерская пятнадцать лет на этом перекрестке стоит.
Значит, и продавцов не сыскать.
Я спрятал фотографию Гончарова.
– А меня заснять не хотите?
– Что? – не понял я.
– Для передачи своей. Я видел, как вы с тем армянином сняли, который тоже по обуви мастер и вроде как главный армянский мафиози. – Мастер засмеялся, вспомнив сюжет со старым Ашотом, к которому приезжали рэкетиры. – Здорово получилось! Мне бы так!
– А вам зачем?
– Э-э, – сказал мой собеседник и поднял палец к потолку. – К армянину этому народ пошел! Потому как знаменитость. Он теперь, наверное, масло чаще ест.
– Я подумаю. Но не обещаю.
– Да я понимаю.
К вечеру я уже знал нечто такое, что еще больше запутывало дело, но кое-что и объясняло, как ни странно. Оказывается, никаких торгов по овощному магазину не было и никому он не передавался. К торгам его еще только наметили – на декабрь. А от зимы до лета срок немалый. О существовании человека по фамилии Колпаков тоже никто не ведал. Он появился из ниоткуда и исчез в никуда. Вместе со своими горе-продавцами. «Пришлые», – сказал про них обувщик. Именно пришлые. Пришельцы.
46
Я встретил Виталия на «Мосфильме». Приехал туда, Чтобы присмотреть павильон для съемок нашего очередного сюжета, и в одном из многочисленных кабинетов столкнулся с Виталием нос к носу. Он был с двумя телохранителями и выглядел не очень славно – наверное, обуревали проблемы. Сдержанно поздоровался и предложил:
– Поговорим?
Телохранители увязались за нами, но Виталий глянул на них – даже не сказал ничего, – и они поотстали. Не хотел присутствия рядом лишних свидетелей.
– Я как раз хотел с вами встретиться.
– Зачем? – спросил я.
– Сказать, что к происшедшему я не имею никакого отношения.
– О чем вообще речь?
– Об инциденте на Ленинградском проспекте.
Я хотел сказать ему, что у меня и в мыслях ничего подобного не было, но он меня опередил:
– Глупо было бы с моей стороны поступать так необдуманно. Я все-таки надеюсь, что мы сумеем договориться.
Он по-прежнему считал меня двигателем всего. Как будто я заварил всю эту кашу и стремительно развивал наступление, все больше и больше тесня его компанию. И он, оказывается, очень не хотел, чтобы случившееся на Ленинградском проспекте как-то связывали с ним, хотя и мог бы устроить нечто подобное, как дал понять. То есть, если я не иду на компромисс со «Стар ТВ», эти ребята могут обеспечить неприятности.
– И я жду ответа, – напомнил Виталий. – Предложение было сделано. Теперь слово за вами.
– Мне неясен предмет разговора.
– Зря вы так! – попенял Виталий, и мне показалось, что он взбешен. – Никогда нельзя свой успех воспринимать всерьез, как что-то постоянное. И те, кого вы вроде бы победили, еще достаточно сильны, чтобы сопротивляться!
– Это угроза?
– Никаких угроз! – Он все-таки умел владеть собой. – Вы можете продолжать делать то, что делаете, тесня нас из эфира и упиваясь собственной победой, но поверьте мне – даже с побежденными всегда лучше жить в мире, чем постоянно иметь под боком тлеющий костер недовольства. Той «Стар ТВ», которая была прежде, при Боголюбове, уже нет, все изменилось, поймите, и я хочу быть вам не врагом, а компаньоном. Вам гораздо выгоднее сохранить «Стар ТВ» как структуру, чем выплясывать на пепелище, обжигая собственные пятки.
– Это угроза? – опять повторил я. – Я, кстати, хотел кое-что у вас спросить. С Гончаровым – это я о его убийстве говорю – Боголюбова была идея?
– Не знаю.
Но глаза отвел, и я проявил настойчивость:
– И все-таки? Мы здесь одни, свидетелей ведь нет.
– Олег никогда не прощал хамства.
Откровеннее он вряд ли ответил бы. Но и так достаточно красноречиво.
– Хотелось бы думать, что лично вы не имели к этому отношения, – сказал я.
– Мне претят подобные методы. Говорю же, теперь все будет по-другому.
Я вздохнул, потому что мне предстояло его разочаровать.
– К сожалению, я не могу вам ничего сразу ответить. Сотрудничать с вами? Давайте это обсуждать. Но помочь в чем-либо, а тем более сохранить прежнее положение в эфирной сетке – тут вы обратились не по адресу.
– Вы ведь назначены генеральным продюсером.
– Такое предложение мне было сделано, но все пока очень зыбко, а точнее – совсем никак. И эфирной сеткой занимаюсь не я, а Касаткин. Если вы думаете, что я пойду к нему просить за вас, – этого не будет, я сразу предупреждаю.
– Значит, все останется по-прежнему?
– По-прежнему не остается никогда. Все изменяется.
Изменения кому-то идут на пользу, а для кого-то предвещают скорый крах. Как в случае со «Стар ТВ», например. Я не сказал этого Виталию, но он и сам все прекрасно понял.
– Значит – отказ?
– В этом плане – да, – честно сказал я.
Он кивнул, нахмурившись, щелкнул пальцами, подзывая своих охранников, и пошел по коридору прочь. Даже не попрощался. Это было плохое расставание, очень недоброе. Виталий уходил, унося в себе горечь и уверенность в том, что я был с ним неискренен и несправедлив.
47
Я позвонил Касаткину.
– Мне нужна ваша помощь, – сказал я. – Помните историю с фальшивым удостоверением? Ну, когда у нас пропал человек и я вас попросил навести справки в ФСБ?
– Помню.
– А нельзя ли было бы узнать, что им в тот раз удалось накопать?
– Тебе это зачем?
– Очень надо. Жизненно необходимо.
Я слышал, как Касаткин вздохнул.
– Зайди ко мне, Женя, – попросил он. – Поговорим. Прямо сейчас – хорошо?
Он был в кабинете один. Несколько пухлых папок громоздилось посередине стола, сразу бросаясь в глаза входящему.
– Я их выложил специально, – сказал Касаткин и прихлопнул верхнюю папку ладонью. – Чтобы показать, сколько у тебя накопилось неразобранных дел.
Намекал на мое назначение генеральным продюсером, что было лично для него делом давно решенным. Я сделал вид, что ничего не понял.
– Так я насчет ФСБ.
– А что там с ФСБ? – без особого энтузиазма осведомился Касаткин.
– У вас же связи, Николай Вадимович. Вот если бы вы смогли разузнать, что эфэсбэшники в прошлый раз накопали по Гончарову…
– Зачем тебе?
– Мне нужно знать, кто он, этот Гончаров, кем работал, откуда вообще взялся.
– Я думал, у тебя информация есть. Слышал, что ты целые досье на своих героев собираешь.
– Собираю. Но в данном случае вышла промашка. Все оказалось липой.
Касаткин недоверчиво воззрился на меня.
– Липа, и ничто другое, – подтвердил я. – Ничто из того, что рассказывал нам сам Гончаров и что о нем поведала его жена, не подтвердилось. Выдумки от начала до конца.
– Я не буду этим заниматься.
– Николай Вадимович! – с чувством сказал я, преданно заглядывая Касаткину в глаза. – Мне это очень важно!
– Для этих дел есть прокуратура или что там еще.
– Дело касается лично меня!
– Женя! – строго сказал Касаткин. – Забудь о своем расследовании! За нашим каналом и за тобой, кстати, тоже, тянется такой шлейф недобрых историй, что пора бы уже с этим покончить.
Все скандалы последнего времени – это удар по репутации канала, тут я с Касаткиным был согласен. Но глупо прятать голову в песок и делать вид, что ничего не происходит. Так я ему и сказал.
– Мы поначалу этого Гончарова приняли за чудика. Никогда было не понять, где он серьезен, а где лапшу на уши вешает. То он на заводе работал, а то двадцать лет в тюрьме просидел, по политической статье. Все выглядело как безобидный треп. И вдруг это убийство. Мне случившееся сначала казалось нелепостью, а когда мы биографию Гончарова копнули, совсем чуть-чуть, самый вершочек, – там вдруг такое открылось!
– Ну какое там открылось? – со вздохом спросил Касаткин.
– Там нет ни одного слова правды – в его биографии! Ни од-но-го! Миф, легенда, как хотите называйте, но нет никого, кто мог бы подтвердить его рассказы о себе.
– А тебе его биография нужна?
– Очень! Вокруг нашей программы происходят события, которым нет объяснения. Это как в случае с НЛО – видеть видят, а что к чему – загадка.
– Хочешь, поговорим откровенно?